В отдельно взятом селе Верх-Ирмень
Юрий Фёдорович Бугаков (родился в 1938 году)
с 1972 года – руководитель колхоза «Большевик», ныне АОЗТ «Ирмень», лауреат Государственной премии Новосибирской области. Заслуженный работник сельского хозяйства РСФСР, почётный доктор Сибирского научно-исследовательского института земледелия и химизации сельского хозяйства Сибирского отделения РАСХН, Новосибирского государственного аграрного университета.
Печатается по книге:
«Созидатели»: очерки о людях, вписавших свое имя в историю Новосибирска. Т. I. С. 35-44.
Составитель Н. А. Александров; Редактор Е. А. Городецкий.
Новосибирск: Клуб меценатов, 2003. – Т.1. - 512 с.; Т.2. - 496 с.
Бывает, налетит ураган на рощу, крепко ее потреплет. Одни деревья ломает, другие выворачивает с корнем, у третьих обрывает сучья, сносит вершинки. Но остаются и такие, которые выходят из бури практически неповрежденными, только с небольшими следами ущерба.
В тот год новое демократическое правительство, признавшее страну тяжело больной, решило лечить ее с помощью шоковой терапии. Горожане, жители райцентров, оставшись без гроша, не имели возможности покупать столько продуктов, сколько привыкли брать раньше. Холодильники маслозаводов были под завязку забиты продукцией. Переработчики сократили закуп молока. Оно оказалось никому не нужным. Руководители хозяйств мотались по области и другим регионам, искали потребителей на Севере, на Дальнем Востоке. Но положение везде было одинаковым. Ирменцы производили до тридцати тонн молока в день, отдавали его телятам, умоляли заводы взять на любых условиях, хоть даром, – не брали.
Вот тогда и пошатнуло Бугакова, уже давно закаленного, пережившего не одну реорганизацию. Иногда тяжелые мысли ночами напролет не давали сомкнуть глаз. Неужели гигантский труд коллектива и его лично потрачен впустую? Продавать животноводческую продукцию по ценам, которые не покрывают затраты на ее производство, – это значит разрушать отрасль и вообще все хозяйство. Экономическая ситуация в стране развивалась таким образом, что впереди не намечалось просвета. Так что же делать? Самолет в аварийной ситуации освобождает баки от горючего, чтобы не взорваться при посадке. С корабля, терпящего бедствие, сбрасывают за борт ценный груз, нужные, полезные вещи, спасая жизни людей... Так неужели с артельной палубы придется сбрасывать такое сокровище, как племенное животноводство, вдруг оказавшееся камнем на шее? И уже вырисовывался варварский, в духе времени, проект. Шесть тысяч голов элитного скота ликвидировать. Четыре тысячи гектаров пашни, занимаемой кормовыми культурами, присоединить к зерновому клину. Животноводческие помещения переоборудовать в хранилища зерна, которое пока оставалось рентабельным. Пока... А если и растениеводство поставят в такое же унизительное положение? Что тогда?! Некоторые хозяйственники так и сделали – резали животных, даже стельных, бросали скотные дворы, которые мгновенно, как на пожаре, растаскивались по бревнышку, по кирпичику...
В тот период мучительных раздумий Юрий Федорович сделал неожиданное открытие. Он явственно ощутил, что настроение руководителя неведомыми путями передается коллективу. Люди будто чувствуют его настрой, угадывают мысли. Правда, некоторые размышления прорывались и в конкретных реальных действиях, что позволяло наблюдательным крестьянам делать какие-то выводы. Например, в тот год впервые за много лет не стали выращивать кормовую свеклу для скота, которая необходима в рационе высокопродуктивных коров. Продали большую группу племенных телок, которых в нормальных условиях оставили бы на ремонт стада.
Свекла для ирменцев была далеко не рядовой культурой. Известно, что продуктивность породистого скота имеет предел, который не преодолеть, если не совершенствовать технологию. Здешние буренки достигли такого уровня. Для того, чтобы они стали щедрее на молоко, в их рацион надо было вводить свеклу, богатую сахаром. Но эта культура очень трудоемкая, так как не было хороших семян и современной техники. Всходы нуждались в ручной обработке, то есть люди должны были пройти, согнувшись, на коленях или ползком, эти длиннющие рядки на десятках гектаров, вырвать сорные травы, проредить ростки свеклы. Труд адский. И поэтому на собрании решили: каждому члену коллектива, независимо от должности, каждому члену семьи от самых малых до самых старых в нужное время прополоть по два рядка. В начале рядка устанавливались таблички с фамилиями. И кто бы ни приходил на плантацию, сразу видел, у кого всходы чистые. И обязательно, если даже для этого надо было сделать солидный крюк, проходили мимо рядков председателя и членов его семьи.
Хорошо подслащенный корм сказался на удоях, что, конечно же, очень важно. Но главное, как считает Бугаков, не в этом. На свекловичной плантации все были абсолютно равны. Более того, председатель, специалисты находились в подчинении бригадиров, которых выбирали селяне, и начальники нередко получали замечания от самых что ни на есть рядовых. И еще – каждый житель села имел основание считать себя причастным к подъему продуктивности фермы, к увеличению доходов от производства молока и мяса.
Так что некоторая растерянность, душевный дискомфорт председателя передались специалистам, бригадирам, животноводам. В тот год хозяйство, ранее получавшее по пять тысяч килограммов молока от коровы, надоило на шестьсот килограммов меньше.
Однако период тягостных исканий оказался недолгим. Вскоре ирменцы увидели своего руководителя прежним – твердым, решительным, энергичным. Значит, он нашел выход, и теперь ничто и никто не сможет сбить его с пути.
Юрий Федорович вспомнил историю одной своей инициативы, которую пытался реализовать лет пятнадцать назад. Тогда он в составе какой-то делегации побывал в Швеции. При посещении фирмы «Тетра Пак» потолковал с ее президентом и загорелся идеей установить в своем колхозе автоматическую линию по розливу молока в пакеты. С этой мыслью пришел в самые высокие руководящие инстанции в Москве. Там согласились – дело стоящее, но в деталях этот план надо обсудить на месте, в Новосибирске. И местные власти поддержали. Споткнулся председатель, казалось бы, на ровном месте. Он поставил вопрос о том, что колхоз должен продавать молоко по цене, несколько превышающей установленную в регионе закупочную цену. Это было разумное, вполне обоснованное требование. Ведь хозяйство, оказывая потребителям дополнительные услуги, увеличивало затраты. Но в комитете по ценообразованию услыхал категоричное «нет!», так как инструкция не позволяет этого делать.
В те годы хозяйства сдавали молоко на маслозаводы по 41 копейке за литр. В торговой сети оно продавалось по 26 копеек. Переработчики получали дотацию от государства. Во всем мире расфасовка и переработка составляет примерно пять процентов от стоимости продукции. Именно эти пять процентов и выпрашивал председатель. Но сил и доводов на то, чтобы побороть инструкцию, не хватило. Усилия Бугакова приобретали комический оттенок. Зачем хозяйству тратить 450 тысяч долларов на приобретение оборудования, держать людей на обслуживании линии, если оно не получит никакой выгоды? Конечно, забота государства о том, чтобы население имело дешевые продукты питания, – великое дело. Но стремление регламентировать все и вся сдерживало развитие производства, связывало руки предприимчивых, инициативных хозяйственников.
И вот в трудный момент, когда висела на волоске судьба одной из лучших в стране ферм, Юрий Федорович вспомнил свою идею, понял, что сможет ее осуществить безо всяких согласований и увязок. Это означало, что животноводство будет спасено, более того, оно заработает средства на свое развитие.
И вот шведская линия вступила в строй. Новосибирцы были приятно удивлены, увидев на прилавках магазинов сибирское молоко в ярких удобных упаковках. Это молоко, которое и раньше славилось высоким качеством, быстро завоевало рынок. Потом появились тетрапаки с кефиром, сметаной, сливками, йогуртом... Затем многие предприятия стали продавать молочные продукты в расфасованном виде, в более изящных тетрапаках, но поколебать ирменскую марку они уже не могли. Покупатели знают, что эта продукция экологически чистая. Здесь строго следят за тем, чтобы в молоко не попали химические добавки или их производное. На полях, где выращивают кормовые культуры, не используют гербициды, другие средства химической защиты растений от вредителей и болезней. Сорняки уничтожаются только механическим способом.
Несколько позднее тут создали цех по переработке мяса, который производит продукты более тридцати наименований – от суповых наборов до изысканных деликатесов. В других цехах делают растительное масло трех видов, кирпич, волокно из льна. Отходы мясного цеха идут на звероферму. Имеется пасека.
В областном центре десятки магазинов торгуют продуктами из Верх-Ирмени. В Ордынском, на бойком месте у автовокзала, целый этаж большого здания занимают продавцы из этого села. На Центральном рынке в Новосибирске действует крупный магазин «Ирмень». Торговые точки ежегодно приносят миллионы рублей прибыли.
Значительная часть средств идет на поддержку производственных цехов. Как много вложений требует, например, содержание животных на высоком современном уровне. В хозяйстве более двух тысяч коров, и каждая в год дает по семь тысяч килограммов молока. Такой продуктивности, пожалуй, во всей России не найдешь. И таких надоев невозможно добиться, если не дружить с наукой.
Юрий Федорович тепло, с большим уважением рассказывает о научном сотруднике института животноводства Сибирского отделения Россельхозакадемии Ирине Михайловне Лабузовой. Двадцать лет не вылезает она с этой фермы. Вместе с ирменскими специалистами, особенно с селекционером Нелли Артуровной Шефер, работала над созданием новой породы. И в двухтысячном году Всероссийская комиссия по охране и испытанию селекционных достижений зарегистрировала новый тип черно-пестрой коровы, который получил название – ирменский. Вот этот тип и ставит рекорды. Конечно, при должном уходе и кормлении.
Лучшие мастера машинного доения Валентина Беглякова и Любовь Журавлева, в группах которых по семьдесят голов, от каждой коровы за год получают по восемь с половиной тысяч килограммов молока. Это очень высокий показатель. Но Бугаков не успокаивается. Ему хочется до конца определить потенциал новой породы, выяснить, какова экономическая эффективность дальнейшего повышения продуктивности. Опыты продолжаются. Увеличение содержания переваримого протеина в рационе обеспечивает еще более высокие удои. Следовательно, животноводы Сибири имеют колоссальные резервы для увеличения производства молока. Дело только в том, чтобы обеспечить скот сбалансированными кормами высокого качества, иметь кадры, способные грамотно выполнять требования технологии содержания животных.
Юрий Бугаков начал свою трудовую деятельность в Ордынской районной газете. Мотался по колхозам и совхозам, писал о пахоте и уборке, влезал в острые ситуации... Наблюдения были меткими, суждения – взвешенными и объективными, предложения – конкретными, деловыми... И вскоре его «забрали» инструктором в райком партии. И здесь он показал умение работать с людьми, решать сложные задачи. Когда потребовался крепкий, перспективный работник на должность секретаря парткома колхоза «Большевик», одного из сильнейших хозяйств района, выдвинули Бугакова. Председателем работал Иван Яковлевич Овчаренко – грамотный, рачительный хозяйственник, склонный к исследовательской деятельности. Он ушел в науку, оставив неплохо налаженное производство и порекомендовав на должность председателя секретаря парткома, который успел вникнуть во все проблемы колхоза, узнать людей и понравиться им деловой хваткой, принципиальностью, уважительным отношением к артельным делам. В общем, селяне признали его своим. И нисколько не покачнулось хозяйство, наоборот – набирало обороты.
Предприятие уже давно – и тогда, когда было колхозом «Большевик», и потом, когда стало акционерным обществом «Племзавод «Ирмень», – «ходит» в передовиках, считается удачливым и преуспевающим. Некоторые руководители с завистью говорят: «А что Бугакову не жить! Что захотел, то и купил. У него и сейчас в гараже новенькие комбайны стоят про запас!».
Верно, стоят и комбайны, и тракторы, и другие машины. Но ошибаются, считая, что все Бугакову легко дается. Он очень бережлив и приучил к этому своих односельчан. Смолоду взял на вооружение хозрасчет, с той поры, когда стал вникать в азы экономической науки. Организовал арендные хозрасчетные бригады и звенья, целиком вверив им самим свою судьбу. Людям выгодно добиваться того, чтобы машины служили дольше, выгодно добросовестно работать, получать высокие урожаи, надои, привесы. И не выгодно гробить технику, пахать с огрехами, оставлять скот голодным... Юрий Федорович и сейчас не может спокойно говорить о проявлениях иждивенчества, о бесхозяйственности, о расточительстве:
– Раньше машины для хозяйства, по существу, ничего не стоили. Главное состояло не в том, чтобы накопить деньги на приобретение какого-то агрегата, а просто в умении выбить фонды. Можно сказать, что технику не покупали, ее давали. Бывало, что на площадку металлолома тракторы из хозяйств приходили своим ходом... В то время, о котором мы частенько вспоминаем с сожалением, в хозяйствах области имелось четырнадцать тысяч комбайнов. К тому же в период жатвы из западных регионов, из Ставрополья, Подмосковья на восток эшелонами спешно доставляли сотни комбайнов. За тридевять земель ехали и механизаторы. Тысячи людей срывали со своих мест в Новосибирске, в райцентрах. Студенты, школьники садились не за парты, а ехали на уборку. И все-таки хлеба убирали слишком поздно и с большими потерями, иногда они вообще уходили под снег. Теперь комбайновый парк сократился наполовину. Из городов на помощь никто не едет. А с уборкой справляемся, во всяком случае несжатых полос не остается. Почему? Люди узнали цену машины, поняли, что успех или провал зависит от их отношения к той же машине, к труду. Конечно, можно и надо говорить о несоответствии цен на сельскохозяйственную и промышленную продукцию, о том, что комбайн или трактор из-за дороговизны купить невозможно, что техники катастрофически не хватает... Но надо признать, что половину трудностей мы порождаем сами...
Однажды мне довелось в Верх-Ирмени увидеть такую картину. На поляне в строгую линейку выстроены тракторы. Механизаторы волнуются: что скажет комиссия о состоянии их машин? Рабочие тут народ зажиточный, у каждого личный автомобиль, а то и два. Они также стоят неподалеку. Члены комиссии, в их числе и председатель, медленно проходят вдоль строя гусеничных и колесных тракторов, надолго задерживаются то у одного, то у другого. Вот осматривают один из «Беларусей» и остаются недовольными. Бугаков обращается к трактористу:
– Где твой «жигуль»?
– Вот он – желтый...
Подошли к сверкающей машине. Председатель заглянул в салон, попросил:
– Открой капот.
Мотор был в прекрасном состоянии. Все подтянуто, отрегулировано, нет ни потеков, ни грязи.
– Выходит, что «жигуленок» для тебя сын родной, а трактор пасынок, – с укоризной сказал Юрий Федорович. – Но поразмысли: не легковушка обеспечивает благополучие твоей семьи. Кормильцем является вот этот чумазый работяга. Именно он создает материальные богатства, в том числе и коттеджи, в одном из которых ты живешь, и машину, на которой ты ездишь за грибами да на рыбалку. И чем он надежнее, чем дольше будет служить, тем богаче будет наше общее хозяйство и твое личное подворье.
– Знаю... – буркнул побагровевший механизатор.
Такие смотры техники в «Ирмени» стали традиционными. По итогам проверки заботливые и бережливые поощряются, а нерадивые наказываются рублем. Жесткий спрос оправдан, потому что заявки механизаторов и бригадиров на запчасти выполняются безоговорочно. Поэтому даже старички-колесники, которым по пятнадцать и более лет, выглядят как новые – они помыты, покрашены, тщательно отрегулированы.
Агрофирма, так «Ирмень» называют в обиходе, от нехватки техники, на самом деле, не страдает. Если бригаде требуется мощный тягач или комбайн, пожалуйста, давайте заявку, получайте, но тогда его стоимость сразу переносится на вашу продукцию. Звену, механизатору выгоднее использовать «бэ-у». Конечно, до известного предела, когда расходы на ремонт согласуются со здравым смыслом. То есть и тут «командует» хозрасчет.
– У нас все специалисты, бригадиры, звеньевые, наиболее подготовленные механизаторы и животноводы научились считать, – с удовлетворением заметил председатель. – Вот, к примеру, мы неплохо выиграли на минеральных удобрениях. Было когда-то, что хозяйство использовало по две-три тысячи тонн туков в год. Теперь мы берем на круг по тридцать и более центнеров зерна, а удобрений в почву вносим всего тысячу тонн. Раньше удобрения разбрасывали по поверхности поля, эффективность их была невысокой. Равномерность внесения при этом трудно соблюсти, потому что на заводах туки готовили плохо. Иногда в период жатвы на полосах находили комья удобрений, все лето пролежавших без толку, и они даже мешали при косовице и обмолоте хлебов. Были случаи, не у нас, в других хозяйствах, когда в колках находили кучи суперфосфата или аммиачной селитры, – чтобы не возиться с ними, туки из кузовов вываливали прямо в траву. Сейчас удобрения вместе с семенами врезают в почву строго выверенными дозами. Они работают только на урожай и не кормят одновременно и сорняки. Эффективнее используются и химические средства защиты растений против вредителей и болезней.
В Верх-Ирмени отдыхаешь душой. Здесь все вызывает интерес – и чистые, ухоженные поля, и выстроенные в ряд «Фрегаты», готовые в любую минуту начать полив посевов, и растущие улицы коттеджей, и разномастные автомобили, которые приткнулись почти к каждому палисаднику, и нарядно, «по-городскому» одетые женщины, дети. Другой мир... Это хозяйство всегда выделялось и выделяется — и при развитом социализме, и при недоразвитом капитализме...
…Тут давно привыкли к многочисленным делегациям из хозяйств и районов области, из других регионов страны. И на сей раз никто не проявил интереса к чужому автобусу с незнакомыми людьми. Впрочем, на улицах праздных зевак не видно. В страдную пору все при деле. Только высокий старик с палкой безучастно стоял поодаль да веселая группа мальчишек и девчонок, устроившись на перевернутых разноцветных ведрах, ожидала транспорт для поездки на школьный огород, где предстояло копать картошку. Но одного из приехавших знают, пожалуй, все жители села. Заведующий кафедрой Новосибирского агроуниверситета доктор сельскохозяйственных наук Кайрулла Габбасович Алимов здесь работает более пятнадцати лет. Он и организовал поездку коллег — ведущих ученых и педагогов вуза на свой опытный участок.
Для Бугакова приезд гостей – это незапланированные дополнительные хлопоты, потеря нескольких часов времени, которого всегда не хватает. Он постоянный депутат Советов разного уровня, а в последние годы – председатель совета по сельскому хозяйству при областной администрации. И все-таки уже много лет радушно встречает руководителей, специалистов, у которых появляется желание воспользоваться его опытом. Правда, с некоторых пор такие встречи стали вызывать раздражение. Причины понять нетрудно. Приезжают, например, агрономы, инженеры, смотрят на новые машины в действии, изучают новые технологии, новые агроприемы, удивляются, восхищаются, что-то записывают в блокнотах, уточняют детали, их глаза горят... Ну, кажется, дело сдвинется с мертвой точки! Ан нет... Проходят месяцы и даже годы, но не поступают вести о внедрении новых разработок, почти никто не приобретает элитные семена, высокопородных животных. И снова организуется семинар, и на ирменских полях и в цехах появляются те же люди, радуются, делают какие-то пометки... Приятно, конечно, что все-таки потихоньку «пошла» по области рожденная здесь технология выращивания телят холодным методом. Но коэффициент полезного действия данной школы чрезвычайно низок. Бугаков понимает, что в хозяйствах много забот, проблем и мало возможностей, однако что-то делать надо...
Юрий Федорович как всегда приветливо встретил ученых, кратко рассказал им о хозяйстве, о достижениях, которые были бы невозможны без содействия научно-исследовательских институтов.
Кайрулла Алимов заложил первые опыты вскоре после окончания сельхозинститута, будучи лаборантом. Опробовал, привязывал к здешним условиям, почвам элементы интенсивной технологии выращивания зерновых культур. Ему здорово повезло – председатель ни в чем не отказывал, предоставлял средства, материалы, технику. Наработки все шире применялись в производстве. В 1986 году на каждом гектаре опытного поля вырастили по пятьдесят центнеров пшеницы.
– Это был шок! – вспоминает Бугаков. – Ведь бывало, получали по двенадцать центнеров и хлопали в ладоши. А тут пятьдесят! В достоверность результата никто не верил. Перво-наперво мы показали этот участок всем нашим механизаторам, руководителям среднего звена, специалистам. Приезжали большие начальники, сведущие люди со стороны. Изучали, считали... И убеждались. Но не все. Оставались скептики, которые долго подозревали нас в каких-то подтасовках. А урожайность в целом по колхозу росла с каждым годом. Наконец через шесть лет на всей площади – девять тысяч гектаров – собрали по 46 центнеров! Это для Сибири — рекорд! Было доказано, что при сбалансированном питании растений и надежной защите их от сорняков, болезней и вредителей и в наших, сибирских условиях можно получать устойчивые высокие урожаи.
В 2002 году на опытном участке, который занимал более семидесяти гектаров, получено по 76 центнеров зерна.
Ученые, побывавшие на этом поле, спросили:
– Юрий Федорович, а зачем вам все это нужно? Например, это поле с рекордным урожаем? Вы же отдаете себе отчет в том, что подобного сбора зерна на большой площади в обозримом будущем не получить – слишком слаба экономика страны, в том числе и агропромышленного комплекса.
– Да, организация опыта даже на нескольких десятках гектаров требует больших средств. Да, сейчас денег на то, чтобы вдоволь накормить растения нужными питательными веществами на крупных массивах и уберечь их от всякой нечисти, ни у кого нет. Что ж теперь – сидеть, сложа руки и ничего не делать для будущего? Я уверен, что если не мы, то наши дети, внуки будут выращивать такие урожаи и что наш опыт пригодится. А сейчас важно даже то, что люди знают, какой щедрой может быть наша сибирская земля, если приложить руки. Кроме того, многие элементы разработанной здесь технологии мы применяем и сейчас, будем применять и в дальнейшем, и урожайность будет расти. Давно ли о таких удоях, которых добились наши животноводы, мы и не мечтали? А сейчас семь тонн молока от коровы в год – реальность. И мы уверены, что это не предел.
В те кризисные годы, когда содрогалась экономика страны, когда миллионы гектаров пашни зарастали дикими травами, бурьяном и молодыми деревцами, когда пускали под нож племенной скот и села стирались с карты, Бугаков серьезно заболел. Врачи сказали: надо менять кровь, нужно много крови. Но и кровь в больной стране – дефицит. Односельчане узнали об этом. И тогда верх-ирменский автобус часто появлялся у больницы. Каждый хотел помочь председателю, дать ему свою кровь. Приезжали и на своих автомобилях. Как-то Юрий Федорович увидел механизатора, которого не так давно крепко наказал. От неожиданности, смутившись, промолвил:
– И ты тут...
– Что ж, я хуже других, что ли! – рассмеялся тракторист. – Жить будем! Выходит, что мы братья по крови...
Да, у Бугакова много кровных братьев и сестер.
Добавить комментарий