«Продела голос сквозь игольное ушко…»
Мясникова Лидия Владимировна (1911-2005)
советская оперная певица (меццо-сопрано). С 1944 года солистка Новосибирского театра оперы и балета. Партии: Марфа («Хованщина» Мусоргского), Любаша («Царская невеста» Римского-Корсакова), Амнерис, Азучена, Эболи («Аида», «Трубадур», «Дон Карлос» Верди), Аксинья («Тихий Дон» Дзержинского) и др. Выступает как концертная певица. Награждена орденом Трудового Красного Знамени. Народная артистка СССР (1960).
Печатается по книге:
«Созидатели»: очерки о людях, вписавших свое имя в историю Новосибирска. Т. I. С. 302-311.
Составитель Н. А. Александров; Редактор Е. А. Городецкий.
Новосибирск: Клуб меценатов, 2003. – Т.1. - 512 с.; Т.2. - 496 с.
Писать о знаменитых актерах, вокалистах, танцовщиках чрезвычайно трудно. От художников, писателей, архитекторов остаются «материальные» свидетельства их таланта, от тех, кто выступает на сцене, – только легенды. Потомкам приходится верить на слово современникам великих лицедеев – по-другому не получается. Но если уж современников захлестывали эмоции, если уж они после спектакля не могли спокойно лечь спать, а еще и еще переживали увиденное и услышанное… Да, наверное, им можно верить.
Ляля (так звал ее отец) Мясникова родилась в 1911 году, все детство ее прошло в Томске. И петь, если уж использовать общепринятый штамп, она начала раньше, чем говорить.
Огромное влияние на формирование будущей певицы оказал отец, Владимир Константинович. «Из меня хотели сделать попа, а я стал врачом, но по природе я артист», – часто повторял он. И действительно, увлеченно занимаясь научными исследованиями (он был талантливым врачом-патологоанатомом), Владимир Константинович все свободное время отдавал музыке. Он хорошо пел, играл на фортепиано и на скрипке. С пяти лет стала учиться петь и Ляля. Под аккомпанемент отца она с удовольствием исполняла «взрослые» песни и романсы.
Помню мне было лет шесть-семь. К нам пришли гости, и я пела «Пару гнедых», забравшись под стол, покрытый длинной скатертью с кистями, отчего петь под ним было очень уютно. Мое пение вызвало слезы на глазах бабушки, а отец после этого часто говорил: «Лялька должна стать певицей!.. – вспоминала Лидия Владимировна.
Владимир Константинович учил дочь игре на фортепиано, и она довольно быстро освоила азы: причем не только подбирала мелодии на слух, но и разучивала маленькие пьески по нотам. Ее отдали в музыкальную школу. Однако здесь произошел «сбой». К игре на инструменте девочка осталась равнодушна – она перестала заниматься, хотя, как положено, брала папку с нотами и уходила из дома. Но вместо занятий она гуляла по набережной Томи. Через какое-то время в музыкальной школе заинтересовались, почему плата за обучение поступает, а ученица не появляется. Так с карьерой музыканта было покончено. Однако умение себе аккомпанировать Лидия Владимировна сохранила на всю жизнь – большая редкость среди вокалистов.
Многие девочки хотят стать артистками или певицами. И кто определит, в каких случаях это судьба? Слишком много обстоятельств должны сойтись в одной точке. Здесь обстоятельства складывались благоприятно: желание и талант самого ребенка совпадали с желанием отца, а затем и с намерениями умной заботливой учительницы.
Дома у нас было много оперных клавиров, и я часами играла в «Пиковую даму», «Руслана», «Русалку» и пела партии всех действующих лиц, нимало не смущаясь, для сопрано или для баса они написаны, – рассказывала Лидия Владимировна. – Но когда меня спрашивают о первой оперной работе, я называю Людмилу в опере Глинки «Руслан и Людмила», которую спела семиклассницей на школьной сцене. Моя учительница, Мария Максимовна Ганчикова, укрепила во мне любовь к пению. Именно по ее совету я поступила в Томский музыкальный техникум.
В техникуме голос Мясниковой определился как меццо-сопрано. Здесь же проявились ее работоспособность, упорство в постижении секретов мастерства. Уже на первом курсе Лида приготовила два больших отрывка: из оперы Гуно «Фауст» и из оперы Мусоргского «Борис Годунов». После второго курса она проходила практику в хоре оперетты, спектакли которой шли в летнем саду. После третьего курса несколько студентов отправились на практику в оперный хор Новосибирска. Эта работа помогла ей освоиться на сцене, раскрепоститься…
Однажды в «Кармен», – вспоминает певица, – во втором действии я исполняла роль молодой цыганки. И вот, стоя на балконе, настолько вошла в роль, настолько увлеклась своей игрой, что не заметила, как привлекла к себе внимание зрителей, что явно не входило в планы режиссера. Помню, после спектакля получила выговор от исполнительницы главной партии…
Да, талант не спрячешь.
После техникума Мясникову направили в Ленинградскую консерваторию, где зачислили в класс Марии Исааковны Бриан. Педагог была знаменита тем, что видела свою главную задачу в раскрытии темперамента учеников. После первых уроков с новой ученицей Бриан поняла, что эмоциональности у новенькой предостаточно. Ей, наоборот, приходилось сдерживать темперамент, ограничивать актерскую свободу студентки.
Зато эти качества уже на первом учебном спектакле приметил знаменитый тенор Иван Ершов и начал готовить с девушкой партию Любаши из «Царской невесты». Занимаясь с Мясниковой, Ершов стремился усилить сценическую выразительность образа. Студентка живо воспринимала все его указания.
Наконец «премьера». И какой удар!
Первым спектаклем «Царской невесты» Ершов остался очень доволен, – рассказывает Л. В. Мясникова, – наша Любаша вызвала у публики слезы. Я приготовилась принимать поздравления. Но тут в артистическую вошла М. И. Бриан, которая очень сухо спросила: «Ляля, где твой голос?
Пришлось начинать кропотливую работу над каждой вокальной фразой, над каждой нотой сначала. Так вырабатывалось умение контролировать себя, слушать собственный голос как бы со стороны. Вокальная сторона начинает уравновешивать драматическую, темперамент «покоряется».
В 1938 году Мясникова с отличием заканчивает консерваторию и получает квалификацию оперной певицы первого плана. Она осталась в аспирантуре, но… началась война, перевернувшая тысячи судеб. Лидия Владимировна уже с грудным ребенком эвакуировалась в родной Томск, где поступила во Всесоюзное гастрольно-концертное объединение. Почти ежедневно выступала перед ранеными, которые десятками поступали во вновь созданные госпитали. Она видела много страдающих людей. Как ни странно, такие, совсем не парадные, концерты сыграли свою роль в оттачивании мастерства певицы. Она рассказывала:
Мне приходилось петь перед ранеными, потерявшими зрение. Эти люди не могли видеть жесты, мимику, они могли только слышать. И я старалась вкладывать все, что могу, в пение. Вспоминались слова Марии Исааковны Бриан: «Вся страсть героини – в вокальных интонациях». И вот эти-то вокальные интонации я старалась делать максимально выразительными…
В 1944 году, узнав о предстоящем открытии Новосибирского оперного, она едет в Новосибирск и зачисляется в труппу. С этого времени творческая биография певицы Лидии Мясниковой связана с судьбой крупнейшего музыкального театра Сибири.
Был в ее жизни такой незначительный эпизод. Еще в 1934 году студентка консерватории решила подработать и обратилась в городской кинотеатр. Директор спросил: «На работу мы тебя возьмем, но как же тебя объявлять?».
– Ляля Мясникова.
– Нет, так не пойдет. Как твое полное имя?
– Лидия.
– А откуда приехала?
– Из Сибири.
– Тогда ты будешь Лидия Сибирская.
Может быть, позднее этот диалог вспоминался с улыбкой, но «имя» оказалось пророческим. Лидия Владимировна, коренная сибирячка, действительно навсегда связала свою судьбу с Сибирью. Она игнорировала приглашения на работу от ведущих театров страны и осталась верна и Новосибирскому оперному, и городу. Звание «Почетный гражданин Новосибирска» присвоено ей по полному праву.
Она вспоминала:
Август сорок четвертого. Я впервые переступаю порог Новосибирского оперного. До официального открытия театра почти целый год, но работа уже кипит. И я сразу с головой ухожу в эту бурную жизнь. Удивительно мы тогда жили – насыщенно, напряженно и очень дружно. Как одна семья. Артисты помогали работникам технических цехов, никого не заботила зарплата, не приводил в уныние наш трудный военный быт. Помню, в первую зиму не было у меня теплого пальто. Морозы наступают, в демисезонном насквозь прохватывает, для певицы это просто – беда! Выручил театр – выдал своей Кармен (я только что начала петь эту партию) мужской белый полушубок и валенки из гардероба «Ивана Сусанина.
Много позже, когда уже отгремели залпы победы, а наш театр имел в своем репертуаре три спектакля, я по-настоящему поняла великий смысл этого факта: первая премьера в новом театре через три дня после окончания страшной войны.
Надо сказать, что слава Мясникову-певицу не искала – репутация и известность пришли как-то сразу и «задержались» надолго.
Ленинградская консерватория дала талантливой провинциалке все, чтобы быть отличной солисткой. Но стала она таковой именно в Новосибирске. Питерская культура легла на благодатную почву – щедрую женскую душу. Всю свою сценическую жизнь Мясникова стремилась очеловечить любой образ, безжалостно «сдирая» традиционный демонизм меццо-сопрановых героинь.
Уже 21 июня 1945 года состоялся дебют солистки в партии Кармен.
Я старалась передать глубокую искренность героини, а главное – ее любовь к свободе. Именно свободолюбие Кармен стало для меня ключом к созданию сценического образа, – так вспоминала сама певица работу над шедевром Бизе.
И образ получился. Да какой!
Важную роль в вокальной характеристике знаменитой цыганки занимают танцевальные песни – хабанера, сегидилья, цыганская песня. Артистка великолепно чувствует их и умеет передать свои чувства слушателям. На спектакле во время сегидильи дирижер Исидор Зак опускает палочку на пульт, доверяя исполнительнице вести оркестр.
Это не легенда – это правда. Мясникова спела Кармен более 100 раз. И палочка дирижера «затихала» на каждой сегидилье.
Чистота интонаций, ритмическая свобода, богатство тембров и оттенков, ставшее впоследствии знаменитым пиано, филирование звука – все эти характеристики можно применить не только к Кармен, но и ко всем последующим партиям артистки. Голос сквозь игольное ушко продеваю, – так характеризовала она свой «коронный» прием.
Годы шли. Все больше и больше образов, созданных Лидией Владимировной, занимали «почетные места» в истории театра. Прежде всего, Мясникову привлекали характеры сильные, неукротимые, широкие. Пусть этих женщин преследует судьба, но они сильны и упорны. Даже их гибель – торжество личности.
Такова ее Марфа («Хованщина» М. Мусоргского) – цельная, глубокая, стойкая, нравственно чистая. Многие большие артистки играли Марфу более аскетично и отрешенно. Марфа, созданная Мясниковой, – земная женщина, познавшая в полной мере счастье любви и горько страдающая от неверности возлюбленного. Но ярко чувствующая, страстно переживающая Марфа сдержанна во внешних проявлениях.
«Хованщина» открыла гастроли Новосибирского театра в Москве в 1955 году. Гастроли в столице для любого коллектива – ответственное событие, и все очень волновались. Но уже с первого спектакля стало ясно, как доброжелательно относится к молодому театру публика – аплодисменты раздавались после каждого действия.
Пресса единодушно отметила спектакль как интересный и удачный, особо выделив именно образ Марфы. В одной из рецензий писали:
Превосходно проведены артисткой сцена гадания и заключительная сцена самосожжения. В ее голосе, пленяющем своей чистотой и красотой тембра, звучит искренняя одушевленность и подлинная страстность обманутой женщины, находящейся во власти сжигающих ее душу противоречивых чувств пламенной любви и непримиримой ненависти, покорного смирения и бурной мятежности.
Успех театра в столице был очевиден, и огромная заслуга в этом принадлежала Лидии Мясниковой. Несколько позже именно ее приглашал Большой театр для участия в «Хованщине», несмотря на то, что уже засияла звезда Ирины Архиповой и начиналась слава Елены Образцовой. Однако Марфу пригласили из Сибири – и две «Хованщины» Лидия Владимировна специально спела для взыскательной московской публики.
Одним из лучших созданий певицы и актрисы стала Азучена из «Трубадура» Дж. Верди.
Как-то, еще в студенческие годы, – рассказывает Лидия Владимировна, – мне в руки попал клавир «Трубадура». Проиграв его на фортепиано, я была настолько захвачена музыкальной драматургией, что решила обязательно исполнить партию Азучены. И вот в Новосибирске приступили к репетициям. Помню, из-за болезни я начала репетировать позже других. Премьеру играла после трех репетиций. Так что партию эту я выносила в сердце и голове. Шла ли по улице, занималась ли домашними делами – все время думала, как и о чем буду петь… Сценическое поведение определилось потом. Может быть, у других артистов это происходит иначе, у меня всегда так – характер рождается прежде всего из вокальной партии. В «Дон Карлосе», например, режиссер предложила мне в одном эпизоде самой найти удобные мизансцены для арии принцессы Эболи …
Свою Азучену Мясникова создала поистине шекспировской героиней: в старой цыганке сочетаются невероятные чувства. Глубокая сила убежденности, гордая воля, жажда отмщения – узел средневековых страстей в ее исполнении завязан туго и невероятно убедительно.
А голос! Голос поражал мощью и глубиной низкого регистра. Как написал режиссер Л. Михайлов, даже в ее молчании чувствуется яростная мятежная воля. Молчание певца – кого оно заботит! Но Азучена Мясниковой молчит так, что ее нельзя не заметить в заполняющей сцену шумной и пестрой толпе. Кстати, в Москве, когда прозвучал «Рассказ Азучены», зал взорвался аплодисментами. После третьей картины зрители вызывали ее шесть раз!
Журнал «Советская музыка» посвятил этой работе такие строки:
Л. Мясникова не только правильно выпевает ноты – она создает цельный вокально-сценический образ, волнующий певческой экспрессией, драматизмом, богатством внутреннего содержания, динамических контрастов. Поэтому каждая фраза Азучены звучит выпукло и ярко, несет в себе большую эмоционально-выразительную силу, мятежный романтический пафос музыки Верди.
В одном из музеев Брно экспонируется портрет Дьячихи из оперы Л. Яначека «Ее падчерица». В роли Дьячихи запечатлена Лидия Мясникова – первая исполнительница этой партии в России.
Представьте деревенскую женщину, решившуюся утопить «незаконного» ребенка своей падчерицы, чтобы избежать предрассудков, – рассказывала Лидия Владимировна, – тут и жестокое мракобесие, и сила характера, и отчаяние. Партия написана в расчете на драматическое сопрано и для моего голоса чересчур высокая. Петь же надо много. Работать пришлось напряженно. А тут еще на репетициях, особенно в сцене покаяния, так захлестывали эмоции, что режиссеру Льву Дмитриевичу Михайлову надо было меня успокаивать. Зато когда после премьеры, которая прошла с большим успехом, закрыли занавес, мы с Михайловым бросились друг другу на шею и разревелись. Сказалось, наверное, многодневное напряжение.
Дьячиха стала центральным образом спектакля. Но актриса показала героиню не только убийцей ребенка своей падчерицы, но и несчастной жертвой предассудков, человеком с изуродованной психикой. Таких сильных и страшных в своем бессилии женщин мы, пожалуй, не увидели бы на западноевропейской оперной сцене, – писал рецензент.
В ноябре 1959 года состоялись гастроли театра в Чехословакию. Любопытство приглашающей стороны было чрезвычайно сильным: Сибирские артисты приехали к нам, чтобы показать, как они поют нашего Яначека… – писали журналисты. Новосибирцев ожидал успех – особенно поразило чехов, насколько глубоко русские проникли в национальный характер драмы и музыки оперы. К слову сказать, постановка «Ее падчерицы» в Большом театре фактически провалилась.
Доводилось Мясниковой работать и с современной оперой – на музыкальном материале двадцатого века ей тоже удалось создать незабываемые образы. В опере В. Рубина «Севастополь» она спела, казалось бы, небольшую партию Матери. Мать появляется в тот момент, когда из всех защитников бастиона остаются только трое, – высвеченная лучом прожектора старая женщина с непокрытой головой, в темной одежде. У Матери всего одна фраза: Дух мой! Свеча светлая, кровь ты моя кипучая, красавец ты мой! В ней, в этой фразе – и материнская любовь, и вера, и надежда. Артистка повторяет фразу несколько раз. Голос ее то опускается до басовых низов, то взмывает вверх, светлый, горячий. Женщина заклинает сына, его военную судьбу, самое смерть: пусть он останется жить, пусть, пусть! Драматический темперамент замечательной певицы и актрисы в этой небольшой партии достигал высот трагедийных. Не зря критики называли Мясникову «подлинным украшением театра». Она первая из новосибирских деятелей искусства в 1960 году получила звание «Народная артистка СССР».
В творческой жизни актрисы было несколько партий, к которым она возвращалась в разные периоды. И всегда обнаруживала в душе резервы для новых чувств. Жизненный опыт, чисто человеческие приобретения важны для артиста не меньше, чем мастерство. Приходилось возвращаться и в прежние оперы – только в новых ролях.
В первой «Пиковой даме» Лидия Владимировна пела Полину. А с партией Графини у нее ничего не получилось – в середине сороковых она не чувствовала и не понимала, по ее признанию, эту роль. Хотя репетировала и даже сыграла один или два спектакля. Требовалось время, чтобы Графиня стала шедевром.
Зато потом все, кто видел и слышал Мясникову в этой роли, переживали сильнейшее эмоциональное потрясение.
Целую статью посвятил одной-единственной партии тонкий ценитель музыки Лев Штуден.
Наконец он возник перед нею: материализация страха, лезвие карающего меча, вершитель Предсказанного. Где былая надменность аристократки, где сила характера, где оскорбленная гордость? Их нет. Есть только несчастная женщина, беззащитная перед разрушительной силой Явленного воочию. Она закрывает лицо руками (и неуловимо женственен взмах этих рук, и веет еще от них забытой прелестью, и плачет еще в них погибшая молодость!).
Нет, она не демон, не пугало и не бездушное орудие судьбы. Ей жаль себя, жаль своей ускользнувшей жизни, и она почти без ума от ужаса. Ужас приковал ее к креслу. При первых словах Германа она еще хочет убедить себя, что – не ОН, этот не тот, от кого был завещан ей когда-то «смертельный удар», хотя нутром понимает обратное. Но вот он произносит свое: «Три карты…». Сомнений больше нет.
Сверхчеловеческим напряжением она встает с кресла – сделать хоть несколько шагов в сторону, спастись… В этом месте у актрисы опять – игра вопреки авторской ремарке, но зато в полном соответствии с органикой роли. Ведь Чайковским в партитуре над грозной фразой тромбонов и труб поставлено указание: «Графиня, выпрямившись, грозно смотрит на Германа».
Нет и нет. ЭТОЙ Графине не достало бы сил «выпрямиться и грозно смотреть» на кого бы то ни было. Ей очень плохо. Ей нужен хоть глоток живого воздуха… Хватает же ее лишь на то, чтобы сделать по направлению от кресла несколько неверных шагов.
Герман вынимает пистолет.
Вот оно. Смерть. Расплата.
Теперь она понимает, КТО перед ней. Да, теперь-то она поняла. Антихрист! Дьявол! Сатана в человечьем образе, присланный за ее душой. Она опускается на колени. Вздыблены в конвульсии руки… Последний, отчаянный жест: осенить крестом этот страшный лик, защитить душу… Совсем дурно… Мутится сознание… Ползком – назад, к креслу. Добралась. Сесть уже не может. Скорчилась, вцепившись в подлокотник. Голова уронена.
«Полноте ребячиться!».
Он поднимает эту голову. На него тихо и с тем же выражением детского любопытства смотрят мертвые глаза. Капор, зажатый в кулаке, отделяется от головы, повисает в воздухе. Голова, шевельнув седыми, мертвыми космами, валится снова на грудь.
Потрясение, переживаемое зрителями от этой картины, далеко превосходит все последующее.
Лидия Владимировна пела Графиню на бенефисе, посвященном ее 70-летию. И, казалось, годы не властны над солисткой…
Она преподавала в консерватории и воспитала плеяду талантливых певцов. Однако многие и сейчас говорят: «Такой, как она сама, не было и нет». Уникум? Исключение?
Ее большой гибкий голос выражал тончайшие движения человеческой души. Потому так зримы не только оперные образы, но и музыкальные, созданные ею как камерной певицей. Лидия Владимировна давала концерты и в Новосибирске, и в Москве (в Большом зале консерватории, в Гнесинке), ее очень любили слушать по центральному радио…
Когда вы пели, – писала ей жительница Саратова З. Морозова, – я не могла удержаться от слез. Песня (и не столько слова, сколько ваш голос, задушевный и грустный) заставила меня вспомнить и родной дом, и мать, и давно прошедшую юность. Голос замолк, а я еще долго была во власти какой-то тихой печали…
Есть дарования, обладающие особой палитрой красок, созидательной яростью сердца. Мясникова явила Новосибирску именно такой талант. Говорили, что она могла бы стать прекрасной драматической актрисой. Вполне вероятно. Но тогда это была бы другая симфония. А в этой еще звучит музыка…
Добавить комментарий