Опубликовано: Гражданская война в России (1917 – 1922 гг.): взгляд сквозь десятилетия: Сборник материалов научной конференции. Самара, 2009. С. 439 – 450.
Изучение социальной истории России в эпоху социальных катаклизмов – относительно новая тема в отечественной историографии. Тем не менее, число монографий, посвящённых различным сюжетам этого периода, стремительно растёт [1]. Вместе с тем, повседневная жизнь Сибири этого периода остаётся по сути “terra incognita” для исследователей. Отличие Сибири от Европейской России и Урала в том, что она не всё время находилась в эпицентре событий, процессы были более замедленными и не такими выразительными. Но именно это обстоятельство и должно помочь вскрыть “структуры повседневности”, не столь ярко выраженные в других регионах.
Уездный город Томской губернии Новониколаевск был в глубоком тылу событий как на западном, так и на восточном фронтах. В ночь с 25 на 26 мая 1918 г. в городе произошла очередная смена власти: Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов был ликвидирован и восстановлена Городская дума. Этому предшествовало выступление частей чехословацкого корпуса. Руководитель выступления капитан Р.Гайда записал в своём дневнике: “После телеграммы Троцкого нужно было принять решение и выбрать из двух зол меньшее: или ждать когда на нас нападут и обороняться или самим нападать. Впервые на мою совесть ложилась такая тяжёлая ответственность… Вечером, как всегда, у водокачки играл полковой оркестр, на концерт которого собрались жители всего города и много красногвардейцев. Когда стемнело, то многие солдаты, по заранее отданному приказу, разошлись по городу. В 11 часов оркестр ушёл. Наступила мёртвая тишина. Около часа ночи над вокзалом высоко взлетела сигнальная ракета. Это бы условный сигнал к началу сражения [2].
Хотя руководители Совета к выступлению чехословаков готовились, но как вспоминал секретарь отдела труда Новониколаевского Совета М.Ф.Никитин, в распоряжении Новониколаевского Совета находился отряд Красной гвардии из 70 человек, основная часть Красной гвардии была отправлена в Читу для участия в подавлении восстания атамана Г.М.Семёнова, поэтому для Новониколаевского Совета было непосильным разоружить три эшелона чехословаков [3].
О выступлении чехословаков не догадывались даже члены Совета. А. П. Медведев вспоминал: «В мае 1918 г. (точно не помню какого числа) происходило пленарное заседание Совета, которое длилось часов до трёх утра. По окончании заседания мы шли домой с А. А. Денисовым, дойдя до проспекта, нами была замечена в стороне вокзала пущенная ракета, а примерно через час была слышна ружейная и дальше пулемётная перестрелка. Не имея никакого подозрения и даже мысли о выступлении чехов, мы с Денисовым решили, что эта стрельба производится находившимся в то время в Новониколаевске отрядом “Карла Маркса”, готовящимся к выступлению на семёновский фронт» [4].
Утром 26 мая началась обычная жизнь города. Горожане смогли прочесть объявление чехов о том, что они во внутренние дела России вмешиваться не будут и что их выступление вызвано необходимостью скорее уехать на родину; увидеть патрули сибирской народной дружины с бело-зелёными повязками на рукавах. У Дворца революции, куда приводили арестованных членов Совета, стала собираться толпа зевак.
Член Новониколаевского губернского комитета РКП(б) в 1918 г. С.Сафонова отмечала, что возле Дворца революции «мы увидели толпы черносотенцев, неистово кричащих: “Повесить их, повесить их!”… На третий день стали вызывать большевиков, объявили, что арестованные будут переводиться в коммерческий клуб. Переводили в течение дня группами в 30 – 40 человек. Вечерело... При выходе из управы, нас окружили конные офицеры. Их было много. На улице становилось темно. Мы шли по бывшей Кузнецкой улице. На улице стояли толпы народа. Одни смотрели на нас злорадно, другие – с участием [5].
Постепенно смена власти потеряла свою злободневность для обывателей и они перешли к своим будничным занятиям.
Приметой времени в городе стали беженцы и переселенцы. Их число в городе резко увеличилось. Если с января по май 1918 г. в Сибирь прибыло около 30 тыс. беженцев, то к октябрю 1918 г. их численность только в Новониколаевске достигала 20 тыс. человек [6].
Внешний вид беженцев был очень жалкий: Некто Д.Егоров написал по свежим впечатлениям стихотворение “Беженка”:
Красные голые ручки от холода
Ноженьки в рваных больших башмаках
Личико бледно худое от холода,
Слёзы на глазках и кукла в руках…
Греет едва ли ребёнка-владельца
Детских наследий – и куклы и слёз –
Рубище ветхое, скрывшее тельце,
Как только бог от могилы унёс [7].
“Бледные, измождённые лица, с детьми и своими скарбом производят тяжёлое впечатление. – Рассказывал корреспондент “Русской речи”. – Питательные пункты поставлены плохо и на почве питания происходят заболевания” [8].
Наплыв переселенцев вызвал дефицит жилых помещений. Так, если в начале июня 1918 г. можно было прочесть объявления о том, что сдаются одинокому 1 – 2 комнаты “без мебели с электрическим освещением, совершенно отдельным парадным входом, телефоном, удобством подходящее для доктора”; “большая светлая комната, здесь же продаётся мебель”; “комната для интеллигентных одиноких”; “две комнаты, при желании можно пользоваться кухней”; “две комнаты с обстановкой и правом пользования кухней”, то через месяц стали обычными объявления такого типа: “Вознаграждение 200 руб. за передачу или указание квартиры 3 – 5 комнат с двором для скота ”; “200 руб. тому, кто укажет квартиру в 3 – 6 комнат с удобствами в центре города” [9].
К концу октября не редкими стали объявления о найме квартир с заголовком “Цена безразлична” [10].
Дефицит квартир и комнат привёл к сдаче “углов” – в одной комнате стали помещаться по несколько семей. “Народная Сибирь” отмечала: «Обитатели “углов” страдают от недостатка воздуха, и кроме того помещение нескольких семей в одной комнате очень вредно отражается на нравах. За “угол” платят до 25 руб., причём хозяева комнаты обыкновенно страшно притесняют своих “квартирантов”» [11].
В связи с невозможностью снять квартиру или хотя бы “угол” стал обычным явлением захват земли и самострой. В сентябре 1918 г. служащий технического отдела инженер П.Протопопов сообщил в Новониколаевскую городскую управу, что самовольный захват земли производится уже давно, а в последнее время особенно усилился. Самовольно застроены целые кварталы как в центре, так и на окраинах. На Малой Ельцовке строятся целые посёлки. Поэтому составление протоколов будет “своего рода Сизифовой работой”, пока регистрируются захваченные участки, в других частях города “застраиваются и готовятся к протокольной регистрации всё новые и новые захваты” [12].
Кроме беженцев в городе размещались различные воинские команды и эвакуированные учреждения. Проблема была настолько острой, а аппетиты военного ведомства были столь огромны, что Городской голова Новониколаевска вынужден был послать в Омск генералу Думбадзе телеграмму следующего содержания:
– Благоволите выяснить, как понимать выражение – снабжение всем необходимым американских бойцов… город размещает кроме лечебных и штабных учреждений, 20 тыс. воинских чинов и 8 тыс. беженцев, более подыскать квартир нет возможности [13].
12 октября 1918 г. Новониколаевский городской голова сообщил министру внутренних дел, что “квартирный вопрос в городе дошёл до небывалой остроты. Не хватает помещений для нужд военного ведомства, ряд правительственных и общественных учреждений находится в указанном отношении в самых недопустимых условиях, нет зданий для школ… все свободные городские здания уже реквизированы военным ведомством. Между тем требования последнего к городскому самоуправлению на новые помещения для прибывающих войск и штабов продолжаются, вследствие чего в данный момент некоторыми организациями уже заняты школьные здания” [14].
Увеличение численности населения в Новониколаевске усилило безработицу. 24 июля на бирже труда предложили свою работу 44 мужчины и 33 женщины. 22 октября на бирже труда числилось безработных 191 мужчин и 66 женщин [15].
Но даже имея работу, не всегда можно было получать средства, достаточные даже для скудного существования. Из-за скудного содержания служащие Омской железной дороги низшего и среднего рангов “буквально бежали со службы”. Оклады колебались от 150 до 350 руб. в месяц, “невзирая на прогрессивный рост цен на предметы первой необходимости и квартиры”. Состояние железнодорожных служащих было “крайне нервным” [16].
Но вскоре получить даже скудное содержание стало проблематично.
19 ноября 1918 г. соединённая комиссия Новониколаевской городской управы и финансовой комиссии отметила, что городское самоуправление прекратило производить расчёт рабочих и служащих из-за отсутствия у города средств. Если расчёты в ближайшее время не будут произведены, то город может лишиться отопления, освещения, а вместе с городом и расположенные здесь войска. При этом деньги отсутствуют не только в частных банках, но и в государственном банке и в казначействе [17].
Расстройство городских финансов и невозможность наладить быт всё возрастающего населения города привели к антисанитарии. Станционные помещения были в “крайне антисанитарном состоянии” из-за увеличения пассажиропотока и огромного количества бездомных “обитающих на станции до приискания квартиры”. Корреспондент “Народной Сибири” отмечал: “Поистине положение этих людей не поддаётся описанию. Вечно в грязи, среди насекомых, в промозглой атмосфере проводят несчастные время на станции ” [18].
С наступлением оттепели весной 1919 г. улицы Новониколаевска превратились “в своего рода болота”. Сточных канав не было и снеговая вода заполняла улицы. На окраинах улицы не очищались и можно было встретить полуразлагающиеся трупы животных [19].
Комиссией городской управы 12 июня 1919 г. была осмотрена местность, примыкающая к холодильнику. В городском бору рядом с дачной дорогой комиссия обнаружила три ямы, куда сваливались отбросы с холодильника [20].
Спутниками антисанитарии и скученности населения стало распространение эпидемий.
30 июля 1918 г. в городе началась эпидемия холеры. За неделю с 30 июля по 5 августа в городе заболело холерой 19 чел., из них умерло 7 [21].
10 ноября 1918 г. Новониколаевский городской голова Скворцов сообщил губернскому комиссару Гаттенбергеру, что в местной тюрьме 4067 больных, из них 55 сыпным тифом, 28 – возвратным, 1 – брюшным. На них приходится 1 врач и 6 надзирателей. Нет ни белья, ни кредитов. 60 больных не изолированы от остальных заключённых, поскольку больницы прекратили приём больных ввиду их переполнения [22].
В июле 1919 г. городе больных тифом числилось 459 человек [23].
В августе 1919 г. объединённая уездно-городская медико-санитарная комиссия постановила признать Новониколаевск угрожающим по тифу, главным образом, сыпному, поскольку в некоторых расквартированных в городе полках заболеваемость достигала 50 % [24].
При этом нужды 120-тысячного населения города обслуживало не более 30 врачей разных специальностей [25].
Доктор Г.Копылов писал:
– Снабжение населения лекарственной помощью стоит в нашем городе весьма низко. Городские аптеки не принимают должного участия в заготовке медикаментов, так как городское самоуправление отказывает в денежных суммах и больные в 90 % уходят из аптек с рецептом в кармане, но без лекарств... в аптеках нет ни аспирина, ни салипирина, ни морфия, никаких других жаропонижающих и противопаразитных средств.
С востока привозили и привозят хоть и контрабандой много необходимых для больного населения вещей. Марлю, например, можно купить в городе в довольно большом количестве, но разумеется, по дорогой цене.
Но эта марля вряд ли попадёт в наши госпитали. Наших героев будут перевязывать корпией, как 50 лет тому назад, а марля пойдёт на цели, ничего общего с медициной не имеющие [26].
Другим спутником увеличения населения в обстановке общего развала стал рост числе преступлений.
Об убийствах и грабежах газеты писали как о повседневном явлении. Вблизи пароходной пристани “Колывань” утром 20 сентября 1918 г. на ехавших с пристани в Колывань пассажиров Иоськина, Ерленскова и Стрелкова напали трое грабителей, вооружённых “наганами” и кинжалами и отобрав 4000 руб., скрылись [27].
28 октября в половине седьмого вечера на Межениновской улице восемь вооружённых грабителей напали на И.В.Васильева и Н.И.Иванова, отобрали у Васильева деньги и вещи на сумму 4 тыс. руб., а у Иванова – на 120 руб. Грабители скрылись [28].
На Омской улице, 23 квартирантом Пушкарёва Алексеевым было похищено 2 081 руб. Алексеев прожил в квартире лишь 2 дня и после совершении кражи скрылся [29].
В апреле “среди бела дня” с 10 до 12 часов была обокрадена Вокзальная железнодорожная церковь. Злоумышленники взломали замок и похитили из кассы от 15 до 20 тыс. руб. [30].
День городского обывателя делился на две части: до обеда – поиски пропитания, вечером – развлечения. Об этом летом 1919 г. был написан фельетон:
|
Уф, жара!... Невыносимо!... Пылью в улицах несёт, Солнце жарит нестерпимо, Дует лёгкий ветерок… Обыватель торопливо За покупками идёт, Там его нетерпеливо Продавец давно уж ждёт. Шум и гам на барахолке, Целый день там гуторят, И торгует втихомолку, Спекулянтов целый ряд… |
День проходит… Вечереет, Золотится уж закат; Там, где тополь зеленеет Дышит свежий аромат… На проспекте оживленье: Всюду публика снуёт, И вперёд, и взад движенье, Час веселья настаёт… Цирк, театр и клуб открыты, Страсти движется волна, Злобы дня все позабыты До грядущего утра! [31]. |
Цены на продукты питания менялись “с головокружительной быстротой”. 4 октября 1918 г. пуд картофеля продавался на рынке по 7 руб., на следующий день – уже по 10 руб. [32].
С 25 октября по карточкам мука вместо 18 руб. 50 коп. продавалась по 23 руб. [33].
За год правления новых властей цены выросли в среднем в 2 – 2,5 раза: в июне 1918 г. мука стоила 14 – 22 руб. за пуд, в мае 1919 – 40 – 50 руб.; хлеб подорожал за этот период с 50 – 70 коп. за фунт до 1,3 – 1,5 руб. Некоторые товары дорожали ещё быстрее. Так, дрова выросли за год в цене с 20 до 120 руб. за воз [34].
Свобода торговли наряду с дефицитом привела к невиданной спекуляции.
Вот статьи из газеты “Народная Сибирь” за 18 июня:
“Наглость спекулянтов”:
– Спекулянты не стригут обывателя, а буквально обдирают его до костей… Алчность спекулянтов дошла до того, что чистильщик сапог на Николаевском проспекте за самую маленькую жестянку с чёрным кремом для обуви ломил вчера 4 рубля. Время приниматься за обуздание таких бессовестных стяжателей.
“Новая такса”:
– Местные парикмахеры со вчерашнего дня значительно подняли таксу за свою работу. Так, например, за бритьё вместо 50 коп., теперь берут 75 коп.
“Тяга за город”:
– Масса горожан по праздничным дням выбирается за город отдохнуть на лоне так ярко зеленеющей природы. Идут в одиночку, идут семьями и целыми компаниями. Всё больше идут пешком, так как за подводы берут слишком дорого: легковой извозчик до 2-й Ельцовки берёт в один конец 15 – 20 руб. [35].
С 29 октября прекратилась переправа через Обь на городском перевозе. Переправиться стало возможным только с частными лодочниками. Они брали за провоз “особенно дорого” – за перевоз лошади в упряжке брали 40 руб., за одиночного пассажира – 10 – 15 руб. [36].
Спекулировали всем. В связи с летней жарой стали спекулировать водой. “Народная Сибирь” писала:
– По Николаевскому проспекту теперь нередко встречаются бегущие мальчуганы, которые держат в своих руках вёдра воды и кружку, предлагая прохожим отведать за сравнительно низкую плату ключевой, но довольно грязной воды за плату “кто сколько даст” [37].
Успевали наживаться и на водокачках. Так, на водокачке Евстафьева цены на воду менялись ежедневно – за июль 1918 г. цена на бочку воды возросла с 15 до 45 коп. [38].
К сентябрю 1918 г. в городе стали иссякать запасы керосина. И мгновенно появились спекулянты, продающие керосин. Он продавался в “Кунсткамере” от 5 до 8 руб. за фунт. “Несмотря однако на такие бешеные цены, покупателей на этот товар очень много” [39].
Дефицитом стали спички. “Народная Сибирь” сокрушалась:
– Цена коробки спичек регулярно каждый день повышается на 10 коп. Спички позавчера продавались по 50 коп., вчера – по 60 коп., сегодня – 70 коп., а завтра, наверное, придётся платить 80 коп за коробку [40].
Из-за отсутствия в продаже стекла, стекольщики за оконное стекло брали по 10 руб. за штуку, «прямо-таки “обдирая” бедного обывателя» [41].
Не было учебников. Книжный склад “Союзбанка” сообщал, что учебников и тетрадей в продаже нет. Дефицит учебников был быстро учтён и мальчишки стали сплавлять «громадные “связки” различных учебников на “барахолку”» [42].
С приближением охотничьего сезона спекулянты занялись скупкой и продажей пороха. Скупали по 5 – 10 руб. за фунт, а продавали уже по 30 – 40 руб. Отсутствие мер безопасности приводило к взрывам пороха. Так, на барахолке в Камне при взрыве пострадал спекулянт и семеро случайных прохожих [43].
Ряды спекулянтов пополняли представители самых различных профессий. “Народная Сибирь” описывала:
– Есть агрономы, предлагающие купить спички, бывшие представители уполномоченных при самодержавном строе по заготовке хлеба предлагают лук, а бывший представитель по заготовке масла предлагает шерсть. Изящная дама, обращающая на себя внимание природной красотой и костюмами, спекулирует мылом и мешками, жена врача торгует пимами, провизор предлагает бараньи рукавицы, зубные врачи – кожу и мануфактуру [44].
Не смущали и возможные опасности при добывании предметов для спекуляции на востоке. Так, красноярская газета “Дело рабочего” и новониколаевская “Народная Сибирь” рассказывали о 12 торговцах, которые поехали за товарами на Дальний Восток, но были пойманы Семёновым и получили по 25 розог за “повторное нарушение правил фронта”. Среди пойманных были и “две почтенные фамилии горожан Новониколаевска”, которые не побрезговали заняться спекуляцией [45].
Спекулянты не гнушались и мошенничеством. Некто И.Демидов в феврале 1919 г. купил на базаре одну кипу мануфактуры. Дома он выяснил, что внутри мануфактуры лежат восемь досок, обшитых кошмой и обтянутой обрезками ситца [46]. Другой горожанин П.И.Тептин на толкучем базаре купил у неизвестных 340 фунтов чая на 12 тыс. руб. Позже выяснилось, что в свёртках вместо чая оказался кирпич. Продавцы успели скрыться [47].
Самым людным местом стали барахолки. Так, около здания вокзала образовался импровизированный рынок, могущий, впрочем, “похвастаться изобилием и разнообразием товаров”. Корреспондент газеты “Народная Сибирь” описывал:
– Там и тут понастроены убогие палатки, кое-где торчат жерди, на которых укреплены грязные полосатые одеяла и тряпки – это тоже “магазины”…
Торговки на лотках и в палатках держат все съестные продукты – масло, сыр, колбасу и пр. совершенно не защищёнными от внешних влияний. Также и хлеб. На продуктах мириады мух, этих главных разносчиков инфекций…
Милиция несколько раз делала попытки понудить торговцев соблюдать санитарный порядок, но бабы поднимают крик: “А, старый режим, сейчас мужей позовём” [48].
День подходил к концу и наступала очередь развлечений.
Жители Новониколаевска летом 1918 – осенью 1919 г. могли отдохнуть и развлечься в театрах и клубах города.
Первый народный электротеатр 11 и 12 июня 1918 г. демонстрировал первую серию “особо выдающейся на диво редкостной драмы с участием красавицы В.Ковецкой и Тамарова”: “То, что дороже миллионов”. Сверх программы предлагалась комическая драма “Квартирный кризис”, обещался “смех до слёз” [49].
Лучший электротеатр Диана 12 июня демонстрировал “небывало редкостную программу картин”: “Пусть будет сном, что вы меня любили” – драму в пяти “громадных” частях с участием “любимцев публики” А.В.Ребриковой, Л.Г.Терек, О.И.Фрелих и В.И.Васильева [50].
В июле жителям города предлагался “небывалый аттракцион”, “гвоздь программы столичных цирков” – Мотофозо – “человек или кукла?”. На днях обещалось благотворительное представление в пользу учениц второй женской гимназии [51].
С 10 октября электротеатр “Диана” предлагал “редкий по красоте и художеству шедевр русской золотой серии” – драму “Венчал их сатана” в пяти действиях: “Силою гипноза”, “Власть великого начала”, “От неба к бездне”, “Цветы зла”, “Торжество смерти” [52].
Цирк В.А.Камухина в субботу 5 октября предлагал спортивно-гастрольное зрелище, “состоящее из трёх выдающихся отделений”. Зрителям обещалась “эффектная программа” из “лучших сил цирка” и гастролёров; “со своим дьявольским полётом над куполом цирка” выступали “три чёрта”. Кроме них участвовали Золло, Лесная жаба, автор-куплетист Квятковский. Помимо этого боролись три пары Борисов – Максимович, Томсон – Роланд и Собесский – Андерсон [53].
Театр Махотина предлагал в воскресенье 11 мая 1919 г. известную комедию “Василий Сакердоныч г-н Фильтикультяпов”и известную оперетту “Жених и Попуга”. В понедельник 12 мая бенефис артистки Л.М.Литковской в известном фарсе в первый раз на сцене Новониколаевска “Весёлые купальщицы (грешнички)” в трёх действиях: 1. Мужья удрали; 2. В купальных костюмах. 3. Ночные похождения. Обещалась “масса смеха”, “всё пикантно”, “только для взрослых”. Во вторник 13 мая зрители приглашались на бенефис артистки Д.Н.Ольшанской и артиста А.А.Сафонова в фарсе в двух действиях “А ну-ка! Разденьтесь! Замени меня в постели” [54].
Русский цирк В.А.Камухина в субботу 10 мая приглашал на бенефис прима-балерины столичной сцены В.Г.Кельцевой и финальную борьбу чемпионата Дмитриев – Мартынов, Богатырёв – Заикин, бокс Томсона – Лацгальфа [55].
Сал-театр Альгамбра приглашал на опереточно-комедийную труппу под управлением К.М.Адамова и В.Г.Валерианова, предлагавшую фарс в 3-х действиях “Торжество козлоногих” [56].
Политическая борьба, “спасение города от большевизма” – всё это оставалось вне кругозора обывателя. Его не интересовало состояние армии, смертность от эпидемий, то есть всё то, что не затрагивало личного интереса и благополучия. “Русская речь” поместила фельетон “На разных языках”:
– Дело в том, Пётр Петрович, что борьба может и должна быть именно такой: решительной, быстрой, молниеносной, чтобы противник и глазом не успел моргнуть как…
– Да, Иван Иванович… Если бы так все думали, хорошо было бы. А то ведь у нас: один говорит – борись не на живот, а на смерть; другой твердит об идейности и том, что в политической борьбе нет правых, нет виноватых…
– Какая там идейность? Какая к чорту политика? Под ножку или как там и на обе лопатки.
– Да Вы про что, собственно, Иван Иванович!
– Как про что?... Да конечно про Мартынова и Заикина.
– Ах, вон что… А я думал: про Россию с большевизмом… про Россию… До свидания…
– Всего хорошего… Побегу за билетом: сегодня окончательная и решительная [57].
Власть оказалась чуждой населению: ни эсеровские правительства, ни колчаковский режим не смогли удовлетворить ни насущные, ни коренные интересы основной массы населения Сибири. Не смогли они предложить и какой-нибудь национальной идеи, кроме борьбы с большевиками. Поэтому они не получили поддержки населения и потерпели закономерный крах.
1. См., напр.: Революция и человек: быт, нравы, поведение. М., 1997; Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны. СПб., 2000; Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917 – 1922 гг. М., 2001; и др.
2. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. П-5, оп. 4, д. 1524, л. 37.
3. Никитин М.Ф. Незабываемое прошлое // Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904 – 1920). Новосибирск, 1959. С. 77.
4. ГАНО. Ф. П-5, оп. 2, д. 825, л. 22.
5. Там же. Л. 48.
6. Народная Сибирь. 1918. 27 (14) июня; Русская речь. 1918. 3 окт.
7. Народная Сибирь. 1919. 11 сент.
8. Русская речь. 1919. 11 июля.
9. Народная Сибирь. 1918. 16 (3) июня; 5 (22) июля.
10. Там же. 27 окт.
11. Там же. 12 окт.
12. ГАНО. Ф. Д-97, оп. 1, д. 270, л. 74, 75.
13. Народная Сибирь. 1918. 5 окт.
14. ГАНО. Ф. Д-97, оп. 1, д. 258, л. 177.
15. Народная Сибирь. 1918. 26 июня; Русская речь. 1918. 25 окт.
16. Народная Сибирь. 1918. 13 окт.
17. ГАНО. Ф. Д-97, оп. 1, д. 243, л. 141.
18. Народная Сибирь. 1918. 17 окт.
19. Русская речь. 1919. 17 апр.
20. ГАНО. Ф. Д-97, оп. 1, д. 345, л. 40.
21. Народная Сибирь. 1918. 7 авг.
22. ГАНО. Ф. Д-97, оп. 1, д. 246, л. 7.
23. Там же. Д. 271, л. 169.
24. Правит. вестник. 1919. 14 авг.
25. Народная Сибирь. 1918. 11 окт.
26. Там же. 4 окт.
27. Там же. 2 окт.
28. Русская речь. 1918. 30 окт.
29. Там же. 1919. 9 марта.
30. Там же. 26 апр.
31. Там же. 1 июня.
32. Народная Сибирь. 1918. 5 окт.
33. Русская речь. 1918. 1 нояб.
34. Народная Сибирь. 1918. 12 (30) июня; Русская речь. 1919. 6 мая.
35. Народная Сибирь. 1917. 18 (5) июня.
36. Русская речь. 1918. 1 нояб.
37. Народная Сибирь. 1918. 2 авг.
38. Там же. 2 авг.
39. Там же. 1 окт.
40. Там же. 5 окт.
41. Там же. 6 окт.
42. Там же. 12 окт.
43. Русская речь. 1918. 4 окт.
44. Народная Сибирь. 1918. 12 окт.
45. Дело рабочего. 1918. 19 сент.; Народная Сибирь. 1918. 7 сент.
46. Русская речь. 1919. 12 февр.
47. Там же. 20 февр.
48. Народная Сибирь. 1918. 11 сент.
49. Там же. 12 (30) июня.
50. Там же. 12 (30) июня.
51. Там же. 5 (22) июля.
52. Там же. 4 окт.
53. Там же. 5 окт.
54. Русская речь. 1919. 10 мая.
55. Там же.
56. Там же. 5 июня.
57. Там же. 10 мая.
Добавить комментарий