Кедровый промысел сибирских крестьян второй половины XIX – начала XX вв.

Изучение промысловой деятельности сибирского крестьянства второй половины XIX – начала XX вв. в современных условиях, когда ставится проблема возрождения многовекового народного опыта освоения Сибири, приобретает не только научное, но и практическое значение. Этим объясняется появление исследований, посвященных обрабатывающим промыслам сибирского крестьянства эпохи капитализма[1].

Добывающие же промыслы, исторический опыт деятельности крестьян в сфере промысловой культуры изучены пока недостаточно, хотя в последние десятилетия появились научные публикации, посвященные рыболовству и охоте[2].

Вопрос о кедровом промысле вообще практически не затрагивался современными исследователями. Исключение в этом направлении составляют работы М. М. Громыко и З. П. Горьковской, в которых проблема сбора кедровых орехов рассматривалась в рамках изучения трудовых традиций сибирских крестьян в дореформенную и пореформенную эпохи[3].

Определенный вклад в исследование кедрового промысла внесли и советские этнографы, они впервые в исторической науке поставили и раскрыли вопрос о методах организации, приемах, формах и способах добычи кедровых орехов[4].

Однако многие аспекты рассматриваемой проблемы остались вне поля зрения историков. В настоящей статье сделана попытка выявить географию кедрового промысла и его роль в хозяйственной деятельности крестьян Сибири на основе статистико-экономических обследований 80-90-х гг. XIX – начала XX вв.

Фактором, оказывающим благоприятное воздействие на развитие «орехового» промысла в крае, было наличие обширных лесных пространств с сохранившимися там значительными кедровыми угодьями. Именно это обстоятельство, а также имеющийся в некоторых районах Сибири дефицит плодородных земель, не дававший населению реальной возможности обеспечить свои насущные потребности за счет земледелия и животноводства, и приводили к тому, что многие крестьянские хозяйства обращали свои взоры на добычу кедрового ореха, сбыт которого давал возможность получить дополнительный заработок.

Значение кедрового промысла для крестьянских хозяйств различных районов края не было одинаковым.

Богатыми кедровыми угодьями располагала северная полоса Сибири, примыкавшая к Московскому тракту. В заселенной и освоенной русским населением ее части кедровый промысел был одним из аспектов промысловой деятельности крестьянства и служил наряду с другими промыслами исходной базой развития товарно-денежных отношений. Крестьяне работали в этих районах в основном не для местных нужд. Орех сбывался на более или менее отдаленные рынки. Его заготовки приобретали товарный характер, соединяясь с патриархальным земледелием.

Большие по своим размерам кедровники таежных округов Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губерний, находящиеся в пользовании крестьян, речные и трактовые пути, связь с восточными и южными округами, недостаток плодородных земель способствовали формированию промысловых волостей и селений, в которых сбор ореха становился одним из главных занятий населения.

К таковым можно отнести Пелымскую, Таборинскую и Жуковскую волости Туринского округа Тобольской губернии. Как сообщали сами крестьяне, здесь осенью большинство взрослого насе­ления отвлекалось от прочих работ на заготовку ореха. В 80-х гг. XIX в. в Пелымской волости ореховый промысел был главным источником благосостояния жителей. На крестьянский двор в среднеурожайный год здесь приходилось по 50 пудов добытого продукта, что давало по местным ценам примерно 150 рублей валового дохода, а «если шишка родилась хорошо», то годовой заработок мог возрасти до 250-300 рублей[5].

Естественно, что такие высокие заработки привлекали к промыслу десятки крестьянских хозяйств; жители д. Носовой (Пелымской волости), расположенной вблизи от Носовского кедровника, в урожайные годы выходили на промысел почти поголовно.

В 1888 году из 32 хозяйств на сбор ореха выходило 28. Был собран 271 пуд орехов на сумму 780 рублей. В среднем на крестьянский двор было заработано около 25 рублей, что являлось значительным подспорьем в крестьянском хозяйстве. А. А. Кауфман, один из руководителей обследования здешнего крестьянского быта, сообщал, что сами крестьяне характеризовали этот вид деятельности как «лучший, наиболее выгодный заработок»[6].

В Тобольском округе заработок одного человека от кедрового промысла колебался от 25 до 125 рублей в зависимости от урожая. Общий объем сбора в обширных кедровниках округа определялся в 2000 пудов[7].

Значительные заготовки кедрового ореха проводились в Сургутском округе. По подсчетам исследователя А. А. Дунина-Горкавича, в урожайные годы здесь добывалось по 12-15 тыс. пудов ореха на общую сумму в 16000 рублей[8].

Наиболее презентабельные и доступные обработке сведения о кедровом промысле дают материалы статистико-экономических обследований по Тарскому округу Тобольской губернии. По нашим подсчетам, в тарских урманах кедровым промыслом занималось 42,3% крестьянских хозяйств. В отдельных селах, таких, как Тевризское, Кипа, доходы от заготовки ореха составляли 95% доходов от всех лесных промыслов в целом[9].

В Томской губернии «шишкованием» занимались преимущественно жители Нарымского края, северных частей Томского и Мариинского округов. В Кузнецком и Бийском уезде промысел был развит в меньшей степени. Крупные кедровые угодья имелись в двух пригородных волостях Томского округа – Спасской и Нелюбинской. Распространен был ореховый промысел и в некоторых селениях Тутальской, Чаусской, Ояшинской и Уртамской волостей. Угодья находились либо в пользовании отдельных сельских обществ и «инородцев», либо принадлежали непосредственно казне (алтайские и томско-чулымские кедровники)[10].

В силу того, что большинство кедровников Томской губернии являлись «таежными», т. е. находились на расстоянии 10-200 км от селений, крестьянам, ведущим промысел, приходилось на время покидать для этого места своего постоянного обитания. Однако заработок, который получали промысловики в этом регионе, был невелик. Его средний размер на одного человека колебался в пределах от 6 до 19 рублей. Разница в доходе от промысла в отдельных селениях уезда была куда более значительной. В д. Косогоровой, расположенной недалеко от Томска, из 28 зарегистрированных хозяйств, занимающихся сбором кедрового ореха, одно получило прибыли в 51 рублей, а другое всего лишь 3 рубля, все же остальные находились в промежутке между ними. В том случае, когда общественник сам не имел возможности участвовать в промысле, общинные порядки допускали наем им для этой цели работника со стороны. Заработная плата наемного рабочего в пределах уезда колебалась от 2,5 до 5 рублей за сезон[11]. В некоторых районах Восточной Сибири «ореховый» промысел был главным видом деятельно­сти местного крестьянства.

Особенно развился кедровый промысел в Енисейской губернии. В начале XX века общая добыча ореха колебалась здесь от 270 до 290 тыс. пудов в год и приносила выручки около 370 тыс. рублей[12]. Этот показатель говорит о том, что «орешенье» в регионе носило товарный характер, а промысловые хозяйства были тесно связаны с рынком. В Канском лесничестве добыча ореха достигала 50000 пудов (в годы средней урожайности). Затем продукт вывозился санным путем зимой или на «ветках» по таежным дорогам к р. Кан и продавался на рынках в больших городах. Заработки колебались в пределах губернии в зависимости от урожайности ореха от 40-50 до 120 рублей на двор[13]. В районах, где шишка не шла на продажу, валовой доход от промысла немногим превышал издержки, с ним связанные, а чистый доход даже не оправдывал затраченных средств и труда. Здесь орех добывался, главным образом, для нужд собственного хозяйства.

Материалы обследования трех округов Иркутской губернии не дают достаточно сведений для определения валового дохода от кедрового промысла. Однако можно утверждать, что в Вельской и Черемховской волостях Балаганского округа, где «орешенье» приносило хороший доход, он был выше издержек на ведение промысла. То же самое можно сказать о Верхоленском округе, где «орешеньем» занималось 1,6% от числа всех лиц, занятых в промысловой деятельности[14]. В Тункинской волости Иркутского округа сбором, ореха занимались 65 дворов, что составляло примерно 30,3% ко всему числу дворов, занятых добывающими промыслами[15].

Все эти разрозненные данные позволяют определить лишь общую тенденцию развития кедрового промысла, вовлечения в него трудовых ресурсов в отдельных регионах, располагающих кедровыми массивами. Но по Восточной Сибири историки располагают наиболее достоверными показателями о населении, вовлекаемом в этот промысел. Они имеются в материалах обследования трех округов Иркутской губернии (Иркутский, Балаганский и Нижнеудинский) и четырех южных уездов Енисейской губернии (Ачинский, Канский, Красноярский и Ми­нусинский).

В Енисейской губернии из обследованных 66 979 хозяйств сбором орехов занималось 931 хозяйство, т.е. 1,4%. Среди всех дворов, занятых неземледельческими промыслами, процент таких хозяйств поднимался до 2,4, а процентное отношение кедрового промысла к охоте и рыболовству будет еще более высоким – 11,1%[16].

В Иркутской губернии обследованию были подвергнуты 45 306 хозяйств. Из них сбором орехов занималось 280, что составляло 0,6%. Среди дворов с неземледельческими промыслами процент хозяйств, прибегавших к ореховому промыслу, был 3,5, а среди участвующих в добывающих промыслах – 6,0[17].

Все кедровники в естественноисторическом отношении могут быть разделены на два вида: «увальные» и «таежные», для каждого из которых сложился свой традиционный способ промысла. В «увальных» кедровниках преобладали возвышенные участки с сухим грунтом, где росли сучковатые, с толстыми стволами деревья.

С них шишки снимали с помощью «лаза». Таежно-болотные кедровники (их также называли «жировыми» и «кондовыми») росли по ровным и низким местам с влажным грунтом. Кедры здесь были с очень высокими и гладкими стволами, что крайне затрудняло сбор ореха «лазом», поэтому шишку в таких угодьях добывали «колотом». «Жирновые» кедровники составляли в Западной Сибири абсолютное большинство всех угодий такого рода и превосходили «увальные» в урожайности.

На основе права пользования все кедровники подразделялись на три большие группы: деревенские, принадлежащие отдельным крестьянским общинам; неразграниченные, находившиеся в общем пользовании крестьян и «инородцев»; казенные, которые эксплуатировались путем сдачи этих угодий в аренду[18].

В лучшем состоянии находились деревенские кедровники. За ними тщательно ухаживали: очищали от примеси посторонних пород, защищали от порубок. Часто крестьяне сами создавали такие угодья путем ухода за молодой порослью кедра. В целом довольно значительная часть промысловых угодий во второй половине XIX века находилась в пользовании крестьянских общин. Однако весьма небольшая их часть была в частной собственности отдельных сельских обществ.

Пользование общинными кедровниками строго регулировалось общиной. Захватное или вольное пользование запрещалось. Община устанавливала различные формы регулируемого пользования. Наиболее простая из них проявлялась в том, что община назначала день начала сбора и запрещала при этом прибегать к услугам наемных рабочих. Право пользования кедровниками при этом приводилось в соответствии не с разверсткой платежей, а только с рабочим составом семьи. В назначенный для сбора день семьи выходили в кедровник и производили сбор кедровой шишки на началах вольного захвата. Этот способ регулирования был зафиксирован обследователями в д. Нижне-Сеченовой Нелюбинской волости Томского округа[19].

Большинство общин право на пользование кедровниками поставили в зависимость от участия в раскладке податного оклада и мирских платежей. Наиболее совершенной формой регулирования был передел кедровников на душевые участки перед каждым сбором. Эту форму регулирования утвердили у себя общины Зоркальцева, Коломенская и Нижне-Петровская Нелюбинской волости[20].

Самое широкое распространение во всех общинах Сибири, где были кедровники, получил регулируемый захват. Община назначала день начала сбора, определяла число работников от каждой раскладочной души. На «душу», по утвердившейся традиции, всегда полагался один «лазак» – сбивальщик, на которого определялось два сборщика. В назначенный общиной день сбивальщики и сборщики выходили в кедровник и производили сбор захватным порядком. Шишку добывали с помощью «лаза» или колота, валежной было мало, ее собирали главным образом женщины и дети из семей, не имеющих взрослых мужчин.

В условиях развития в деревне капиталистических отношений, проникновения их в промысловую деятельность более богатые кедровые угодья постепенно сосредоточивались в руках предприимчивых крестьян, занимавшихся скупкой, торговлей и участвовавших в операциях по доставке ореха в крупные населенные пункты и на ярмарки, а значит, получавших основную часть прибыли от промысловой деятельности.

Лучшие и наиболее прибыльные казенные оброчные статьи получали в аренду зажиточные крестьяне или крупные торговцы, располагавшие финансовыми средствами. Они сами эксплуатировали эти угодья или же по частям сдавали их в субаренду сельским обществам.

Так, один из крупнейших скупщиков Туринского края М. Г. Новоселов, арендовавший в 1888 году кедровник у казны за 110 рублей, перепродал его Новоселовской общине и получил от нее за «кортом» 75 пудов ореха на 200 рублей по рыночным ценам того года[21].

Часто в роли арендаторов общинных и казенных угодий выступали и промысловые артели, которые затем делили добытую продукцию согласно предварительном сговору. В 1888 году артель из крестьян различных селений сняла у Неждановской общины кедровник за 150 рублей, а ореха собрала 200 пудов, выручив за него 520 рублей и получив чистого дохода 370 рублей[22].

Там, где хлебопашество было развито слабо, на промысел уходили целыми семьями. Причем женщины в таких артелях занимали далеко не последнее место. В той же Тункинской волости они составляли 40% лиц, ведущих кедровый промысел[23].

Расстояния до кедровников колебались в пределах 10-100 км. Добытую продукцию крестьяне продавали в городах сами или скупщикам из местных жителей и приезжим торговцам. Как свидетельствуют источники, к концу XIX века в ореховом промысле Сибири все глубже происходили качественные изменения, проявлявшиеся в подчинении мелкотоварного производства торгово-ростовщическому капиталу. Так, крестьяне Каптыревской, Шушенской и Лугавской волостей Минусинского округа Енисейской губернии практически полностью продавали добытый орех местным скупщикам из торговцев, которые доставляли закупленный товар на плотах в Минусинск[24].

Торговый капитал опутывал мелких промышленников сделками различного рода, извлекая прибыли из торговых и кредитных операций. Цены на добытый орех при этом сильно колебались. Если пуд кедрового ореха в Томске стоил 2 рубля 25 копеек, то на местах мелкие промышленники сдавали его в среднем по 1 рублю 25 копеек[25].

В с. Гужир Тункинской волости в местах заготовки ореха цены были ниже городских на 50-60%[26].

Таким образом, в Сибири второй половины XIX – начала XX вв. кедровый промысел играл далеко не однозначную роль. Если в Западной Сибири он все больше втягивался в рыночные отношения, выступая в качестве одного из источников первоначального накопления капитала, и был развит практически во всех районах, где только этому способствовали природные условия, то в восточной части края, в силу отдаленности от рынков сбыта, он хотя и носил товарный характер, но все-таки оставался лишь дополни­тельным источником доходов крестьянства. Сложности, связанные с транспортировкой добытой продукции, экономическая зависимость мелких товаропроизводителей от более крупных, занимавшихся торговлей и скупкой, – все это сдерживало развитие промысла в Сибири.

В то же время капиталистические отношения в неразвитой форме постепенно входили в крестьянский быт и определяли направленность промысловой деятельности крестьянства, ее втягивание в рыночные отношения. Сбор кедрового ореха для зажиточной части населения постепенно превращался в один из источников первоначального накопления капитала.