Деревня Кривощёково Томского уезда как порубежный пункт торговли русских с телеутами

В исследовании на основании источников Российского государственного архива древних актов (РГАДА) рассматривается вопрос торговых отношений между томскими людьми и иноземцами (калмыками, бухарцами) в начале  XVIII века. Анализируемые документы 1708 года являются на сегодняшний день самыми ранними известными источниками, в которых упоминается деревня Кривощёково, поставленная на телеутской меже, и являющейся первым русским поселением на территории современного города Новосибирск. Сами эти документы были введены в научный оборот доктором исторических наук А. П. Уманским, и со ссылкой на него широко цитировались в работах различных исследователей. В них обстоятельно, со множеством повторов (списков) разбирается дело о нарушении томскими служилыми людьми запрета на торг с иноземцами. Примечательным является попытка обернуть дело против бывшего томского воеводы Г. М. Петрово-Соловово и аппелирование по этому поводу к Государю Петру Алеесеевичу. Целью работы является на основе реального источникового документа уточнить период возникновения на телеутской меже деревни Кривощёково и личность её основателя. Кроме этого, сделать выводы о состоянии и масштабах торгового оборота в порубежных территориях Приобья, имуществе служилых людей, обличённых властью, их взаимоотношениях, злоупотреблениях положением, а также о деталях механизма следственной системы рассматриваемого периода в Сибири. Работа носит источниковедческий характер, бережно относится к орфографии цитируемых фрагментов и самому тексту, стремясь к пониманию документа в контексте эпохи того времени.

Успешная экспансия Русского царства «навстречь солнцу» в к. XVI – н. XVII веков встретила на юге Сибири значительные трудности, из-за которых проникновение в Верхнее Приобье затянулось на несколько десятилетий.

Первая русская деревушка на правобережье Оби нынешней территории Новосибирской области поставлена в 1684 году на Большой Чёрной в Болотнинском районе. Называлась она Чернова[1]. Через 19 лет, в 1703-м, в 50 верстах западнее был построен Умревинский острог. На левом берегу Оби первенство за деревней Анисимовка, основанной старообрядцами-переселенцами с Ишима. Это место, на котором в 1713 году был построен Чаусский острог. Шведский путешественник Фальк, побывавший в Приобье в 1771 году, отмечал датой его основания 1671 год.[2]

Период образования первой русской деревни на месте нынешнего Новосибирска, на телеутской меже,  исследовался многими историками. Основными документальными источниками стали дела Сибирского приказа периода 1708 года, хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА)[3].

Одним из первых вопрос об основании деревни Кривощёково и её преемственности с будущим Новосибирском  был поставлен в 1969 году сотрудником Института истории, филологии и философии (ИИФФ) СО АН СССР, доктором исторических наук  Мариной Михайловной Громыко[4].

Вместе с другим исследователем заселения Приобья, кандидатом исторических наук Юрием Сергеевичем Булыгиным на основании изучения анкет рабочих из архивных фондов Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства и других они рассчитали возраст Кривощёкова «на рубеже XVII-XVIII веков»[5].

Противником сельской предыстории города выступил доктор исторических наук, член-корреспондент АН СССР  Леонид Михайлович Горюшкин. «Кривощеково, вошедшее в черту Новосибирска в процессе развития уже возникшего ядра города, не может считаться исходной ячейкой его рождения»[6]. Он же в канун празднования 100-летия Новосибирска предложил этот тезис в решение Комиссии по истории города при Новосибирском городском Совете[7].

На этом вопрос о возрасте самого Новосибирска пока считается официально решённым. Но уточнение датировки и обстоятельства возникновения самого Кривощёково продолжают находить место в работах.

К личности Федора Кривощёка обращался признанный исследователь русско-инородческих отношений XVII-XVIII веков, доктор исторических наук Алексей Павлович Уманский. Именно в его статье был впервые разобран один из исследуемых нами  документов «Дело о торговле томских служилых людей с «иноземцами». 4 июля 1709 – 16 марта 1711 г.»[8].  Последующие авторы, как предполагается из контекста, зачастую только ссылались на Уманского самого документа не видев.

Большой вклад в раннюю историю Приобья внесли работы докторов исторических наук Н.А. Миненко и Т.С. Мамсик[9]. Их издания получили большой отклик в историческом сообществе. Эта трактовка вошла и в энциклопедию Новосибирска[10].

Из фундаментальных исследований также стоит отметить относительно недавнюю монографию алтайских историков В.Б. Бородаева и А.В. Контева, публикующие документальные источники деятельности Федора Кривощёка на Алтае и широко цитирующие (по Уманскому) «дело о заповедном торге»[11].

Некоторых моментов образования села касались историки В.А. Зверев, И.П. Каменецкий, С.В. Колонцов, И.П. Сальникова[12], но более всего вопрос основания и развития Кривощёково оказался интересен краеведам Новосибирска. Ещё в 1987 году кандидат архитектуры К.П. Зайцев в фондах архива Алтайского края нашёл планы местонахождения села Кривощёкова и даже опубликовал их[13]. Тогда они прошли мимо внимания исследователей.

Не без помощи литераторов и журналистов история села множеством легенд. Фёдор Ильин стал служилым дворянином и Первушей с сабельным шрамом, профессиональным создателем русских колоний и штатным устроителем переселенцев, человеком для особых поручений и сибирским «агентом 007». Деревня встала здесь по веленью Петра I, а дата поселения углубилась во времена регентши, сестры Петра, царевны Софьи[14].

Личностью Фёдора Кривощёка занималась и генеаолог из Москвы Е.А. Чернова, которая на основании архивных источников пришла к выводу, что «”устьянин” Фёдор Ильин сын Некрасов — её дальний предок, историю которого она проследила от сегодняшних дней».[15] Автор данной статьи, сотрудник Музея Новосибирска К.А. Голодяев, отмечал это в своей книге «Старый Новосибирск», где тоже, к сожалению, повторил некоторые типовые ошибки предшественников. В следующем издании книги они будут исправлены.

В конце 2020 года Музей Новосибирска получил документы из фондов РГАДА, те самые на которые долгие годы ссылались многие исследователи. Проанализировав, мы решили опубликовать эти уникальные документы, в начале XVIII века, поступившие в Сибирский приказ (в цитируемых фрагментах орфография сохранена).

Одно из них «Дело о торговле томских служилых людей с «иноземцами». 4 июля 1709 – 16 марта 1711 г.»[16].

Как гласит надпись на титуле документа это «отписка через почту с Тобольским головою с казачьм с Петром Нефедьевым», адресованная Великому Государю Царю и Великому князю Петру Алексеевичу Всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержцу (709 г июля въ 4 день) (рис. 1)[17].

Рис. 1. Титульный лист Дела о торговле томских служилых с инородцами. 1709 -1711 гг.

Отправлена она было по челобитию Григория Михайловича Петрово-Соловова, бывшего томским воеводой до ноября 1708 года, и включает в себя записи несколько челобитных писем, составленных разными официальными лицами в период декабря 1708 – марта 1710 года.

Из письма, датированного февралем 1709 года, мы узнаём что 24 августа предыдущего года томский выимщик Иван Качанов получил указ из Нарыма, от стольника князя Василья Гагарина, в котором велелось в Томском смотреть накрепко чтобы с иноземцами, бухарцами и калмыками, никто не торговал, а тех кто будет - разыскать и «дворы их и животы имать на государя»[18].

Конечно же, в первую очередь, это касалось вооружения и беоприпасов, но и мягкой рухляди (меха) тоже, источники которого от варварского выбивания сильно истощились.

Случай не заставил себя ждать. 27 декабря 1708 года новый воевода Иван Миронович Черкасов с товаришами сообщает, что в мае нынешнего года, а после и в августе томские жители Иван Степнов и служилый Василий Анчош, да казачий сын Иван Капианщиков, новокрещённый калмык Степан Ильин и чатский татарин Тезек Сургоянов «ездили ис Томска чрез степь в деревню Криващокову для торгу с телеуцкими черными калмыки с ведома прежняго томского воеводы Григория Петрово Соловово»[19].

С попыткой воспрепятствовать торгу и поймать торговых людей был послан казачий голова Борис Серединин со служилыми людьми. Но воевода де упредил о том отца Ивана Степнова, Андрея, чтобы они отослали иноземцев к телеутам и скрыли торг. Андрей Степнов послал Анчоша «из города наскоро о двух конях». И по этому поводу Петрово-Соловову было учинено «ведение на писме за рукою»[20].

В розыскном деле воевода Петрово-Соловово письменно от всего отказался, что никого он для торга с иноземцами никуда и никогда не посылал. Наоборот, он показал, что «в отпуску им государевъ указ был сказан: под смертною казнию чтоб им с посторонними иноземцы отнюдь не съезжатца и ничем не торговать»[21]. «И в нынешнем 708 году августа въ последнихъ числех ведомо мне учинилось, что приехали с товары торговать калъмыки Томского уезду к крайнимъ деревнямъ от Томска верстъ за полтараста и болши. И я по той ведомости того ж числа и часу на того послалъ и с Томъска казачья голову Бориса Серединина с служилыми людми. А велелъ техъ калъмыковъ ис Томского уезду выслать со всякою жесточью, а естли кто томчане с ними торговали и техъ людей велелъ переловить и вести в город связанныхъ и с товары, что у нихъ есть»[22].

Серединин привёз в Томск связанного «за возмущение и измену» Василия Анчоша, который в приказной избе вину свою Великому Государю принес и про товарищей своих, что с теми калмыки торговали, рассказал. Все фигуранты дела были сысканы и посажены в колодники, из приказной избы присланы на съезжий двор к Ивану Качанову, где были допрошены порознь и вину свою принесли. По «святей непорочней евангельской заповеди Господни, еже ей-ей», все они подтвердили, что воевода не ведал о торге с иноземцами, а отпускал их до Криващоково «для покупки хлеба и скота и хмеля с товары»[23].

Из их допросных речей мы узнаём некоторые подробности: томские служилые люди давно уже ездили «покормитца» по Оби в верхние деревни, в остроги и в слободы до Акарачаю (Салаира). Что было делом обычным «и без отпуску».

Места эти за телеутской межой стали некой буферной зоной между Русским царством и иноземцами. «Да и по вся году томчане руске люди, чацкие татаровя и белыя выезжие калмыки в летняе и в осеннея  время в те урочища вверхъ по Обе реке в Товоганскихъ лесахъ и по рекамъ и не и Берди для звериного и хмелевого и лодичного промысловъ и для хлебновъ бываютъ в промыслу по пятсотъ человек и болши. И от ехавъ живутъ станами и многое время <…> и добываютъ жерновы и точилы, и делаютъ лотки, и без отпуску»[24].

Шли тороговцы в лодках, а не через степь, «а в лоткахъ чрез степь ездить никому не возможно». В Кривощековскую деревню они прибыли для покупки хлеба, и скота, и хмеля и всякой рухледи. Повезли земские товары, сермяжные и красные кожи, сукно аглинское, которое давали в государево жалование отцу его Андрею и братьям. Там уже, на промысле в урочище Таволган был Василий Анчош — у него там пашенная заимка «не в дальнем растоянии».  На промысле с ним съехались четверо калмыков с товарами. Василий и отправил иноземцев для торгу к руским деревням. К тому времени в Кривощоково приехал Степнов, «и онъ де, сын ево Иванъ, сукна и кожи красные имъ, иноземцомъ, на китайские и иркецкие товары меняли <…> и то учинилъ простотою своею, а не по воеводцкому отпуску».[25]

Посланный пресечь торг казачий голова Середин в деревне уже никого не застал: и калмыки уже отъехали, и Иван уплыл в лодке в Томск, ещё до приезда Василия Анчоша.

После приказного розыску колодников взяли под крепкий караул, дворы их и всякие пожитки были переписаны и «запечатаны». Найденые у них калмыцкие товары тоже привезли в город и до указа Великого Государя сложили в казенных амбарах.

Как пишет Петрово-Соловово, напраслину на него навели потому, что у него с «Качаловым»[26] была «недружа». В бытность его воеводой последний за противные дела свои и свойственников «на словах был много истязан». В нескольких челобитных Государю от 12 декабря 1708 года, 22 марта и 17 июля 1709 года воевода описал немало таких дел, о коих в приказной избе было явно по извету и по допросам:

- Качалов со своим братом Осипом продал бусурману, приезжему бухаретину своего дворового человека Петра «имянем, человека своего Василья Тузовского». Продажа инородцу христианина не понравилась томичам, и с веления воеводы Андрей Степнов (отец Ивана) из бусурманства Петра выкупил, дав бухарцу в мену своего человека калмыцкой веры.

- Кроме того, Иван Качалов ведал в Томске винной выимкой, но и здесь «чинил поноровку». Брат его, воров, Осип Качалов, будучи в Кузнецке воеводой в 706, и в 707-м, и в 708-м годах, во всю свою бытность курил на себя вино, и человеку своему, Василью Тузовскому торговать велел.

- Иван Качалов мимо приказной избы, «от себя», послал двоюродного брата, сына боярского Афанасья Панова в Уртамский  острог и в иные деревни по Оби для надсмотру винного куренья и иного заповедного питья и продажи. А тот сам воровски держал у себя в доме корчму, торговал пивом. Узнав про то по извету подъячего Андрея Ускова, Петрово-Соловово послал приказных деньщиков Степана Сычева с товарищами вынести у Афонасея  вино воровское и медные, винокуреные сосуды.

- За эту недружбу Качалов с людьми своими приехал в дом к подъячему Андрею Ускову, «разорял и взял у него купленого с кружечного двора горячего вина четыре ведра, и хотели ево, Андрея, убить до смерти. <…> И он, Андрей, видя смерть свою, из дома своего убежал в окно в приказную избу. И то ево Андреево купленое вино держит у себя в доме, а в приказную избу по памяти к розыску не отсылает».

- Да он же, вор, хромой Качалов, презря вашего царского величества указы, велел курить вино томского Алексеевского монастыря архимандриту Савватию, и то воровское вино у него, архимандрита, приимал.

- Вор Качалов укрывал выимочное вино, взятое у томских людей, не отдавая его на кружечной двор голове Ивану Савотееву, «и таким малымъ числомъ покорыставал же».

- И паруса нового для дощаника, выданные из государевой казны, «онъ плутъ и хищникъ неотдалъ и явно укралъ». 

- Родной племянник Качалова, Федор Протопопов с товарищами крали в амбаре государеву продажную соль. И были пойманы, в своем воровстве повинились и были биты батогами нещадно. При попытке править к этому делу другого племянника, Максима Протопопова, пятидесятник Семенов сын Ломов был бит смертным боем и «увечивъ вечно глаз вонъ вышиби».

-  Также Федор Протопопов и дворовые люди брата его Осипа украли у пешого казака корову, «и той коровы мяса и кожа у них в доме вынято. И за ту вину же тати биты кнутом, а у одного отрезано ухо».

- Да он же, «наглой вор, составщик, храмой Качалов, ругая меня, раба вашего, научал своих родных племянников Петра Лаврентьева, Ивана Осипова сына Протопопова, велел меня бранить и ругать нагло. <…> А Иван Протопопов, узнав свою вину, в допросе не пошел и вашему государскому указу учинился непослушен. А по вашему государскому указу таких ослушников велено их без судов ы исцовъ их сказ винить».

- Качалов, «будучи в ваших государевых хоромах перед воеводами и при иных градцких людех принимался за нож и хотел меня, раба вашего, зарезать напрасно».

Вот обиду затаив, «храмой» Качалов коварством своим и пытался навести на прежнего воеводу государев гнев. Он устроил в том же деле торгу с иноземцами повторный розыск, в котором Степнов с товарищами всё-таки сказали, что торговали с калмыками с ведома Петрово-Соловово. О чём Иван Качалов, «злокозненной воръ и ведомой лъжи составщикъ» и написал в Москву Великому Государю и в Енисейск стольнику князю Василью Ивановичю Гагарину[27].

Описывая Государю дела Качанова, Петрово-Соловово упоминает его деда – «…вора, убийцу и крестопреступника Никитку Качалова», который исчез, «и злое ево исчадие за ево воровство из Московского государства извержено) в «далной сибирской край на страхъ инымъ воромъ и изменникомъ»[28]. Воевода пишет, что спустя годы Иван Качалов «отпёрся» от родного своего отца, Родиона Кочалова, и воровского изменничья имени и «причелся» к иному отцу, Родиону Качанову. Тем самым, получив себе и братьям своим чин по московскому списку[29].

Мы осторожно предположили, что, возможно, воевода говорит о Никите Даниловиче Качалове, в 1591 году отправленым Борисом Годуновым в Углич для убийства царевича Димитрия. Но даже если допустить, слово «дед» в значении «прадед», то тот Качалов не мог исчезнуть, а потомки его не могли быть выслаными в Сибирь. После убийства царевича Никита сразу был растерзан народом. Кроме того, в справке по личности цареубийцы 1726 года упоминанется, что «цареубийца Качалов и женат не был, так как жил в Угличе с дядею своим Мяхайлой Битяговским»[30].

В заключение своего письма, бывший воевода просит государева пожалования приехать в Москву и рассказать самому, чтобы «по ложной отписке и по составленному розыску от величества государева безвинно в опале и в разорении не быть»[31].

25 июля 1709 года открылись новые обстоятельства, оправдывающие Петрово-Соловово. Томской приказной избы подьячий Иван Сидоров подал воеводе Ивану Черкасову изветную челобитную в том, что после вышеописанного допроса колодников Иван Качанов призвал его к себе в дом и «в неволю», угрозя жестоким наказанием, велел допросные речи Андрея Степнова с товарищами переписать - «бутто они торговали с ыноземцы с ведома Григорья Петрова Солового»[32].

Возвращаясь к обстоятельствам торга в Кривощоково, отметим, что 29 августа 1708 года, по возвращению Ивана Степнова к нему «на выимку тех заповедных таваров» Качановым было послано 7 служилых людей.

«И техъ де таваров выняли: в доме Андрея Степнова 39 тюймов 7 концов китаек, 112 концов зенденей и концов выбоекъ, да сундукъ, а в нем 4 кафтана суконных цветных, 2 меха заячьих, конец китайки, 2 зендены, кошлокъ, 13 лапъ лисиц красных, 16 белок, чарка серебряная, лосинная ролдуга. А дворъ де ево Андреевъ в городе, да анбаръ с хлебомъ, да в том же де анбаре 90 лосинъ, 2000 яги козлинные, кафтан белой сермяжнойю. Да в деревне ево Андреевой во дворе же де 2 анбара с хлебом, да на реке Сосновке мальница, да другая мельница близь города на реке Ушайке, со всяком заводы. И те де пожитки ево отписаны на великого государя. А по скаске де ево Андреевой, что в той ево деревне на речке Сосновке лошадей и жеребятъ зъ 20 и болши, да рогатого и мелкого всякого скота съ 30, да у товарыщев ево, которые с ним отъезжали в степь, обще и с ыноземцы торговали же. В доме у казачья сына Ивана Капканщикова взято эркецких таваровъ 322 зендюни, 74 конца выбоекъ. А животов у него и у таварыща ево у Степана Ильина и у Василья Анчоша никаких не явилось, а дворы их отписаны на государя»[33].

В рассказе таможенного головы Андрея Степнова говорится, что товар, привезённый его сыном Иваном в трёх лодках, пошлинами обложен не был: «в таможне он, Андрей, не явил для того, что посылал он сына своего за государевымъ указом тайным обычаемъ, и в той де ево вине воленъ Великий Государь»[34].

По версии Ивана Качанова, Иван Степнов с Василием Анчошем заранее, ещё зимним путём завезли в Кривощоково сукно и рухляди «для продажи и мены с черными калмыки и с телеуты». Но поскольку зимой иноземцы не приехали, товар они «отдали на збережение Василью Ильину, онъ же и Кривощекой»[35]. При приезде степью в мае, выяснилось, что телеуты хотели приехать в августе. 19 июля, взяв у торгового человека Федора Чаряинова (Саряинова) «руского тавару» кож красных и юфтей, 100 аршин сунка сермяжного, 300 аршин холста торговцы отправились в путь. Тогда уже иноземцы «человекъ зъ 10 и болши, в деревню Кривощокову приехали. А было у нихъ с тавары верблюдов зъ 20, да лошадей то ж число. И на руские тавары меняли, а взяли у них, иноземцовъ, 39 тюймов 5 концовъ китаекъ, да зенденей и выбоекъ 110 концовъ. И с теми тавары они, Иван Степной и Иван Капканщиков, поплыли в Томской в лотках. А приехали августа противъ 29-го числа ночью, и те тавары сносили из лотокъ в дом отца ево, Андрея Степнова, а в таможне де не объявили для того, что ево, Ивана, из дому отпустил отецъ ево, Андрей Степнов»[36].

Фёдор Ильин (другим писцом названный Василием) рассказал, что Степной и Анчош санями привезли в их деревню Кривощокову товаров русских «и склали у него в дому, а сколько – не ведаетъ для того, что те их тюки за их узлом  и печатью». Он подвердил и августовский торг в деревне, упомянув  «верблюдов с тавары 22, да 10 лошадей со вьюки ж»[37].

В 1709 году на должность таможенного головы в Томске был пожалован купчина гостиной сотни Иван Прокофьев Саватеев. Из Сибирского приказа велено было «таможенного голову, томского сына боярского Андрея Степнова с подлинными таможенными и кабацкими книгами для подлинного щёту выслать к Москве немедленно». Не утаил ли чего? И о щете ево, Андрееве, целовальниками и ларёшными учинена была особая выписка, а про вышеписанные меновные китайские товары запрошено «в государево годовое жалованье служилым людям роздать или к Москве их прислать»[38].

С ним же в декабре 1709 года великому государю была послана отписка «на обличение воровству Ивана Качанова» с велением Степнову «явитца, и отписку подать в Сибирскомъ приказе генеральному презыденту и московскому каманданту и сибирских правинцей судие князю Матвею Петровичю Гагарину с товарыщи»[39].

В январе 1710 года Андрей Степнов со товарищами били челом великому Государю и подали челобитную о той отсылке с товаром в руские деревни и в татарские юрты. В ней говорится, что по приезду с торгу сын его Иван узнал государев указ, что торговать с приезжими калмыки не велено, и сам «шелъ на дворъ к дворянину Ивану Качалову и о привозномъ вышеписанномъ меновномъ товаре явилъ», а Качалов, приехав в дом со служилыми людьми, взял не только товарный привоз, но и сверх его «моево пожитку и увез с собою 5 концолв китайки, дватцать зенденей и выбоекъ, пять зипуновъ цветных, два сермяжных, две шубы козлинные, сундукъ со всякимъ домовным мелочным пожитченком и с писмяными всякими крепостьми без моего замку и печати и бес переписки и без моей руки»[40]. Да ещё вынесли содержимое амбаров его и племянника Петра Степного, «который ни в какомъ заповедномъ деле не приличенъ». Да много ещё другого имущества его и товарищей. «И оттого, государь, мы всеконечно разорены»[41].

В марте 1710 года марта «в Томской стол, афицеру нашему князю Юрью Ивановичю Гагарину» был получен ответ от великого государя: «И какъ к вамъ сия нашего великого государя грамота придет, и вы б взятые пожитки Андрея <…>, да двор ево <…>, да анбыр <…>, да мельница <…> отдали ему, Андрею Степному с роспискою, без мотчания и без волокиты, а в сылку ево не послали».  С предостережением: «А есть ли кто вновь воровстве явитца, и таких ни на один день сроку не давали, а посылали в сылку в Дауры, в пашню, а животы, что есть, брали на нас, великого государя, безповоротно»[42].

Другой рассматриваемяй нами документ с длинным названием «Дело по обвинению томского воеводы Григория Петрово-Соколова в разрешении томскому жителю Петру (правильно – Андрею – К.Г.) Степанову с сыном торговли с нерусскими народами и об оскорблениях, нанесенных ему томским сыном боярским Петром Лаврентьевым и дворянином Ив. Протопоповым»[43] содержит списки (копии) других дел и повторяет запутанную историю последствий запретного торга, конкретизируя возможные последствия бесчестного подлога «храмого» Ивана Качанова и подъячего Ивана Сидорова: «в вашемъ госдурскомъ указе и в Уложенье напечатано: буде которой дьякъ для своей корысти или мстя кому недружбу велит подъячему написать в выписке не против подлинного дела, и того дьяка велено бить на козле кнутомъ и отнять чин, а у подъячего отсечь рука»[44].

 Также здесь подробно рассматриваются свидетельства участников конфликта Петрово-Соловово с томским сыном боярским Петром Лаврентьевым, произошедшей в феврале 1709 года в приказной избе, у  подъячего Сапошкова. Он «плут и пеяница наглой, бранил меня неподобною скверною бранью и ругал всячески, и называл полуименемъ. А про том, государь, были и то слышали брат его Петров двоюродной, приказной избы подъячей Григорей Лаврентьев, да приказной же сторож Василей Тюрин, да хозяин того дому подъячей Федор Сапошков»[45].

На произведённом по данному челобитью допросе Пётр от всякой брани и безчестия отказался, но остальные свидетели ссоры клятвенно подлинно подтвердили и обзывания вором, и брань матерны, и полуимя[46].

9 июля 1709 года стольник и воеводы Иван Миронович Черкасов с товарищами «приказали: сына боярского Петра Лаврентьева обвинить, а челобитчика стольника Григорья Петрово Соловово – в правых» с присуждением ответчику Лаврентьеву «против ево, Григорева окладу сто тридцать рублев доправить и отдать челобитчику с роспискою. И с того иску взять на нем же, Петре, пошлину по указу и написать в приход»[47].

И в заключение, описывается ещё одна челобитная Петрово-Соловово: «Державнейший царь, государь милостивейший. В нынешнем 709-м году июня в 21 день, будучи в приказной избе, в ясачном столе, Иван Протопопов называл меня, раба вашего, вором при многих людях, а при ком – имяны тем людям под сею челобитную роспись». Что было учинено по данному делу документ не содержит, но сказано что 1 июля «дворянин Иван Протопопов в приказную избу сыскан и <…> выслушав искавую челобитную, к допросу не пошел, учинился ослушене»[48].

Григорий Михайлович Петрово-Соловово продолжил государеву службу в другом регионе – сначала обер-комендантом в Переславле-Рязанском, а затем в Москве, судьей в Расправной палате[49].

Для других фигурантов дела история тоже закончилась благополучно. Андрею Степнову учли предыдущую славную военную службу в Сибири, получение за неё дворянства в 1708 году, кроме того на посту таможеного головы он «учинил прибыль немалую»[50]. В 1716 году дворянин Андрей Степнов значится среди приказчиков Чаусского острога[51].

Иван Качанов остался на ссыскной службе и в 1719-м выступал обличителем по делу о взяточничестве бывшего коменданта Томска  Р.А. Траханиотова. При этом следователь сумел «получить с него — в обмен на отказ от изобличающих показаний — внушительную сумму в 500 рублей» и заявил, что «за Романом де Траханиотовым худых и указом государевых противных дел в бытность ево в Томску он… никаких… не знает», но после сменил показания на обличительные. Трахантионова приговорили к смерти, он скончался в тюрьме и был повешен уже мёртвым, а вот для Качанова же вопрос подкупа опять сошёл с рук[52].

Теперь мы остановимся на другом важном свидетельстве, явившемся, собственно, основной целью данного материала — на основании деревни Кривощёково. Федор Ильин («он же и Кривощекой») в «деле о тоговле иноземцами» сказал: «родомъ де он устьянецъ, в Сибирь пришел в Тоболескъ тому лет з 13 и болши, и жил на Ишиме реке, в Коркиной слободе в драгунах. А из Коркиной пришел в Томской уездъ в 707-м году, а с ним пришли  розных тобольских слобод семей зъ 20 и болши, и поселились вверхъ Оби реки, на границе телеуцкой, дворами своими человекъ зъ 10, а ныне де поселились подле Оби жъ реки версты по 3 и по 5 и болши» (рис. 2)[53].

 Рис. 2 . Сказ Федора Ильина, 1709 г.

В отписке Г.М. Петрово-Соловово в 1708 году также значится, что «деревня на Обе реке стоитъ рядомъ Томского уезду с острогами и з деревнями и с томскими иноземческими юртами»[54]. Ещё точнее о местонахождении Кривощёково говорится в другом докумете 1708 года: «вверх по реке Оби, выше новопосроенного Имревинского острогу на реке Ине, от Томска верстах в полуторостах и больши в новоселебной Кривощековой деревне», «построена на Иркином плавежу (Ирка – популярное теленгетское имя – К.Г.) против Ини на заречной стороне Оби реки»[55].

И хотя вышеобозначеный фрагмент приставкой «ново» относительно уравнивает возраст Умревинского острога (1703 год) и Кривощековской дервни, показания Фёдора Ильина явно указывают на 1707 год, как дату образования новой русской деревни. Но до сих пор дата эта в истории новосибирского Приобья не является однозначной.

Прослеживается она и при анализе анкет рабочих Колыванских заводов. Так, из допроса тобольского крестьянина Дементия Панафиндина (рис. 3), состоявшегося в 1748 году, исчисляется дата его поселения в Кривощёково как 1708 год, поскольку он «в деревню Кривощёкову перешёл из деревни Панфидиной Чаусского же ведомства 40 лет тому назад»[56].

Рис. 3. Допрос крестьянина Дементия Панафиндина, 1748 г.

В тоже время доношение из Чаусской судной избы в канцелярию заводов по вопросу крестьянина деревни Малое Кривощеково Алексея Ванкова (рис. 4) выясняет, что не позднее 1702 года тот родился в деревне Малой Кривощёковой[57]. Следовательно, в 1702 году деревня Кривощёковская не просто была, а ещё и успела «отпочковать» от себя Малую. Это позволило специалистам по истории заселения Верхнего Приобья историкам Ю.С. Булыгину и М.М. Громыко сделать вывод о том, что Кривощёкова «возникла не позднее последних лет XVII века»[58].

Рис. 4. Доношение по  крестьянину Алексею Ванкову, 1749 г.

Возможно, поселение на этом месте существовало и ранее. Ведь издавна здесь находилась переправа через Обь, и осуществлялся плавеж скота. В 1734 году историограф Сибири академик Герхард Миллер упоминает другое его название: «Восьмой дистрикт, относящийся к Чеускому острогу, включает в себя до 50 деревень по обе стороны Оби… Имеющиеся здесь деревни с церквями: Кривощёкова Большая или Никольское село, на западном берегу Оби, в 3 верстах ниже устья Ини...»[59]. Переведя версты в километры, мы как раз получим место поймы Каменки, против которой и располагалась деревня.

 Также местоположение деревни указано в «повелениях» Чаусского острога о сборах подушных податей и оборотных денег, составленных в первой половине 1749-го: «В урочище речки Тула  и озера Моховое  берёзовые леса, а дальше к степи согры и болота мокрые»[60] и на карте 1720 года (рис. 5)[61].

Рис. 5. Фрагмент карты «От Семипалатинской крепости через Барабинскую степь,1720 г.

Обращаясь к одному из фигурантов «дела о торговле…» Фёдору Ильину, точнее к путанице его имени, заметим, что в рассматриваемых нами документах нет аналога употребления имени собственного в притяжении «сын». Единично упоминается лишь Иван Андреев сын Степной, ни разу не обозначенный просто как Иван Андреев. Т. е., в деле Ильин это фамилия.

Но генеалог Елена Альбертовна Чернова всё-таки утверждает, что Фёдор — это сын Ильи Некрасова с Масленской слободы Тоболького уезда[62].

Она также пишет:  «Фёдор верстался в драгуны, был переведен в Коркину слободу. В 1707 году, 21 августа пришел в Томский уезд, в Умревинский острог, о чем сохранилась запись в книге пришлым людям в Томск. Видимо, вскоре после этого отправился вниз по Оби и основал там торг и деревню… В 1719 году он вместе с сыновьями - уже в Белоярской крепости»[63].

Фёдор Кривощёк действительно неоднократно упоминается в более поздних документах. И как основатель «Кривощекина заводу, за Обь реку на речку Боранаул», и как «разведчик <…> вверх по Обе реке»[64].

Но Тамара Семёновна Мамсик полагает, что  Фёдор Ильин был «тот самый» Фёдор Креницын по прозвищу Кривощёк, который «весьма вероятно из осторожности» скрыл от следствия свою фамилию и назвался по отцу[65]. В другой публикации[66] она же, говоря об отчестве Ильин, просто даёт ссылку на работу Нины Адамовны Миненко.

Но в книге у самой Миненко, на которую отсылает Мамсик, вопрос отчества никак не рассматривается: «Своё название деревня получила от имени основателя — служилого человека Фёдора Кривощека. Причём «Кривощек», по-видимому, было его прозвищем. В отписке приказчика Бердского острога И. Буткеева кузнецкому коменданту Б. Синявину упоминается его подлинная фамилия Криницын»[67]. Появляется ещё одна фамилия. И опять та же Н.А. Миненко, в своей более ранней работе 1984 года, ссылаясь на ту же отписку, употребляет имя такое же как в источнике - Фёдор Кривощёк[68].

И эта ошибка повторяется много раз. «Служилого человека Фёдора Криницына-Кривощека» упоминает Ю.С. Булыгин[69], есть он и в новом учебном пособии «История Новосибирской области»[70]. Даже  в работах А.П. Уманского: «Телеуты и русские в XVII–XVIII веках»[71], «Телеуты и их соседи в XVII — первой четверти XVIII века»[72], на которые ссылаются очень многие исследователи, в тексте о Ф. Криницыне дана ошибочная ссылка опять на ту же «отписку приказчика Бердского острога Ивана Буткеева кузнецкому коменданту Борису Синявину». Но в самом документе данной фамилии не существует, а написано: «…где поселился Кривощок», «…у Кривощока», «…проведённой Федором Кривощеком»[73].

Все вышеупомянутые исследователи очень осторожно относятся к подаче данной информации, «опираясь на известные им архивные факты», но зачастую не открывая их, и понять, на каком именно этапе и почему у документального Фёдора Ильина так трактуются отчество и фамилия, пока не представляется возможным.

Можно предположить, что фамилия Криницын (Креницын) возникла из анализа и сопоставления Мамсик фамилий «устьянцев», жителей Кукарской слободы Вяткинского края, где прослеживается целый ряд аналогий с поселенцами в обском Кривощёково.  «Земли д. Бобошинской пашут Петрушка Креницын «с товарыщи» (возможно, сородич того (нашего – К.Г.) Креницина...)[74]. «…И его прозвище Кривощёк», которое указывало на выходца из новгородской земли. Исследователь трактует и корень прозвища «Крив» — как лингвистическую символику от древнего славянского рода кривичей.

Т.С. Мамсик рассматривает образование Кривощёково через призму принципов управленческой системы в Сибири петровского времени. Она обобщает фигуру служилого Ф. Ильина, придавая ему «функции «садчика», получавшего от воеводы право основывать слободы и «зазывать» в них крестьян для заведения государевой пашни», делая из этого вывод о целевом и намеренном основании поселения как торгового пункта на телеутской меже. А также «вне сомнения» видит в торге коруппционную схему воеводы Петрово-Соловово с таможеным главой Андреем Степновым[75].

Много таких несуразиц с именем случилось в последующем. В нашей литературе драгун-первопроходец Федор Кривощёк становится и Первушей Криницей[76], и сыном Савельевым[77].

Как бы там ни было, Новосибирск чётко позиционирует Фёдора Ильина (Кривощёка) как основателя первой деревни на обской границе Русского царства, на месте которой сегодня расположен один из крупнейших городов страны.

На основании анализируемых документов нам пока не удалось обнаружить ничего нового в отношении даты образования поселения Кривощеково и косвенной причастности к нему («с ним пришли») Федора Ильина (Кривощекова). 1707 год бесспорно является пока самым ранним документальным упоминанием данного поселения. В 1708 году деревня названа «новоселебной», но принимая во внимание факт упоминания в том же документе «новопосроенного» Умревинского острога (1703 года), можно предположить, что часть слова «ново» носит достаточно размытый характер, как минимум в 4 года. Находилось ли на месте заселения в 1707 году более раннее поселение, упоминаемое также как «Никольское село»[78] или «Никольский погост»[79], документ не открывавает. По результатам археологических раскопок, проведёных Институтом археологии и этнографии СО РАН в 2015 и 2018 годах на месте села были обнаружены нетрадиционные для православия захоронения: «несколько могил, в которых люди лежат по-другому, ногами на юг, а в могилах ни одного креста»[80], но других доказательств более раннего поселения нет, поэтому дисскусии на данную темы возможны и в дальнейшем.

Кроме того, мы выяснили, что фамилия Криницын (Креницын), упоминаемая в качестве настоящей фамилии Кривощёка,  в рассмотренных документах отсутствут. Автор предполагает,  что эта гипотеза сложилась из сравнительной аналогии фамилии Криницын с переселенческими фамилиями других жителей Вяткинского края.  А генеалогами называется ещё одна фамилия – Некрасов. Хочется искренне пожелать исследователям документальных успехов.

 Также результатом работы стала выстроенная цепочка фактов жизни служилых людей в пограничных территориях Приобья, ассортимент товаров, присутстыующих в торге с иноземными народами и сложный, многоступенчатый механизм следственной системы рассматриваемого периода.

Мы надемся, что эта история ещё не закрыта, и в архивах найдутся новые документы, проливающие свет на события в Томском уезде рубежа XVII-XVIII веков.

 

Автор выражает глубокую признательность Владимиру Николаевичу Алексееву и Александр Владимировичу Кошелеву за прочтение оригинального скорописного текста документов.

В некотором сокращении матераиал опубликован  в журнале «Исторический курьер». 2021. № 5 (19). С. 112–126. URL: http://istkurier.ru/data/2021/ISTKURIER-2021-5-10.pdf

Литература

Барсов Н.И. Историческая справка о личности убийцы царевича Димитрия. Справка 1726 г. // Русская старина. Томъ XXXIX. 1883. Выпуски 7-9. Спб. Тип. В.С. Балашова. 683 с.

Бородаев В.Б., Контев А.В. Формирование российской границы в Иртышско-Енисейском междуречье в 1620–1720 гг. Барнаул: АлтГПУ. 2015. 416 с.

Булыгин Ю.С. 280 лет со дня сооружения Белоярской крепости // Страницы истории Алтая. 1997 г. Календарь памятных дат. Барнаул: Полиграфист, 1996. С. 43-46

Булыгин Ю.С., Громыко М.М. К истории возникновения Новосибирска // Известия Сибирского отделения АН СССР. Серия общественных наук. 1971. № 6. Вып. 2. С. 89-95.

Голодяев К.А. Старый Новосибирск (исторические заметки о том, откуда и когда вырос самый крупный город Сибири). Новосибирск: музей г. Новосибирска. 2016. 321 с.

Горюшкин Л.М., Бочанова Г.А., Цепляев Л.Н. Новосибирск в историческом прошлом (кон. XIX - нач. XX в.). - Новосибирск: Наука, Сибирское отделение. 1978. 296 с.

Громыко М.М. Проблемы истории сибирского крестьянства конца XVI - середины XIX веков. // Материалы ноябрьского (1969 г.) симпозиума по истории рабочего класса и крестьянства Сибири. Вып. 2. Новосибирск: ИИФФ СО РАН СССР, 1969.  С. 3-28

Денисенко А.И. Берег нашей судьбы // Сибирская горница. 1999. № 2. С. 88-99

Зайцев К.П. Материалы по краеведению // В летнем лагере. Вып. 3. Новосибирск: «Эксар».1993. 83 с.

Зверев В.А. Мал почин, да дорог. // «Культура - это любовь к миру»: Сибирь, Россия, мир в исследовательском и образовательном пространстве: материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 25-летию кафедры теории, истории культуры и музеелогии НГПУ (Новосибирск, 12-14 апреля 2016 г.) / под ред. В.А. Зверева, Е.Е. Тихомировой; Новосиб. гос. пед. ун-т. Новосибирск: НГПУ, 2017. С. 152-156.

История Новосибирской области (История России через историю регионов). Учебное пособие / науч. ред. В.И. Молодин. М.: ООО «Интеграция: Образование и Наука». 2017. 382 с.

Каменецкий И.П. Первые русские поселения на территори Новосибирска. // История образования города Ново-Николаевска: новый взгляд на исторические источники. Материалы Новосибирской городской научно-практической конференции. / Науч. р-р М.В. Шиловский. Новосибирск: Параллель. 2018. 208 с.

Колонцов С.В. Археологичесмкие раскопки на месте бывшего села Кривощеково. Новосибисрк: ИАЭТ СО РАН, 2017. 55 с.

Косовец В.И. Заселение и освоение окрестностей Юрги и прилегающих территорий Среднего Притомья и Приобья. Юрга: ЦНИИ «Комплекс». 2012. 164 с.

Кузнецов-Красноярский И.П. С бытности губернаторской коменданты и Томского уезду в острогах и слободах приказчики кто были и в которых годех и по каким указам. Томск: Тип. Михайлова и Макушина. 1891. 14 с.

Мамсик Т.С.  Кривощёковская // Новосибирск: энциклопедия / гл. ред. В. А. Ламин. Новосибирск: Новосиб. кн. изд-во, 2003. 1071 с.

Мамсик Т.С. Первопоселенцы Новосибирского Приобья. По материалам XVII – cередины XIX в., Новосибирск: СО РАН СССР. 2012. 254 с.

Мамсик Т.С. Проблемы присоединения Верхнего Прииртышья и Новосибирского Приобья к Русскому государству в первой четверти XVIII века // Живоносный Источник. 2012  №1. С. 16-21.

Мамсик Т.С. Чаусское Приобье: Население и хозяйство. Опыт ретроспекций по материалам XVII-XIX вв. - Новосибирск: изд-во СО РАН, 2009. 228 с.

Миненко Н.А. Первые русские деревни и города на территории Барабы и Новосибирского Приобья // Город и деревня Сибири в досоветский период: Бахрушинские чтения 1984: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: Н.А. Миненко. Новосибирск: НГУ. 1984. С. 3-33

Миненко Н.А. По старому московскому тракту. Новосибирск: Новосибирское книжн. изд-во. 1986. 120 с.

Петрово-Соловово [Электронный ресурс] // Онлайн энциклопедия. URL: https://amp.ww.ru.freejournal.org/3256784/1/petrovo-solovovo.html (дата обращения 17.01.2021)

Посреди Новосибирска археологи начали раскопки легендарного Никольского торга / публ. Ф.Ф. Григорьева [Электронный ресурс] // Библиотека сибирского краеведения. URL: http://www.bsk.nios.ru/content/posredi-novosibirska-arheologi-nachali-ra... (дата обращения 24.02.2021).

Раскопать и сохранить / публ. К. Лысенко [Электронный ресурс] // Сиб-ФМ. URL: https://sib.fm/photo/2018/10/31/raskopat-i-sohranit (дата обращения 25.05.2021).

Садыров А.Ж. Ново-Николаевские торочки. Исторические рассказы. Новосибирск: Наука. 2000. 207 с.

Сальникова И.П. Ставрографическая коллекция Кривощековского некрополя (типология, семантика) // Вестник Кемеровского государственного университета. Т.  22.  2020. № 1. С. 67-77.

Серов Д.О. Посмертно повешенный взяточник: дело коменданта Р.А. Траханиотова (1719–1723 гг.) // История государства и права. 2019. № 6. С. 40-47.

Уманский А.П. Дело о «заповедном торге» томских служилых людей на телеутской меже в начале XVIII века // Вопросы истории и историографии Алтая и Сибири. - Барнаул, Изд-во Алт. ун-та.1994. С. 5–33.

Уманский А.П. Телеуты и их соседи в XVII – первой четверти XVIII века: часть вторая. Барнаул: гос. пед. ун-т. 1995. 221 с.

Уманский А.П. Телеуты и русские в XVII- XVIII веках. Новосибирск: Наука. 1980. 296 с.

Фальк И.П. Записки путешествия // Полное собрание ученых путешествий по России. СПб.: Императорская Академия наук. 1824. Т. 6. 546 с.

Фамилии моих предков и места их проживания[Электронный ресурс] // Генеалогический форум ВГД URL:  http://forum.vgd.ru/post/1394/47263/p1980689.htm (дата обращения: 02.08.2015).

Чибряков Г.Г. Пересмотреть историю // Стиль. 2018. № 3. С. 36-39

Элерт А.Х. Историко-географическое описание Томского уезда Г.Ф. Миллера (1734 г.) // Источники по истории Сибири досоветского периода: Сб. науч. тр. / Академия наук СССР, Сибирское отделение, Институт истории, филологии и философии; отв. ред. Н. Н. Покровский. Новосибирск: Наука, Сибирское отделение, 1988. 214 с.