АБОРИГЕННАЯ (ИНОРОДЧЕСКАЯ) ПОЛИТИКА РОССИИ В СИБИРИ, комплекс правительств. законодат. установок и практич. мероприятий, определявших осн. параметры рус.-абориг. отношений, политико-правовой статус сиб. аборигенов, их адм.-тер. устройство и соц.-экон. положение. Включение в состав России полиэтничных территорий требовало особого внимания моск., а затем петербург. пр-ва к абориг. фактору. Господствовавшая в стране авторитар. форма правления, гипертрофир. роль гос-ва во всех сферах жизни, в т. ч. в экономике, изначально сделали корен. народы Сибири объектом эксплуатации. В аборигенах гос-во видело прежде всего податных, затем иноверцев и обращало внимание именно на это, а не на нац. принадлежность. Такая установка, с одной стороны, обусловила отсутствие в России до нач. XX в. целенаправленной нац. политики, с др. – способствовала интеграции сиб. народов в рос. социум, что со временем стало осн. целью А. п. При этом интеграция аборигенов, представлявших конгломерат этнич. образований с разным уровнем соц.-полит. орг-ции, имевших различ. хоз. уклады, культуры, менталитет, осуществлялась постепенно и поэтапно.
В ходе присоединения Сибири А. п., не имея выраженного идеол. оформления, определялась задачами полит. подчинения и включения в рус. подданство сиб. народов, закрепления новых территорий за Россией. Ее осн. установки отражали предшеств. опыт Московского княжества, затем опыт гос-ва по «собиранию» рус. земель и взаимодействию с нерус. и неправосл. народами Урала и Поволжья. Были восприняты мн. элементы политики Зол. Орды в отношении покоренных народов, а также учтена этнополит. ситуация в Сибири и на ее границах, числ. и плотность населения на отд. территориях, хар-р соц.-полит. связей между сиб. этносами, в т. ч. практика данничества и т. н. кыштымства. Но при всей вариативности применительно к присоединению отд. земель и народов принципы А. п. в Сибири на протяжении кон. XVI – нач. XVIII в. практически не менялись. В их основе лежало сочетание сотрудничества, в первую очередь с нерус. воен.-полит. элитами, и прямого насилия и администрирования. Ведущей целью А. п. являлось обложение аборигенов ясаком, к-рый на данном этапе имел не только финанс. значение, обеспечивая пополнение казны пушниной, но и полит., выступая гл. показателем подданства и признания рус. власти.
Рассматривая аборигенов прежде всего как плательщиков или потенц. плательщиков ясака, гос-во стремилось сохранить и увеличить их число, поэтому предписывало сиб. администрации и землепроходцам поступать с ними «ласкою», а не «жесточью», «от обид и от продаж и от насильства оберегать». Малочисленность рус. вооруж. сил в Сибири, значит. территор. дисперсность воен.-адм. пунктов (острогов и городов) также заставляли пр-во и мест. власти искать мирные пути взаимодействия с сиб. народами и на первых порах даже заручаться их поддержкой. Это выражалось в форме воен. союзов, когда нек-рые этнич. группы выступали в кач-ве федератов (напр. кодские и сургут. ханты, еуштинские татары, алт. телеуты), в зачислении на службу отд. представителей родоплеменной верхушки (напр. кодских князей Алачевых, тунгус. князей Гантимуровых, ряда якут. тойонов) и рядовых улусных людей, в формировании из аборигенов подразделений в составе рус. гарнизонов (служилые сиб. «юртовские» татары, «выезжие» телеуты). Кроме того, рус. власть стремилась опереться на мест. знать, привлекая ее к упр-нию соплеменниками, в первую очередь к сбору ясака, но одновр. ставя ее под свой контроль. Такое сотрудничество способствовало укреплению рус. власти, а также использовалось для дальнейшей территор. экспансии.
Применение против аборигенов вооруж. силы разрешалось лишь в случае сопротивления, под к-рым понималось не только вооруж. противодействие, но и просто отказ платить ясак. Для избежания сопротивления или его прекращения предлагалось захватывать заложников-аманатов из числа родоплем. верхушки. Одновр. аманатство считалось гарантией исправной уплаты ясака сородичами. Поначалу допускалось взимание ясака в размерах, на к-рые были согласны сами аборигены, а также одаривание взамен ясака подарками (метал. изделиями, бусами, тканями, хлебом, зеркалами и т. п.), что напоминало дарообмен или меновую торговлю. Но достаточно быстро власть стала требовать точно фиксир. размера ясака и переписи всех ясачноплательщиков, в результате чего ясак превращался в разновидность гос. налога. Включение в подданство сопровождалось также приведением абориг. верхушки к присяге-шерти и передачей ей царского «жалованного слова». То и другое содержало в себе элементы хотя и неравноправного, но договора, фиксировавшего взаимные обязательства: аборигены должны платить ясак и хранить верность, взамен чего рос. государь предоставлял им право проживать и хозяйствовать в р-нах их исконного обитания, обещал держать их «в своем царском милостивом призрении» и «оберегать накрепко». Рус. сторона однозначно трактовала шерть как признание аборигенами своего подданства («вечного холопства»), тогда как аборигены могли воспринимать ее в зависимости от своей воен. силы и хар-ра взаимоотношений с рус. властью как равноправный союз или мирный договор (напр., в XVII в. алт. телеуты и енисейск. кыргызы, в XVIII в. – чукчи).
На этапе присоединения рус. сторона, довольствуясь формал. признанием аборигенами власти «белого царя» и уплатой ясака, оставляла без изменений соц.-патестарную орг-цию абориг. об-ва, просто включая ее в рус. гос. систему: абориг. община превращалась в фискал. ясачную волость и приобретала нек-рые, еще весьма аморфные, адм.-тер. очертания наподобие рус. волости. Исключение составили только татары сибирские, чья родоплем. знать была частично вывезена в Москву, но большей частью зачислена в состав сиб. служилых людей и как таковая прекратила свое существование. Во внутр. устройство и упр-ние ясачных волостей рус. власти старались не вмешиваться, предоставляя родовым князькам, мурзам, тойонам, нойонам, шуленгам и др. все полномочия, порой весьма широкие. В частн., значит. автономию сохраняли Кодское и Обдорское княжества. Ни в Сибирском приказе, ни в мест. воеводских избах не существовало ни отделов, ни чиновников, к-рые бы спец. занимались вопросами упр-ния аборигенами. Влияние рус. администрации на внутр. жизнь абориг. об-ва ограничивалось, как правило, только взиманием ясака, разрешением конфликтов между рус. и абориг. населением и расследованием полит. («измена», «бунт») и наиб. круп. уголов. преступлений. К кон. XVII в. проявляется стремление рус. властей передать ясачный сбор в руки родоплем. верхушки, к-рая бы сама доставляла ясак в города и остроги.
Заинтересованная в исправном поступлении ясака в казну, центр. власть стремилась оградить ясачных от произвола и разорения со стороны сиб. управленцев и рус. людей (в первую очередь служилых и пром. людей). Категорически запрещались всякие насилия и злоупотребления в отношении ясачных, вынесение им смерт. приговора без санкции Москвы. Ясачные имели право подачи челобитных с жалобами и просьбами. В ответ они, как правило, встречали поддержку и понимание властей, к-рые довольно оперативно реагировали на их прошения. Из фискал. соображений пр-во запрещало русским брать с ясачных долговые расписки на сумму выше установленной законом, превращать их в холопов или к.-л. образом обращать в зависимость, торговать ими и привозить «на Русь», вести торговлю с ними. На протяжении XVII в. пр-во пыталось ограничить и даже запретить посягательство рус. поселенцев на земел. (особенно лес.) угодья аборигенов, не нарушать их традиц. форм землепользования. Поземел. споры рус. власти обычно решали в пользу аборигенов. При этом, однако, гос-во всемерно поощряло расширение рус. земледелия, что неизбежно приводило к захвату «ясачных» земель рус. поселенцами. Такой подход давал видимый полит. эффект: ясачные люди, обращаясь с жалобами к царю, привыкали видеть в нем единств. защитника своих интересов, что укрепляло их фактич. подданство.
Фискал. задачами определялась и религ. политика. Поскольку крестились, как правило, выходцы из ясачноплательщиков, в целях сохранения большей числ. последних запрещалось насильств. крещение и не проводилась массовая христианизация. Гос-во стремилось пресечь «миссионерскую» инициативу служилых людей и воевод, вынуждавших к крещению ясырей-пленников из числа аборигенов с целью закрепления их за собой в кач-ве холопов. Крещение допускалось только добровольное и обычно в том случае, когда новокрещеных предполагалось зачислить в служилые люди.
Реальная практика и действия сиб. администрации и командиров воен. отрядов вносили существ. коррективы в эти правительств. установки. Во-первых, далеко не все сиб. народы сразу и безусловно признали рус. власть. Мн. из них оказали вооруж. сопротивление. В результате служилым людям приходилось достаточно часто применять оружие, что в целом соответствовало правительств. указаниям, предписывавшим в случае отказа аборигенов от подданства и уплаты ясака подчинять их силой. Во-вторых, обещания пр-ва защищать аборигенов от произвола со стороны мест. администрации реализовывались слабо. Насилия, вымогательства, грабежи, обман почти неизменно сопровождали сбор ясака. Ситуация осложнялась вторжением пром. людей в охотничьи угодья мест. населения, занятием его родовых земель крестьянами, торг.-ростовщич. деят-тью купцов. Вопреки всем запретам в Сибири было широко распространено похолопление аборигенов (из числа пленных или должников). Все это на этапе присоединения нередко вызывало отпор со стороны ясачноплательщиков, приводило их к «шатости» и «измене», вплоть до вооруж. восстаний. Однако, несмотря на значит. расхождение между правительств. предписаниями и действиями сиб. властей и служилых людей, установка пр-ва на бережное отношение к аборигенам не была лишь благим пожеланием – она ограничивала произвол и давала правовую возможность искать управу на обидчиков. Увлекавшиеся грабежом воеводы и ясачные сборщики нередко попадали под следствие и несли наказание. Суровые меры к аборигенам рус. администрация применяла редко. Главным было не покарать, а вернуть в ясачный платеж. Вследствие такой политики большая часть ясачных, обитавших в погран. р-нах и бежавших в разные годы из рус. пределов, возвращалась назад.
А. п., в первую очередь использование института зависимости «слабых» народов от «сильных» (выплата дани, сопряженная с аманатством, шертованием и невмешательством во внутр. жизнь зависимых), облегчила Москве подчинение мн. сиб. народов, способствовала их относительно мирному и быстрому включению в соц. и гос. структуру России. Однако в этой структуре сиб. народы на этапе присоединения Сибири и нек-рое время спустя имели особый статус. С одной стороны, становясь ясачными, они превращались в подданных рос. самодержца, в одно из податных сословий, не подвергались к.-л. дискриминации, но и не имели к.-л. привилегий, что, в частн., выражалось в их нейтрал. наименовании «люди», изредка «народ», «мужики», с добавлением указания на этнич. (братские, корякские, якутские и т. д.), соц. (лучшие, улусные, черные), политико-податную (ясачные/неясачные, мирные/немирные, неприятельские и т. п.) принадлежность и изредка на род занятий (напр. «кузнецкие люди», т. е. владеющие навыками кузнеч. ремесла). С др. стороны, с кон. XVI в. до 2-й пол. XVIII в. сиб. аборигены официально именовались «иноземцами», что выделяло их как представителей «иных», т. е. не собств. русско-правосл., земель. Этот соционим применялся как обобщенное наименование жителей всех иностр. гос-в. Соотв., сиб. «иноземцы» еще не рассматривались властью как полностью включенные в рос. социум. Кроме того, на юге Зап. Сибири, где столкнулись интересы России, Джунгарского ханства, гос-ва Алтын-ханов, енисейских кыргызов и алт. телеутов, рус. власть, не имея достаточных вооруж. сил, пошла на признание системы многоданничества, с кон. 1660-х гг. – русско-джунгар. двоеданничества.
В XVIII–XIX вв. правительств. политика в отношении сиб. народов, сохраняя в целом свою охранит. направленность, существенно изменилась. В Сибири увеличивалось славян. население за счет миграции, естеств. прироста и ссылки. Падение пушного, прежде всего соболиного, промысла и приоритет. внимание пр-ва к развитию в Сибири земледелия, горнодобыв. пром-ти и торговли как осн. источников пополнения казны привели к тому, что гос-во стало рассматривать аборигенов не только как ясачноплательщиков – поставщиков пушнины, но и как потенц. хлебопашцев. Сильное влияние на А. п. оказали европеизация, модернизация и бюрократизация гос-ва, а также идеи патернализма и Просвещения, взятые на вооружение самодержавием. Сиб. народы стали рассматриваться как «дикие», за ними не признавалось право на самобыт. развитие, их, наоборот, требовалось просвещать, цивилизовать и приобщать к гос. правопорядку и рус. культуре, прежде всего христианству, оседлости и земледелию. Такой подход обосновывался стремлением гос-ва изменить образ жизни автохтон. населения, в т. ч. путем администрирования и регламентации. С сер. XIX в. в правительств. и обществ.-полит. мысли оформилась идея великого жребия России – спасения «диких» племен собств. культур. влиянием. Следствием новаций стали постепенный отказ гос-ва от особого (ясачного) статуса аборигенов и стремление уравнять их по соц.-правовому положению с рус. крест-вом, полностью включив тем самым в рос. социум. Но изменения шли медленно, без быстрых и корен. реформ, что в целом обеспечило успех правительств. мероприятий и их относит. безболезненность для самих аборигенов.
В ходе податной реформы Петра I сиб. ясачные люди в 1724 были формально отнесены к разряду гос. крестьян, помимо уплаты ясака на них стали распространяться иные ден. и натур. повинности в пользу казны (сборы на содержание дорог, почты, перевозка казен. грузов и т. д.). С 1720-х гг. вводится юр. оформление поземел. прав сиб. «иноземцев». Если ранее они владели землями по праву проживания и хозяйствования на них, то теперь обязаны были получить соотв. документ от рус. властей. Особенно это касалось тех, кто обитал в юж., пригодных к с. х. р-нах, активно заселявшихся крестьянами. Указ 1734 уравнял аборигенов в поземел. правах с рус. населением, их земли объявлялись казенными и как таковые могли использоваться по усмотрению гос-ва. Документирование прав на землю сопровождалось ее межеванием, определением размеров и границ, что порождало многочисл. поземел. споры между разными категориями земледержателей. В результате в отношении земли аборигены попадали в полную зависимость от рус. администрации, обычной стала практика земел. переделов в гос. интересах (напр., отвод абориг. земель во владение казакам или крестьянам). Одновр. принимались меры, стимулировавшие переход опред. групп аборигенов (татар, бурятов, якутов) к оседлости и занятию хлебопашеством. В 1767 таким оседлым земледельцам было разрешено вместо ясака вносить ден. подушную подать наравне с рус. крестьянами.
Со 2-й пол. XVIII в. гос-во в соотв. с общими процессами адм. унификации берет курс на ликвидацию автономии абориг. об-в путем фактич. включения их традиц. институтов власти в существующие соц. структуру и систему гос. упр-ния и фиска. Избегая открытого вмешательства во внутр. дела абориг. общин, власти пошли по пути усиления адм. роли родоплем. знати. Принципы этой политики были заложены в инструкции С. Л. Владиславича-Рагузинского 1728 (она была разработана для Забайкалья, но оказалась применима ко всей Сибири), развиты в указах 1730–50-х гг. и закреплены сенатской инструкцией 1763 секунд-майору А. Щербачеву, возглавившему т. н. Первую Ясачную комиссию («Комиссию о расположении ясака» 1763–69). Деят-ть этой комиссии заметно реформировала упр-ние сиб. «иноземцами». По ее предложению упразднен институт ясачных сборщиков, отменялась практика аманатства, сбор ясака передавался в руки родоначальников (князцов, тойонов, тайшей, зайсанов, шуленг, старшин и пр.), чьи функции регламентировались, разрешалась замена пушнины деньгами, при взимании ясака вводилась круговая порука: по образцу общины крестьянской за исправный платеж ясака стали отвечать целиком податные ясачные единицы – род, улус, волость. Передача сбора ясака в руки родоначальников усиливала их позиции в абориг. об-ве. Этому же способствовала введенная на отд. территориях система «отпускных билетов», согласно к-рой ни один родович не имел права выехать за пределы своей волости далее 30 верст без разрешения родоначальника. Тенденция опоры гос. аппарата на родоначальников нашла выражение в ряде частн. адм. распоряжений сиб. губ. властей нач. XIX в.
К кон. XVIII в. родоплем. знать стала делиться на «жалованных» и «рядовых». «Жалованные», чья числ. была незначительна, получали особые жалованные грамоты и патенты, подтверждавшие их «достоинство», наследственно занимали должности по упр-нию, а нек-рые уравнивались в правах с рос. дворянами (напр., остякские князья Тайшины и Артанзеевы, тунгус. князья Гантимуровы, татар. мурзы Кульмаметевы). «Рядовые» родоначальники выбирались населением ясачной волости в осн. из числа родоплем. знати с последующим утверждением губ. властями. Периодичность выборов не оговаривалась и в разных р-нах у разных территор. групп аборигенов была разная: ежегодные перевыборы – преим. у оседлых, фактически пожизненное и даже наследств. занятие должности – у кочевников. Получая от гос-ва офиц. права на упр-ние сородичами, родоначальники утрачивали остатки полит. автономии и превращались в особый разряд гос. чиновников. Им выдавались спец. знаки адм. достоинства – медали, значки, мундиры, кортики и т. п., а у кочевых народов (бурятов, якутов) – иногда и чины, соответствовавшие низш. классам «Табели о рангах». Рус. администрация предоставляла родоначальникам большие полномочия, но на практике степень их влияния на подведомств. население зависела не от желания властей, а от реальных соц. отношений, существовавших у того или иного народа.
С нач. XVIII в. в целях достижения конфес. сплоченности сиб. населения и превращения аборигенов в настоящих подданных правосл. монарха стала проводиться политика их массовой и даже насильств. христианизации. В Сибирь отправляются спец. духов. миссии. С 1703 прекращается практика освобождения от ясака при принятии крещения, но с 1720 новокрещеным стали предоставлять 3-летнюю льготу по уплате ясака и «всяких государственных сборов». Для распространения христианства началась подготовка священников из крещеных аборигенов. В 1764 в сиб. епархиях учреждены спец. штаты проповедников-миссионеров. К кон. XVIII в. почти поголовно были крещены ханты (кроме нижнеобских), манси, селькупы, якуты, прибайкал. буряты, ительмены. Значит. меньшие успехи христианизация имела среди народов, кочевавших в тайге и тундре, – тунгусов, энцев, ненцев, нганасан, коряков, а среди буддистов-ламаистов (забайкал. бурят) и мусульман (татар) она вообще не получила распространения. Правительств. политика в отношении буддизма и ислама из неприязненной в 1-е десятилетия XVIII в. (запрет их распространения, ограничения в стр-ве мечетей, дацанов, кумирен) стала либеральной и толерантной, но ориентир. на то, чтобы поставить обе религии под контроль гос-ва и оградить рос. подданных – мусульман и буддистов – от религ.-идеол. влияния из-за границы. В 1741 был установлен штат лам и утвержден глава забайкал. ламаизма, с 1784 введено гос. жалованье для мулл, в 1788 в Уфе учреждено духовное собрание «для заведывания» рос. мусульманами и назначен их глава – муфтий. Никаким притеснениям по конфес. признаку мусульмане и буддисты не подвергались.
Изменение статуса сиб. «иноземцев» в сторону признания их полноценными подданными, равными в своем положении со свобод. сословиями империи, нашло выражение в предоставлении им права избрания депутатов в Уложенную комиссию 1767–68. Из офиц. лексики постепенно исчезает соционим «иноземцы», к-рый с нач. XVIII в. заменяется соционимом «иноверцы», а с кон. XVIII в. – «инородцы». Во 2-й пол. XVIII в. пр-во предприняло попытки разработать единый законодат. акт о правовом положении народов Сибири.
Патерналист. политика гос-ва стала мягче, но не устраняла полностью негатив. последствия ясачного режима. Мест. власти, служилые люди и купцы, хотя и в меньших масштабах, чем в XVII в., продолжали разными способами обирать аборигенов. Массовый хар-р приняло занятие переселенцами-крестьянами их земель. Широкое распространение получили обращение «иноземцев» в холопов и торговля ими. В этом гос-во демонстрировало противоречивую позицию, обусловленную его стремлением, с одной стороны, защитить ясачноплательщиков и ограничить кол-во душевладельцев, а с другой – расширить права дворянства на зависимых людей и способствовать христианизации «иноверцев». Рядом указов 2-й четв. XVIII в. запрещалось держать в невольниках (дворовых людях) некрещеных аборигенов. Это привело к их крещению, что давало право на владение и торговлю «крещеным товаром». Гл. рынками «работорговли» являлись Якутск, Томск, Тюмень, Тобольск, Ямышевская и Семипалатная крепости. Указ от 1757 легализовал эту торговлю и рекомендовал владельцам крестить невольников. С нач. XIX в. пр-во берет курс на ликвидацию в Сибири института дворовых людей из числа корен. жителей. Указ 1808 разрешает их покупку, но без права перепродажи, и предписывает освобождать их всех из неволи по достижении 25-летнего возраста.
В целях борьбы со злоупотреблениями мест. администрации пр-во не раз посылало в Сибирь следств. комиссии, публично демонстрируя тем самым свое стремление защитить ясачных людей от произвола, но на деле проявляя в первую очередь заботу о своих казен. интересах. Показательна в этом отношении практика изъятия награбленных у «иноземцев» мат. ценностей в казну, а не их возвращение пострадавшим. Наказание виновных снижало, но не искореняло чиновничий произвол. Проведенная в 1819–21 в Сибири ревизия М.М. Сперанского в очеред. раз вскрыла «буйный разгул чиновничьего, полицейского самовластия и деспотизма». Итогом ревизии стала широкомасштаб. реформа упр-ния Сибири (1822). Среди законоположений был «Устав об управлении инородцев», в к-ром отразилось стремление примирить консервативно-охранит. курс самодержавия в отношении ясачного населения с объект. потребностью в реформе, вызванной к жизни углублявшимся процессом интеграции аборигенов в систему общерос. адм., соц. и экон. связей.
Устав закрепил офиц. наименование сиб. народов «инородцами». Термин обращал внимание на нац. – не рус. принадлежности сиб. аборигенов, но одновр. имел четкий сослов. смысл и содержание. Его законодат. фиксация знаменовала отказ от прежнего восприятия корен. населения Сибири как не вполне подданных – «иноземцев» и его признание особым сословием империи. Сохраняя общую тенденцию на «окрестьянивание», Устав одновр. демонстрировал осознание хоз.-культур. особенностей отд. народов. Он впервые законодательно определил принцип дифференцир. подхода к народам с разным уровнем соц.-экон. развития. «Инородцы», исходя из их «образа жизни» и уровня хоз. развития, делились на 3 разряда: оседлые, кочевые и бродячие. Оседлые (татары, часть алтайцев, шорцев, южных хантов и манси) полностью приравнивались к гос. крестьянам (за искл. рекрутской повинности) и получали «равные права с россиянами» и подсудность общерос. законам. Бродячие (таеж. охотники) и кочевые (скотоводы и оленеводы), оставаясь ясачноплательщиками и сохраняя свои внутр. порядки в упр-нии, составляли «особенное сословие в равной степени с крестьянским». Кочевые приравнивались к крестьянам в налог. отношении, но сохраняли самостоятельность в упр-нии и суде. Предусматривался переход бродячих и кочевых «инородцев» в оседлые и в конечном итоге – их слияние с рус. крест-вом во всех отношениях, кроме отбывания рекрут. повинности. Такой подход означал, что в офиц. практике соц. критерий по-прежнему подменял собой этнический.
Устав, оставляя властный контроль и общее упр-ние в руках рус. администрации, одновр. стремился ослабить ее вмешательство во внутр. дела «инородцев» путем реорганизации их упр-ния. У «бродячих» сохранялось прежнее родовое упр-ние в лице родовых старшин, к-рых стали именовать старостами. Органы самоупр-ния кочевых народов разделились на 3 ступени: низшая – родовое упр-ние, средняя – инородная управа, высшая – степная дума. Должн. лица в состав «инородческого» упр-ния избирались на общем собрании, к участию в к-ром допускались все члены общины. Полит. и кримин. дела подлежали разбирательству рус. чинами. Устав сохранял почет. звания кочевников. «Звания наследственные остаются наследственными, звание избирательное остается избирательным», – говорилось в Уставе. Принцип наследственности допускался и при замещении должн. лиц на выборах. В случае отсутствия прямого наследника разрешалось избрание ближайшего родственника. Сохраняя т. о. патриархально-феод. отношения, Устав в ряде случаев отходил от принципа наследственности, давал опред. свободу выборному началу. Устав не выделял перед лицом закона родоначальников (искл. тех, кто имел дворян. достоинство), а уравнивал их юридически с проч. ясачными людьми. У оседлых вводилось землепользование и упр-ние, аналогичное крестьянскому – на «основании общих узаконений и учреждений». В случае малой числ. «инородцев», проживавших в зоне плотного рус. населения, предусматривалось их причисление к ближайшим рус. селениям. Устав закреплял за корен. народами находившиеся в их пользовании земли, определял порядок и размеры взимания ясака, регулировал торговлю с русскими, распространял на аборигенов уголов. законодат-во страны. В отношении религии этот законодат. акт придерживался полной веротерпимости, но «иноверческое духовенство» ставилось под контроль полиции. В целом, Устав обеспечивал существование традиц. культ.-хоз. и соц. уклада, но не превращал «инородцев» в замкнутую, изолир. соц. группу, предусматривая их постепенную, без к.-л. ограничений, обусловленных этнич. или конфес. принадлежностью, интеграцию в рос. социум. В своих осн. положениях Устав действовал до 1917. Он не привел к полному исчезновению регион. особенностей «инородческих» об-в и злоупотреблений мест. администрации, купцов и перекупщиков пушнины, но способствовал их заметному сокращению.
Указы 1822 и 1825 резко ограничили возможности владения дворовыми-«инородцами», что привело к сокращению их числ., а с отменой крепостного права – к полному исчезновению. В 1832 «инородцы», пользовавшиеся правами личного дворянства, и их дети были освобождены от уплаты ясака. Важным следствием принятия Устава стало собрание в 1820-х гг. норм обычного права «инородцев», в результате чего появились «Свод степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири» и «Сборник обычного права сибирских инородцев». Однако унификация и кодификация обычного права всех сиб. народов были признаны нецелесообразными.
Особый подход пр-во сохраняло в отношении чукчей, являвшихся формально подданными рос. короны, но фактически независимыми, а также «зюнгорских двоеданцев» (телесов и теленгитов), проживавших в Горн. Алтае, бывшем спорной территорией между Россией и Китаем. Уставом от 1822 те и другие были отнесены к разряду «инородцев», «не совершенно зависящих» от России, с сохранением у них собств. упр-ния и суда.
В 1830-х гг. в Сибирь была направлена Вторая ясачная комиссия, в задачу к-рой входило переобложение кочевых и бродячих «инородцев» новой ясачной податью в увеличенном размере. Власть пыталась сохранить поступление в ясак ценных сортов пушнины, однако развитие товарно-ден. отношений, постепенное снятие запретов и ограничений на торговлю с «инородцами» обусловили полный перевод ясака в 1910 на ден. основу. Кроме того, растущая потребность в хлебе, адм. воздействие и влияние рус. крестьян привели к развитию у народов, обитавших в юж. р-нах Сибири, пашенного земледелия, что ускоряло их переход к оседлости. То и другое, в свою очередь, способствовало окрестьяниванию и в значит. мере обрусению этих народов.
Во 2-й пол. XIX в. в А. п. произошли качеств. изменения. Присоединение к России Казахстана, Ср. Азии, Приамурья и Приморья, укрепление рус. позиций в Горн. Алтае, их расширение на Туву и Монголию привели к стабилизации положения на юж. границе. Империя могла меньше, чем ранее, опасаться иностр. влияния на своих южно-сиб. «инородцев» и их попыток выйти из рос. подданства. Это открывало возможности для более актив. социокультур. ассимиляции «инородцев», более откровен. наступления на их земли, потребность в к-рых резко возросла с нач. массового переселения в Сибирь крестьян. Крестьянская колонизация еще с «Сибирского взятия» рассматривалась как важнейший фактор обрусения присоединяемых земель. Во 2-й пол. XIX – нач. XX в. она стала основой имперской геополитики, направленной на безусловное и окончат. закрепление азиат. владений в составе России.
Успехи в окрестьянивании «инородцев» вызвали дальнейшие меры по уравниванию их поземел. устройства с крестьянским. Во 2-й пол. XIX в. в аграр. политике гос-ва в Сибири неизменно присутствовал «инородческий» вопрос. Аграр. законы кон. XIX – нач. XX в. предусматривали полное уравнивание землеустройства «инородцев» южных, пригодных к земледелию р-нов Сибири с крестьянским. Подтверждалось верховное право собственности на все сиб. земли за гос-вом и Кабинетом е. и. в., а «инородцам» земля отводилась на условиях пользования из расчета 15 дес. на 1 душу муж. пола. За искл. скотоводов Забайкалья и части кочевников казах. степей, все остальные «инородцы» Юж. Сибири по окончании землеустройства переводились в разряд оседлых. К 1917 землеустройство народов Сибири не было завершено. Тем не менее в ходе землеустроит. работ и межевания площадь «инородческих» земель значит. уменьшилась: у бурят Иркутской губ. – на 53 %, у бурят Забайкальской обл. – на 70, у хакасов Енисейской губ. – на 67, у народов Томской губ. – на 66, Горн. Алтая – на 75, Тобольской губ. – на 98, всего по Сибири – на 71 %. Большая часть земел. отрезков была использована для образования резерв. переселенч. фонда.
Важным звеном политики окрестьянивания стал отказ пр-ва в кон. XIX в. от идей регионализма, заложенных в Уставе 1822, и принятие мер по полному подчинению сиб. «инородцев» общеимперскому законодат-ву, что, по сути, означало ликвидацию самого сословия «инородцев». Согласно «Временному положению о крестьянских начальниках» (1898), органы самоуправления «инородцев», основанные на принципах Устава, заменялись управами, устроенными по рус. типу, в этих управах вводились должности инородческих (крестьянских) начальников из числа рус. чиновников, наделенных большими полномочиями. Первонач. закон распространялся на Тобольскую, Томскую, Енисейскую и Иркутскую губ., с 1901 – на Забайкальскую обл. В Якутской обл. и сев. р-нах Сибири, где проживали «бродячие инородцы», закон в силу не вступал. Здесь «инородческое» упр-ние вплоть до 1917 строилось на основе Устава. Частн. проявлением полиц. опеки над корен. населением и средством контроля над его перемещением стало распространение на него паспорт. системы (см. Паспортизация населения Сибири). С 1905 «инородцы» на правах, аналог. правам крестьян, допускались к выборам в Государственную думу.
Новый виток в окрестьянивании «инородцев» последовал в годы столыпин. реформ, когда аборигены в массовом порядке переводились в разряд оседлых. К 1914 из 350 тыс. кочевников, числившихся, по офиц. данным, в Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губ., в оседлые зачислили 233 тыс. чел. В составе кочевых и бродячих осталось ок. 116 тыс. чел., или примерно 33 % корен. населения. Одновр. была проведена волостная реформа: у кочевников, причисленных к оседлым, вместо родовых упр-ний и инород. управ вводились сел. и вол. упр-ния по рус. образцу во главе, соотв., с сел. старостами и вол. начальниками, выбиравшимися на общинных сходах по рекомендации крестьянских начальников. Низшей адм.-тер. единицей становилось сел. об-во, объединявшее «инородцев»-односельчан. Неск-ко таких об-в составляло волость.
В кон. XIX – нач. XX в. в пр-ве обсуждался вопрос о привлечении «инородцев» к отбыванию воинской повинности наравне с русскими. В ходе обсуждения высказывалась идея ликвидации сослов. обособленности «инородцев», их полного уравнивания с крестьянством. Однако в годы Первой мировой войны власти решились использовать «инородцев» только на тыловых работах.
Огромная роль в социокультур. ассимиляции «инородцев» с нач. XIX в. стала отводиться их христианизации. Последняя являлась важной составной частью общегос. «национальной» политики, направленной на обеспечение стабильности полиэтничной империи. В 1-й четв. XIX в. была реализована наметившаяся ранее идея централизации контроля над конфессиями. На правах особого мин-ва в 1810 создано Гл. упр-ние духовных дел разных (иностранных) исповеданий. В 1817 образовано Мин-во духов. дел и народ. просвещения, к-рому передали контроль над всеми конфессиями. В 1832 упр-ние делами иноверцев преобразовано в Департамент духов. дел. В 1857 принят «Устав духовных дел иностранных исповеданий». Широко разворачивается миссионер. движение (см. Православные миссии в Сибири и миссионерство). Основой миссионерства становится проповедь православия на нац. языках и ее адаптация к духов. представлениям иноверцев. Создаются Алтайская (1828) и Обдорская (1832) духов. миссии. Во 2-й пол. XIX в. пр-во резко усиливает внимание к миссионер. деят-ти церкви в Сибири. В 1870 учреждено Всерос. православное миссионер. об-во, отд-ния к-рого созданы во всех сиб. епархиях. Вводится практика богослужения на языках народов Сибири, активизируется подготовка священников-миссионеров из числа «инородцев», сохраняется практика льгот для новокрещеных (освобождение от уплаты ясака на 3 года).
В нач. XX в. на тер. Сибири постоянно действовали 8 миссий, среди них наиб. активно – Алтайская, Иркутская и Забайкальская. К этому времени большинство корен. населения региона, по крайней мере формально, оказалось в лоне правосл. церкви. Помимо выполнения религ. задач миссии проводили просвет. работу и открывали школы для корен. населения. Крещение и рус. образование, со своей стороны, способствовали переходу «инородцев» к оседлости и облегчали восприятие ими рус. культуры. Однако христианизация охватила преим. язычников, среди мусульман и буддистов она по-прежнему почти не имела успеха во многом потому, что гос-во в отношении этих конфессий продолжало придерживаться веротерпимости. К кон. XIX в. в Сибири насчитывалось чуть более 1 млн мусульман (преим. татар и казахов), более 200 тыс. буддистов (в осн. забайкал. бурят) и ок. 150 тыс. язычников-шаманистов. В 1905 был принят закон о веротерпимости.
В целом, в кон. XVI – нач. XX в. А. п. рос. пр-ва в Сибири из аморфной и идеологически размытой становилась все более осознанной и целенаправленной. Она эволюционировала от воен.-колониал. методов упр-ния корен. населением к адм.-тер. системе упр-ния по общерос. образцу и изменению соц.-правового статуса и хоз.-культур. типа аборигенов, способствовала их окрестьяниванию, аккультурации-ассимиляции с русскими, включению в гос.-правовое пространство империи и в конечном счете к ликвидации особого сословия «инородцев» и созданию в Сибири единого этнокультур. пространства. Отличит. особенностью отношения рос. гос-ва к аборигенам (по сравнению с европ. колониал. державами) было отсутствие к.-л. норм, направленных на их сегрегацию и дискриминацию по этно-нац. признаку. Это обусловило не только сохранение большинством сиб. народов своей культуры, но и рост их численности. В результате Февр. революции сословие «инородцев» наряду с др. сословиями было упразднено, сиб. народы в правовом и податном отношениях слились со всем остальным населением России.
См. Присоединение Сибири.
Лит.: Федоров М.М. Правовое положение народов Восточной Сибири (XVII – начало XIX в.). Якутск, 1978; Дамешек Л. М. Внутренняя политика царизма и народы Сибири (XIX – начало XX в.). Иркутск, 1986; Конев А. Ю. Коренные народы Северо-Западной Сибири в административной системе Российской империи (XVIII – начало XX в.). М., 1995; Народы Сибири в составе государства Российского. СПб., 1999; Сословно-правовое положение и административное устройство коренных народов Северо-Западной Сибири (конец XVI – начало XX в.). Тюмень, 1999; Каппелер А. Россия – многонациональная империя. Возникновение, история, распад. М., 2000; Российская многонациональная цивилизация: единство и противоречия. М., 2003; Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике. XVI–XX века. М., 2004; Коваляшкина Е.П. «Инородческий вопрос» в Сибири: Концепции государственной политики и областническая мысль. Томск, 2005; Шерстова Л. И. Тюрки и русские в Южной Сибири: этнополитические процессы и этнокультурная динамика XVII – начала XX века. Новосибирск, 2005.
А.С. Зуев