Чаплыгин Сергей Алексеевич

Окрылённость

Чаплыгин Сергей Алексеевич (1869-1942)

русский и советский физик, один из основоположников гидро- и аэродинамики, академик АН СССР (1929), Герой Социалистического Труда (1941).

Печатается по книге:

«Созидатели»: очерки о людях, вписавших свое имя в историю Новосибирска. Т. II. С. 441-451.

Составитель Н. А. Александров; Редактор Е. А. Городецкий.

Новосибирск: Клуб меценатов, 2003. – Т.1. - 512 с.; Т.2. - 496 с.

Видимо, так уж предначертано звездами, что Новосибирску суждено было стать одним из тех городов на планете, с которыми связано освоение человеком небесного и космического пространства. Здесь работал прародитель космических проектов Юрий Кондратюк, здесь закончил свой земной путь ученый, стоящий у истоков развития мировой авиации – Сергей Чаплыгин. Судьбы двух выдающихся людей, обогнавших время, в которое им выпало жить, переплелись с историей сибирского города.

В начале XX века еще не существовало ни одной области техники, где можно было бы воспользоваться теоретическими открытиями Чаплыгина. Но уже тогда один из дальновидных его современников замечательный ученый Климент Тимирязев, присутствовавший при защите докторской диссертации 33-летнего соискателя ученой степени под названием «О газовых струях», сказал ему:

– Я не понимаю всех деталей вашего исследования, которое лежит далеко от моей специальности, но я вижу, что оно представляет вклад в науку исключительной государственной ценности.

Чутье не обмануло великого естествоиспытателя. Исключительную важность открытия молодого математика подтвердили первые попытки создания летающих машин, которые, собственно, и стали возможны благодаря идеям Чаплыгина, его учителя Жуковского и их коллег. В 1935 году на Всемирном конгрессе в Риме, посвященном вопросам больших скоростей в авиации, без ссылок на работы русского ученого не обходился ни один докладчик, его открытия были признаны крупнейшим вкладом в мировую науку.

Самому Сергею Алексеевичу исполнилось к тому времени уже 66 лет. Он возглавлял Центральный аэродинамический институт (ЦАГИ), по-прежнему занимался наукой, вел активную преподавательскую и хозяйственно-административную работу и даже не предполагал, что через несколько лет судьба забросит его далеко от Москвы, в молодой сибирский город. Позади были годы, наполненные творческими озарениями и житейскими проблемами, годы горьких утрат и заслуженного признания. Казалось, совсем недавно он, студент второго курса физико-математического факультета Московского университета, внимал речам знаменитого профессора Николая Егоровича Жуковского.

– Галилей однажды сказал: легче узнать законы движения светил небесных, чем движения воды в ручейке! Так оно и есть! – Жуковский посмотрел на молодые лица студентов, как бы призывая их в свидетели галилеевской истины.

– Природа любит простоту, – высказал свое мнение Сергей. – Если у нее спрашиваешь верно, она ответит просто.

– Значит, Галилей не умел спрашивать! – насмешливо крикнул кто-то, все рассмеялись и начали расходиться. Профессор пошел рядом с Чаплыгиным.

– Нет, вы хорошо сказали, коллега. Верно спросить – наполовину ответить. Вы, кажется, с моего курса? Как ваша фамилия?

Чаплыгин назвал себя. Так произошло знакомство этих двух замечательных людей, переросшее затем в крепкую дружбу. У них было много общего: взгляды на жизнь и роль науки в ней, человеческая открытость и порядочность, их объединяла одна мечта — чтобы человек обрел крылья и мог летать высоко и свободно. Они были настоящими единомышленниками, что нашло отражение даже в научном термине. Специалисты хорошо знают, что такое постулат Чаплыгина-Жуковского – формула, без которой было бы невозможным развитие авиации.

Николай Егорович Жуковский еще в 80-х годах XIX столетия уверенно заявил: Человек полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума. Он первым приступил к исследованиям по авиации, тогда еще отрасли чисто теоретической. Опираясь на опыты, Жуковский раскрыл миру тайну летающего тела, разъяснив все, что происходит с предметом в воздухе. В 1906 году ему удалось найти ответ на вопрос, мучивший человечество несколько тысячелетий – откуда берется подъемная сила у крыла и как ее теоретически выразить. Но воспользоваться этим открытием люди не смогли бы еще долго, если бы рядом с «отцом русской авиации» не оказалось его лучшего ученика и сподвижника, блестящего математика Сергея Чаплыгина.

На одном из заседаний секции воздухоплавания, объяснив студентам, как возникает подъемная сила крыла и начертив на доске формулу, Николай Егорович с улыбкой сожаления добавил:

– Воспользоваться этой теоремой нельзя, для этого нужны аэропланы, а их пока практически не существует…

Слушатели понимающе засмеялись, зааплодировали. Лишь Чаплыгин сидел в задумчивости. Слушая лекцию, как всегда за ним замечалось, с полузакрытыми глазами, словно в полудреме, он неожиданно пришел к мысли, что формулу можно решить и без аэроплана, чисто аналитическим способом.

– Разность давления сверху и снизу крыла при его движении дает подъемную силу, – с жаром сказал Сергей, отведя профессора в сторону после доклада. – Значит, увеличивая скорость частиц воздуха на верхней поверхности крыла и уменьшая ее в нижней, можно увеличить подъемную силу.

И он выдвинул мысль о так называемом добавочном циркулярном потоке частиц воздуха, стекающих с верхней поверхности у задней острой кромки крыла, которая дала возможность применить теорему Жуковского для задач практической авиации и легла в основу современной технической аэродинамики. После этого в России был построен первый летательный аппарат, который на международной выставке воздухоплавания в 1912 году получил золотую медаль. Как они тогда радовались!

Теперь, больше двадцати лет спустя, Сергей Алексеевич, уже сам старший среди коллег – ученых и конструкторов. Похоронив в 1921 году своего замечательного учителя, он возглавил научный центр авиации, созданный Жуковским в 1918 году. Институт, под крышей которого шло бурное развитие теоретической механики, самолетостроения, еще переживал годы своего становления. Не хватало элементарного: оборудования, материалов, лабораторий. Остро стояла необходимость расширения научного центра. Но на это требовалась гигантская сумма – не менее полумиллиона рублей. Обратиться с такой сметой в правительство, когда страна требовала огромных расходов на восстановление самых необходимых отраслей народного хозяйства, казалось просто немыслимым. Надо сначала доказать, что молодой институт имеет право на получение денег, что они будут растрачены не напрасно. В журнале «Техника Воздушного Флота» начинают ежемесячно появляться статьи, рядом с авторскими подписями которых неизменно стоит еще многим незнакомая аббревиатура «ЦАГИ».

Были среди них и работы самого Чаплыгина. Взвалив на себя груз администраторских и хозяйственных забот, он не забывал о главном деле своей жизни – науке. Стала крылатой его фраза: Научный труд – не мертвая схема, а луч света для практиков. Сергей Алексеевич обладал удивительной способностью выдвигать и разрешать теоретические задачи, которые еще не были сформированы авиационной техникой. Он как бы заранее предугадывал их, и каждая его работа сразу после опубликования становилась необходимой для инженеров и конструкторов.

Будучи теоретиком в науке, в жизни Чаплыгин был очень практичным и деловым человеком, хотя в доме у него не было даже молотка. Практическая его сметка воплощалась не в мелких житейских заботах, а в делах глобальных. Как руководитель строительной комиссии при возведении крупнейших сооружений ЦАГИ, на которые правительство выделило миллион рублей, он с дотошным вниманием относился ко всему, вплоть до мелочей. По завершению строительства Московский институт аэрогидродинамики стал одним из крупнейших в этой отрасли научно-исследовательских центров мира, а по мощности аэродинамических труб даже превосходил их. Конструкторы и инженеры страны получили широкую возможность проводить на этой мощной базе эксперименты и испытания не только самолетов. Здесь «обкатывался» проект Днепрогэса, в сооружение которого, кстати, тоже вложена частица научного озарения Чаплыгина, создавшего теорию струйного движения жидкости и безвихревого обтекания твердого тела. Конструировали в ЦАГИ и ветродвигатели, а позднее – элементы космической техники.

Немногим, прокладывающим новые пути, выпадает при жизни получить заслуженное признание. Сергею Алексеевичу в этом плане, можно сказать, повезло. Его ценили и уважали не только коллеги. Он награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, а в феврале 1941-ого, когда торжественно отмечалось 50-летие научной деятельности Чаплыгина, ему присвоили звание Героя Социалистического Труда. Это был первый в истории страны случай, когда такое звание присваивали ученому, тем более теоретику.

Казалось бы, добившись столь высокого признания, можно почивать на лаврах. Но не таков был у Чаплыгина характер. Когда началась война и Москва стала подвергаться вражеским бомбежкам, он наотрез отказался выехать вместе с другими академиками в один из санаториев Казахстана, считая своим долгом оставаться в ЦАГИ. Столицу Сергей Алексеевич покинул только тогда, когда враг подступил к Москве, – последним пароходом направился с семьей в Казань, а затем дальше, в Сибирь.

Октябрь 1941 года в Новосибирске выдался снежным и студеным. По двум вычищенным в центре улицам – Красному проспекту и Ленина, имевшим вполне городской вид, гуляла метель, а за ними, в глубине, просторно стояли за заборами, утопая в снежных сугробах, одноэтажные деревянные дома. Над городом уже опускались ранние зимние сумерки, когда на станцию прибыл очередной эшелон с эвакуированными, в котором, как знало местное руководство, находился и академик Чаплыгин. Встретили московских гостей радушно. Сергея Алексеевича с семьей сразу же отвезли в гостиницу, остальные работники ЦАГИ, нагруженные чемоданами и узлами, направились по узким тропинкам, проложенным среди сугробов, к общежитию авиационного техникума, где им предстояло разместиться.

Впереди их ждала напряженная работа. Постановлением Государственного комитета обороны СССР в Новосибирске предписывалось создать вторую в стране научно-исследовательскую базу авиации – филиал Центрального аэродинамического института им. Жуковского. Около 500 ученых, инженеров, рабочих ЦАГИ приехали сюда из Москвы, доставив демонтированное оборудование и техническую документацию на первоочередные сооружения нового института. Возглавлял группу С. А. Чаплыгин.

Сергею Алексеевичу шел тогда уже семьдесят третий год. Что каждого поражало при встрече с ним, так это лицо. Вот как вспоминают современники ученого: характерные крупные черты, не очень ровная бородка, несколько насупленные брови, суровое сосредоточенное выражение. Но весь облик в целом и особенно посадка головы создавали впечатление обаятельной выразительности и своеобразия. Чаплыгин всегда ходил с высоко поднятой головой, которая при не очень крупной фигуре представлялась несколько большой. Несмотря на довольно суровую внешность, Сергей Алексеевич был чрезвычайно отзывчивым человеком, добрым, мягким, хотя и принципиальным в то же время, как отмечает один из его сподвижников.

В первые же дни своего пребывания в Новосибирске академик активно включился в работу. Уже на следующий день после приезда в гостиничный номер, где он остановился, то и дело заходили посетители: одни с деловыми соображениями, другие – предложить помощь, третьи – просто засвидетельствовать почтение. «Большая» наука пришла в Новосибирск гораздо позднее, и выдающийся московский ученый стал, можно сказать, первой ласточкой, предвосхитившей ее широкие перспективы в Сибири.

Сам Чаплыгин был родом из небольшого уездного городка с европейским названием Раненбург Рязанской губернии. Того самого, где любимец Петра I Александр Меньшиков построил на горе игрушечную крепость с пятью воротами, соответствующими пяти чувствам – зрению, слуху, вкусу, осязанию и обонянию. Ворота осязания смотрели на Воронеж – именно в этот город после смерти отца – молодого купца Алексея Тимофеевича, подкошенного холерой в 24-летнем возрасте, — приехали Сережа с матерью Анной Петровной, здесь прошло его детство.

Большеголовый мальчуган с внимательными глазами, не падкий на детские шалости, он ранних лет удивлял мать и отчима своей серьезностью, а для младших братьев и сестер был непререкаемым авторитетом. В 1877 году, когда Сергею исполнилось 8 лет, ему купили большую фуражку с серебряным гербом, серую куртку, длинные брюки, новую шинель с серебряными пуговицами и синими петлями, ранец – снарядили на учебу. Так, отправившись по длинной Дворцовой улице в Воронежскую классическую гимназию, начал свой путь в науку юный Чаплыгин, чтобы идти по нему всю жизнь.

Способностями ума он поражал не только сверстников, но и преподавателей. Сознавая пользу учения, питает к нему необыкновенную любовь, – отмечалось в решении педагогического совета. Учеба давалась Сергею легко. Готовясь к урокам или экзаменам, ему совершенно не нужно было, как другим, повторять пройденное – он без этого помнил все, что читал ранее или слышал от учителей. Как-то уже в студенчестве он на пари дважды прочитал учебник химии, а затем повторил его слово в слово. Это замечательное свойство своей памяти Чаплыгин сохранял в течение всей жизни, чем очень гордился. Достаточно было в его присутствии что-нибудь рассказать, привести какую-то формулу, дату, номер телефона, чтобы много лет спустя, при случае, услышать от него точное воспроизведение сказанного.

И работу в Новосибирске Сергей Алексеевич начал с того, что утвердил в своей памяти все имена, должности, адреса и телефоны нужных ему людей. Почти сразу после приезда, взглянув на отведенную для постройки института территорию, познакомившись с людьми, он взялся за дело. Уже через несколько часов все знали, кому что делать, всё задвигалось. Не потерявшая стройности фигура академика, крупная голова с шапкой седых волос возникали то на стройплощадке, то в авиационном техникуме, то в обкоме партии. Что характерно, он абсолютно одинаково относился ко всем, с кем сталкивала его работа или житейские вопросы, будь то высокий начальник, коллега-ученый или простой рабочий. Каждого умел выслушать, при необходимости подсказать выход из сложного положения, помочь. При этом никогда не давал почувствовать, что заботы, тревожащие собеседника, пустяки по сравнению с проблемами, над которыми работает он сам.

Возведение лабораторий в Новосибирске напоминало Чаплыгину его первый опыт в строительстве. До сих пор в Москве, там, где больше века назад был пустырь, называемый Девичьим полем, стоит великолепное университетское здание, построенное по инициативе и под руководством Чаплыгина для Московских высших женских курсов. Сергей Алексеевич руководил ими много лет, одновременно читая там лекции. Это первое в России высшее учебное заведение для женщин, появившееся благодаря стараниям научной общественности Москвы, существовало, в основном, за счет платы, вносимой студентками, и небольшой субсидии от министерства просвещения и ютилось в двух квартирах жилого дома. Мечта о собственном здании казалась абсолютно нереальной. Но математический гений Чаплыгина, видимо, подсказал ему пути решения этой почти фантастической задачи. Хотя, конечно, сыграло роль и человеческое обаяние Сергея Алексеевича, его целеустремленность и настойчивость в достижении цели.

 Ему удалось добиться постановления Московской городской думы об отводе земли под постройку здания. После чего, имея на руках всего 60 тысяч рублей, в десятки раз меньше, чем требовалось для строительства, профессор смог не только начать работы на объекте, но и успешно их завершить, проявив при этом предприимчивость, какую редко можно наблюдать у людей, углубленных в науку. Прежде всего, он отправился в Земельный банк и заложил участок, отведенный под постройку. Полученной под залог суммы хватило на возведение первого этажа. Далее Чаплыгин добился выделения ссуды в Городском обществе взаимного кредита, а достроив на эти средства здание, заложил его целиком в Государственный банк и таким образом расплатился с прежними долгами и выполнил свою задачу.

Конечно, проблемы решались не так гладко и быстро, как «сказка сказывается». При обсуждении в Гордуме, например, вопросов постройки здания разгорелись такие бурные прения, что даже звучали требования отдать директора курсов под суд за незаконный залог государственного земельного участка. Но слышались и другие реплики:

– Молодец директор!

– За что судить? Все так делают!

Когда позднее Сергею Алексеевичу напоминали об этих событиях, он только посмеивался. Но в тот момент, когда они происходили, ему было не до смеха.

Вообще Чаплыгин при всей глубине его научных изысканий мало напоминал «ученого мужа». Человек открытый, эмоциональный, увлекающийся, умеющий радоваться жизни, он дважды был женат, обожал детей. Любил музыку, хорошо играл на гитаре, замечательно пел. Не случайно его дочь Людмила, обладая несомненными математическими способностями, все же, несмотря на первоначальное неодобрение отца, предпочла науке искусство – она стала балериной. В столичной жизни замкнутые рамки научной лаборатории были явно тесны для такого человека-глыбы, как Сергей Алексеевич. Он постоянно был в гуще общественных дел, его окружало множество знакомых. С Жуковским они общались почти как родственники, дружили семьями. Всегда желанными гостями в доме Чаплыгина были Климент Тимирязев, Иван Сеченов, Владимир Вернадский, другие замечательные ученые, составляющие и ныне славу российской науки.

Уже один только перечень должностей и регалий Чаплыгина дает понять, насколько энергичным и многогранным был этот человек: доктор прикладной математики, действительный член АН СССР, член Московского общества воздухоплавания, секретарь Московского математического общества, почетный член Московского общества испытателей природы, председатель Центрального научно-технического совета НТО ВСНХ, председатель Всесоюзной ассоциации математических учреждений, директор Московских женских курсов, преподаватель Московского университета, ректор 2-го Московского государственного университета, профессор механики лесотехнического института, заместитель председателя коллегии Кучинского аэродинамического института, член Комиссии особых артиллерийских опытов при Главном артиллерийском управлении, директор, председатель ученого совета ЦАГИ…

В Сибири Сергей Алексеевич тоже являлся не только научным руководителем филиала аэродинамического института. В конце января 1942 года его избирают председателем научного комитета ученых Новосибирска, назначают членом редколлегии журнала «Техника Воздушного Флота», председателем ученого совета филиала ЦАГИ. Он участвует во всех общегородских собраниях, активно призывает научных работников города сконцентрировать свое внимание на актуальных задачах, имеющих непосредственное народнохозяйственное и оборонное значение. И далеко от привычной Москвы Чаплыгин чувствовал себя на своем месте.

После уютных московских кабинетов работа в суровых сибирских условиях некоторых выбивала из колеи. Но Сергей Алексеевич, казалось, не замечает ни холода (здание авиационного техникума, где размещался его кабинет, почти не отапливалось), ни бытовых неудобств (первое время его семья жила в гостинице, затем переехали в просторную квартиру на улице Фрунзе, 8). Он продолжает научную работу – вместе с сыном Юрием он пишет статьи, ежедневно занимается вопросами строительства. Будучи человеком очень честным и твердым на слово, он недоумевает по поводу строителей: «Как же они не выдержали срок? Ведь сами же его назначили?».

«Решение ГКО № 519 от 19 августа 1941 г. о постройке лаборатории с пуском ее в эксплуатацию в мае 1942 года не реализовано, – с беспокойством пишет он секретарю Новосибирского обкома ВКП (б) Кулагину. – …При нынешней практике финансирования, снабжения материалами и назначения объемов строительных работ по кварталам нет никаких перспектив пуска в ход лаборатории в практически целесообразные сроки».

«По-видимому, трест считает, что строительство аэродинамической трубы ЦАГИ является непервостепенным, – снова бьет ученый тревогу через несколько месяцев. – Я считаю, что такая точка зрения совершенно неправильна. Прошу принять следующие меры: увеличить число арматурщиков на 4 человека к 2.IХ-42 г., увеличить число плотников на 15 человек к 3. IХ-42 г., доставить 35 куб. м деревоплиты к 3. IХ-42 г., 60 тонн цемента к 5. IХ-42 г…».

Во второй половине сентября рабочих и специалистов стали посылать в колхоз на уборку картошки. Сергей Алексеевич попросил срочно соединить его с секретарем обкома и, поздоровавшись, тут же круто начал разговор:

– Стройка стоит, материала нет…

В этот же день в бодром настроении и как всегда приветливо Чаплыгин встречал в своем кабинете начальника лаборатории, только что приехавшего из Москвы. Они сидели за столом, гость рассказывал о событиях в столице, о попутчиках. Сергей Алексеевич слушал внимательно, полузакрыв глаза, как он обычно делал. Но вдруг уронил голову на стол и начал медленно сползать со стула. Кровоизлияние в мозг – определили врачи. 8 октября 1942 года Чаплыгина не стало.

Оборвалась жизнь, сравнимая с высоким полетом. Отдавая все свои мысли, знания и силы тому, чтобы человек обрел крылья и покорил воздушное пространство, Сергей Алексеевич сам был из тех людей, которых принято называть окрыленными. И то, что свой мощный стремительный полет великий ученый завершил на новосибирской земле, по-своему символично. Через десять с небольшим лет после его смерти именно здесь начал расти крупнейший за Уралом научный центр, основателями которого стали не менее гениальные, чем он сам, ученики Чаплыгина, которых он ценил и уважал, – Михаил Лаврентьев, Сергей Христианович и другие.

…Похоронили ученого на территории строящегося института. В 1961 году в сквере, недалеко от могилы, установлен его бюст работы новосибирского скульптора Лилии Бурлаковой. Имя Чаплыгина носит сегодня и сам Сибирский НИИ авиации, а также одна из центральных улиц Новосибирска. Память об этом замечательном человеке увековечена в названии его родного города в Рязанской области, в мемориальном комплексе «Квартира-музей С. А Чаплыгина» и в памятниках в Москве, его именем назван кратер на обратной стороне Луны.