«Народ изверился»: о секуляризации сознания и демографического поведения сибиряков в конце имперского периода

Опубликовано: Зверев В. А. «Народ изверился»: о секуляризации сознания и демографического поведения сибиряков в конце имперского периода / В. А. Зверев // Освоение и развитие Западной Сибири в XVI–XX вв.: материалы Межрегион. науч.-практ. конф., посвящ. 300-летию Чаусского острога. Новосибирск: Агентство «Сибпринт», 2013. С. 43–47.

В России второй половины XIX – начала XX в. доминировали традиционные формы культуры и общественной жизни, у большинства сельчан и горожан была высока степень религиозности. Церковь оказывала огромное влияние на сознание и все формы жизненной активности, в частности, на демографическое поведение людей. Например, она прямо санкционировала половые отношения (косвенно – и производные от них зачатия и рождения) в одни календарные сроки, запрещая или ограничивая в другое время – в посты, большие религиозные праздники, определенные дни недели.

Однако известно, что именно тогда, в конце имперского периода, наметилась секуляризация массового сознания и поведения россиян. Историк Б.Н. Миронов установил, в частности, что в Европейской России доля населения, по религиозным соображениям практиковавшего половое воздержание (абстиненцию) во время Великого поста, и без того довольно скромная, со временем сокращалась. Если в 1860-х гг. она составляла около четверти, то в 1880-х – 15–17 %, а в 1901–1910 гг. – только 12 % (у православных людей – 14, в городском населении – 4 %). Другой статистически проявившийся признак секуляризации – наличие заметного слоя прихожан, не исполнявших без уважительных на то причин христианский долг исповеди и причастия хотя бы раз в году. Таковых было, впрочем, в Европейской России немного – до 10 % к 1913 г. [5, с. 230–234].

Нам представляется, что в Сибири второй половины XIX – начала XX в. существовала типологически сходная ситуация. Подтверждения этой мысли встречаются в научной литературе. Например, историк Ю.М. Гончаров установил, что в Барнауле в 1871–1874 гг. доля жителей, практиковавших абстиненцию во время Великого поста, составляла всего 13,4 % [3, с. 37]. Чтобы проверить свою гипотезу на материале, более основательном по хронологическому, территориальному и социальному охвату, мы воспользовались обобщенными показаниями церковных метрических книг из городов и селений нескольких сибирских субрегионов. Таким способом было установлено календарное распределение рождений, относящееся к разному времени и различным местностям (см. таблицу).

Распределение рождений по месяцам в Сибири: хронологические, субрегиональные и поселенческие варианты, на 1000 чел. населения

*Подсчитано по данным источников: [1, с. 664–665; 2, с. 146–148; 4, с. 11–12; 8, с. 252–254; 9, с. 252–254].

Анализируя показатели таблицы, можно установить характер воздействия многодневных постов – Рождественского и Великого – на цикличность зачатий и рождений у сибиряков. Через девять месяцев после того и другого поста – соответственно, в сентябре и декабре – почти повсеместно наступал спад количества рождений. В качестве эталонной величины «нормального» уровня репродукции в данном случае примем рождаемость не в январе, как предполагает известная методика Б.Н. Миронова, а в июле. Дело в том, что в 1902 и 1903 гг. Великий пост охватывал целиком март и значительную часть апреля. Абстиненция понижала рождаемость не только в декабре, но также и в январе. Значит, по крайней мере, в два этих года (а на самом деле – и в некоторые другие годы изучаемого периода, когда Великий пост захватывал часть апреля) январь для сопоставления с декабрем не годится. Поэтому для сравнения с декабрем мы выбрали июль, в течение которого рождались младенцы, зачатые в октябре – том месяце, который не затрагивал ни один из многодневных постов.

Положим, в декабре спад по сравнению с июлем в некоторой степени объясняется биологической причиной: специалисты-медики знают о естественном снижении способности женщин к оплодотворению примерно на 14 % в несытный и холодный период февраля-марта. Расчеты по данным нашей таблицы показывают, что у жителей станицы Стретенской и прилегающих к ней селений Нерчинского округа (уезда) Забайкальской области в 1861–1910 гг., у православных горожан Томской губернии в 1870–1880 гг., у сельских жителей Тобольской губернии и горожан Енисейской губернии в 1902–1903 гг. снижение рождаемости в декабре не превышало биологической нормы. Это означает, что здесь практически никто не соблюдал церковную рекомендацию воздерживаться от сексуальных отношений в период Великого поста. Однако в других случаях репродуктивная «яма» в декабре была более глубокой: обнаруживается некоторая доля лиц, строго придерживавшихся полового воздержания в пост. У православных сельчан Томской губернии в 1870–1880 гг., обитателей Пресногорьковской казачьей линии в Петропавловском уезде Акмолинской области в 1878–1887 гг., у деревенских жителей Енисейской губернии в 1902–1903 гг. таковых насчитывалось по 6 %, у горожан Тобольской губернии в 1902–1903 гг. – 5 %. Расчет производился следующим образом: от разности между рождаемостью в июле и декабре, выраженной в процентах к июльскому уровню, вычиталось 14 %, и таким образом получалась искомая величина.

По такой же методике мы обработали сводные данные сборников «Статистика Российской империи» за 1902 и 1903 гг., выделив в Тобольской и Енисейской губерниях население самых больших городов (в первом случае – Тобольска и Тюмени, во втором – Красноярска и Енисейска), а также наиболее многочисленную здесь, как и во всей Сибири, категорию приверженцев официальной Русской православной церкви. Выяснилось, что в крупных городах на Енисее спад рождаемости в декабре по сравнению с июлем не превышал биологической нормы – сексуальная активность в Великий пост не прекращалась. В то же время в Тюмени и Тобольске абстиненцию практиковали 10 % горожан, в среде собственно православных жителей (сельчан и горожан) таковых насчитывалось в Приенисейском крае – 7, а в Тобольской губернии – 12 %. Во всех случаях это небольшая величина, близкая к показателям Европейской России.

Теперь о сибиряках, пренебрегавших исполнением христианского долга исповеди и причастия. В свое время советский историк Л.В. Островская собрала и опубликовала сведения о количестве православных крестьян, не исповедовавшихся «по нерадению», учтенных церковной статистикой в епархиях Сибири. Мы подвергли дополнительной обработке данные, относящиеся к самой густонаселенной Томской епархии, и получили следующие показатели. В 1860–1870 гг. здесь без всяких уважительных причин (в качестве таковых церковь признавала «малолетство», отлучки с места жительства, приверженность «расколу») уклонялись от исповеди 52 % всех прихожан, относящихся к крестьянскому сословию. В 1870-х гг. таковых оказалось 67 %, в 1880-х гг. – 65, а в 1891–1901 гг. – 38 %. В Енисейской епархии в 1891–1903 гг. манкировало исповедью 49 % крестьян, в Тобольской епархии в 1892–1908 гг. – 23 %. В городах Сибири население находилось под более бдительным церковным контролем, чем в деревнях, но и здесь, согласно докладам епископов в Священный Синод, ежегодно «по нерадению» отказывалось от исповеди, а значит, находилось вне непосредственного религиозного влияния храма и клира 17–25 % прихожан [подсчитано по: 6, с. 131–151].

Не только статистика, но и исторические источники других категорий – делопроизводственные документы различных инстанций государственной власти и Русской православной церкви, материалы личного происхождения – свидетельствуют о нарастании масштабов секуляризации сознания и образа жизни сибиряков с конца XIX и особенно в начале XX в. Будучи ограниченными объемом публикации, процитируем лишь один отрывок из отчета главы Забайкальской епархии за 1910 г.: «Недавняя смута [1905–1907 гг.] произвела разрушающее действие как на веру и православность, так и на порядок семейной и общественной жизни. Открытое кощунство, даже богохульство, расстройство в семейной жизни, непочитание детьми родителей, ослабление престижа власти – вот плоды, оставленные в обществе днями свободы» [7, л. 11–12]. Разумеется, не только усиливающаяся социальная напряженность, вылившаяся на излете изучаемого периода в острые политические конфликты, но и более долгосрочные факторы наметившейся модернизации традиционного общества и культуры, а также общественной и культурной дезорганизации обусловили распространение атеизма и агностицизма в мировоззрении некоторой части населения Сибири, а антиклерикализма – в еще больших масштабах. Более детальная историческая динамика, субрегиональная, социально-групповая, этническая, поселенческая специфика распространенности этих явлений требуют специального изучения.

Библиографический список:

1. Белявский А.К. Рождаемость, брачность и смертность г. Стретенска Забайкальской области с его окрестностями за время с 1840 по 1920 г. // Известия Общества врачей Южно-Уссурийского края. – 1925. – № 21.

2. Гедройц-Юраго В.П. Санитарно-статистический очерк 3-го участка Сибирского казачьего войска (1878–1887 гг.) // Протоколы Омского медицинского общества. – 1890. – № 8.

3. Гончаров Ю.М. Репродуктивный цикл городской семьи Западной Сибири во второй половине XIX – начале XX в. // Проблемы исторической демографии Сибири. – Новосибирск: Параллель, 2011. – Вып. 2.

4. Ефимов А.И. Православное население Томской губернии по данным 1870–1880 гг. СПб.: ЦСК МВД, 1890.

5. Миронов Б.Н. Историческая социология России: учебное пособие. СПб.: Изд. дом Санкт-Петербург. ун-та; Интерсоцис, 2009.

6. Островская Л.В. Источники для изучения отношения сибирских крестьян к исповеди (1861–1904 гг.) // Исследования по истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1984.

7. Российский государственный исторический архив. – Ф. 796 (Канцелярия Синода). – Оп. 442. – Д. 2388.

8. Статистика Российской империи. СПб.: ЦСК МВД, 1907. Вып. 66.

9. Статистика Российской империи. СПб.: ЦСК МВД, 1909. Вып. 70.