Рассуждая о походе Ермака в Сибирь, историки обычно упускают из вида, что в ходе подготовки к походу и вовремя его, казакам приходилось решать сложные, даже по современным меркам, инженерные и транспортные задачи. Между тем, их исследование и понимание с инженерной точки зрения способно определить временную протяженность похода от его начала, до завершения. Опустим причины, подвигшие казаков и их спонсоров на этот поход. Начнем с его начала – в конце августа 1581 года, когда Максим Строганов согласился снарядить дружину. Строгановский историк 18 века П.С. Икосов подсчитал, что все припасы, отданные казакам, стоили 20000 рублей по тогдашним ценам. И хотя проверить ее полную достоверность невозможно, она поражает воображение. Натуральный объем и вес полученного снаряжения хотя бы приблизительно должны были соответствовать этой сумме стоимости.
Атаманы требовали выдать оружия и продовольствия на 5000 человек из расчета 3 пуда ржаной муки, пуд сухарей, 2 пуда круп и толокна, пуд соли, безмен масла, половину свиной туши, некоторое количество рыбы, по 3 фунта пороха и свинца на казака и знамена полковые «с ыконами, всякому сту по знамени» (Сибирские летописи, стр.315)
Загрузка судов шла днем и ночью. Атаман спешил: нужно было до ледостава перевалить через Камень. Однако грузов оказалось больше, чем могли взять легкие струги. Чтобы увеличить их грузоподъемность делали набоины к бортам, но все равно часть груза пришлось оставить.
Казаки взяли с собой все, что могло понадобиться в дальнем путешествии: топоры, пилы, гвозди, конопать, смолу, лопаты, всевозможные судовые снасти, паруса, пологи (шатры) и т.д. Не забыли и рыболовные неводы (мережи).
Уподобляя казачий полк стрелецкому, Сергеев В.И. определил численность дружины вместе с приданными ей охочими людьми близкой к 1650 человекам (В.И. Сергеев. К вопросу о походе в Сибирь дружины Ермака – Вопросы истории,1959 год №1 стр.123). Дружина имела трубачей, сурначей, литаврщиков и барабанщиков и, следовательно, музыкальные инструменты, имеющие и размер, и вес.
Вес продовольствия, приходящегося на каждого казака, принятого от Строгановых составлял около 10 пудов = 160 кг, вес казака с боевым снаряжением и зимней одеждой – не менее 100 кг, прочее снаряжение и инструмент – не менее 50 кг на человека. В каждой лодке имелся свой большой котел (ермак) для варки пищи.
Д.Е. Копылов приводит количество судов во флотилии Ермака близкое к 80. Это означает, что если в одной лодке размещалось одновременно около 20 казаков, плюс груз, то полезное водоизмещение лодки должно было составлять не менее 7 тонн. Для размещения такого количества людей и груза длина типичной волжской конструкции лодки при ширине 2,5-3 метра, должна была составлять не менее 12 метров, а собственный вес набухшей в воде лодки около полутора тонн.
Летописи отмечают, что для обеспечения продвижения столь значительных судов по мелководным верховьям рек Чусовая и Серебрянка, Ермак был вынужден перегораживать русло позади флотилии парусами и дождавшись подъема воды продвигаться вперед. Затем паруса переносились вслед за флотилией, и операция повторялась. Пока казаки не достигли водораздела между реками Серебрянка и текущей в сибирскую сторону речку Баранчу – ближайший приток Тагила. Отсюда начинался сибирский волок. Свои внушительные и тяжелые суда казаки на сибирскую сторону перетащить не смогли и весь груз взяли на плечи. Историк Икосов в 1761 году писал: «Струги Ермаковы в коем месте оставлены – и поныне суть многим лесникам и ловцам известны, ибо где оные на берегах оставлены, вырос на них кустарник не малой».
На преодоление волока у казаков ушла вся зима. Значительно сократились и запасы продовольствия, хотя казаки пополняли свои запасы за счет грабежа местных племен манси. В результате стычек сократилась и численность казачьего войска. Что частично облегчило задачу продвижения в Сибирь.
Достигнув речки Жаровли, впадающей с юга в Баранчу, Ермак приказал строить небольшие плоты, на которых, преодолев 66 км, спустились до Тагила. Возможно это стало только в конце апреля, когда Баранча поднимается в паводке. Расстояние в 66 км до Тагила (в переводе с мансийского «много воды») плоты могли пройти за двое суток за счет большой скорости весеннего течения и продолжительного светлого времени суток. Расстояние от места ее впадения в Тагил до впадения Тагила в Туру – 288 км. На Тагиле, при устье реки «Медведки» в дремучем лесу, казаки стали лагерем, чтобы строить новые струги. Народное предание так описывает этот период: «поплыли по той Баранче-реке, и скоро оне выплыли на Тагил-реку. У того Медведя камня, у Магницкова горы остановилися. А на другой стороне была у них плотбища: делали большие коломенки, чтобы можно им со всем убратися. Жили оне тут, казаки, с весны до Троицова дни, и были у них промыслы рыбныя, тем оне и кормилися. И как им путь надлежал, со всем в коломенки убиралися. И поплыли по Тагиль-реке а и выплыли на Туру реку…» Поскольку почти все летописи говорят о постройке здесь Ермаком «коломенок» следует разъяснить, что это такое.
«Это были длинные и довольно узкие суда с совершенно плоским дном, отвесными штевнями и бортами, почти везде ровной вышины и без всякого подбора в соединении с днищем и с потупным образованием носа и кормы. Борта коломенки на протяжении примерно одной трети длины судна в середине его идут совершенно параллельно, в остальных же двух третях, к обеим оконечностям, переходят в кривые, пересекаясь у штевней под острым углом. Вообще все судно по внешнему виду очень напоминает простую берестяную табакерку». В источниках XVI в. по размерам торговых пошлин коломенка приравнивается к стругам. В приговорной грамоте казанского воеводы пошлины с коломенки определяются полуполтиной, в то время как с насадов и дощаников взималась полтина. Вероятнее всего, волжские казаки строили не неуклюжие коломенки, а более привычные им струги. В фундаментальной работе «Волга и волжское судоходство» известный русский исследователь И. А. Шубин так определяет это понятие: «Сделанные из гладких выструганных досок, плоскодонные и первое время небольшие грузовые суда, свободно скользившие по волнам — стругам, плававшие по мелким речкам — стругам и легко проходившие отмели — заструги, естественно, этими именно чертами и обращали на себя наибольшее внимание, отличались от других судов своего времени и получили название стругов». История стругов прослеживается на протяжении многих веков, что дает право говорить об их высоких мореходных и эксплуатационных качествах. Есть основание думать, что волжские казаки строили именно струги.
Это судно имеет простейшую, без особых затей, конструкцию и представляет собой большую лодку. Да у Ермаковой дружины и не было времени и особой необходимости для строительства более серьезных посудин. Для военного похода необходимы были суда вместительные и маневренные. Из предания следует, что строили лодки на пологом берегу, с которого их удобно спускать на воду. К тому же для закладки стапеля совершенно необходима ровная площадка.
Это в летописях постройка лодок описана одной фразой. А на самом деле, это процесс сложный и долгий. Прежде всего был необходим хороший, пригодный для судостроения лес: еловый, кедровый, хуже, если сосновый. Затем лес следовало спилить, разделать на бревна длиной 12-15 метров, очистить от сучьев и коры. Затем бревна нужно было на себе (лошадей у Ермака не было) доставить к месту постройки. Там на специально сооруженных козлах, двое пильщиков продольной пилой должны были распустить бревна на доски толщиной 25-30 мм.
На одно бревно, из которого получались четыре полноценных доски, мог уйти целый день. А на одну лодку их требовалось не менее двадцати пяти. Одновременно следовало заготовить штевни, шпангоуты и кокорины (кницы). Заготовленный материал обязательно следовало хорошо просушить. Иначе герметичность новой лодки не обеспечить, и она будет нещадно протекать. Просохшие доски следовало окромить и прострогать, чтобы обеспечить плотность их прилегания одна к другой. Затем наступал процесс непосредственного строительства судна, которое строилось кверху днищем. Сначала на стапеле выставлялись штевни и шпангоуты, затем на них укладывалось днище, а затем крепились борта «внакрой» доска на доску.
На этом процесс не оканчивался: сначала тщательно конопатились швы, а затем их смолили. Смоле давали просохнуть и впитаться и тогда лодку переворачивали. На одну лодку требовалось не менее двух ведер смолы, а на всю флотилию – около двухсот. Взять такое количество смолы с собой от Строгановых Ермак не мог. Значит им была организована смолокурня на месте. Но и это еще не все: лодку конопатили и смолили еще и изнутри, устанавливали три пары уключин, три парных сидения для гребцов, еще одно для впередсмотрящего, и одно для рулевого. Для предохранения груза от воды – на дно настилались решетки-рыбины. А еще для каждой лодки необходимы были шесть гребей (гребное весло), кормовое весло, черпак для воды и отпорный шест. Вполне вероятно, что коломенки оснащались и мачтой с прямым парусом. Ведь упоминается, что паруса у Ермака в запасе были. После спуска, коломенку оставляли на воде, чтобы швы забухли (вот для чего доски сушили), устраняли обнаруженные течи, и только потом она могла считаться готовой для плавания.
На постройку облегченной «коломенки» у казаков должно было уйти не менее месяца. Если учесть, что постройка всех 80 лодок шла параллельно, то для всей флотилии месяца полтора-два. Следовательно, в конце июня Ермак «со товарищи» покинул начинающий мелеть Тагил и отправился вниз по Туре. 288 километров до устья Тагила флотилия тяжело груженых лодок на медленном течении, даже если «на гребях» сидели три пары гребцов, которых подменяли каждые два часа сменщики, должна была пройти дней за десять. Караван лодок с дистанцией между ними 30-40 метров (а на воде это мало) должен был растянуться километра на два-три. Чтобы всем причалить на ночь, с интервалом между лодками на стоянке 5 метров (диктуется длиной гребей) необходимо было около 600 метров пологого берега. Скорость течения на Туре в летнее время не превышает 4-х километров в час. Скорость груженого гребного судна по течению может составлять около 8 километров в час при усиленной гребле. Опыт показывает, что за световой день, без остановки на обед, караван гребных судов способен преодолеть около 45 километров. Значительные затраты времени приходятся на разведку, промысел продуктов питания, преодоление противодействия местного населения, приготовление и прием пищи, оборудование места ночлега, отдых. Но даже с учетом этого, караван судов Ермака должен был достичь развалин города Чимги-тура не позже конца июля.
Из летописей нам известно, что за исключением небольшого боя за Епанчин городок, на всем пути Ермак не встретил никакого сопротивления. Прибрежные селения сдавались без боя. Не стала исключением и Чимги-тура, бывшая столица царства «Тюмень Великая». Ко времени прихода Ермака она захирела и не представляла никакого интереса ни в торговом, ни в стратегическом плане. И для базирования флотилии была совершенно непригодна. Только тот, кто никогда не сплавлялся по реке на весельной лодке может предположить, что флотилия из 80 судов пристала к крутояру, не имеющему пологого спуска к воде. Быстрое привальное течение под этим берегом должно было или сносить лодки, или, если они крепко зачалены носовой частью, прижимать к берегу бортом и кренить лодку. И то и другое делало разгрузку судов очень неудобной. А теперь представьте, что свое имущество казаки должны были поднимать на своих плечах на крутояр и нести еще километр к нынешнему Цареву городищу – а тогда развалинам городка Чимги-тура. Оставить имущество на зиму в лодках, означало подарить его местным жителям, не преминувшим бы воспользоваться беспечностью пришельцев. И сами лодки, оставленные под крутояром, весенний ледоход превратил бы в щепки.
Теперь о самой Чимги-туре. Для казаков она представляла не убежище, а ловушку. Даже если предположить, что в ней нашлось достаточно помещений, чтобы обеспечить зимовку полуторатысячного войска, то других необходимых условий в ней не было. Эти условия – дрова для обогрева и приготовления пищи и вода. Лес вокруг городка был давно вырублен местными жителями на постройки, тын и дрова, а территория распахана. Лошадей и саней для подвоза дров издалека у казаков не было. Дров же требовалось много, не только для обогрева, но и для сторожевых костров. Если предположить, что казаки использовали для зимовки оставленные татарами жилища, то следует вспомнить, что собой представляли их зимние юрты. Обычно это были построенные из круглого леса, иногда наполовину заглубленные в землю постройки, которые отапливались «по-черному» открытыми очагами, дым от них выходил через отверстие в крыше и узенькие оконца под крышей. В некоторых жилищах могли быть глиняные чувалы, которые энергоэффективностью от костров-очагов на земляном полу мало отличались. Как только огонь затухал, тепло улетучивалось. Единственным способом пережить холодную ночь для обитателей юрты было поплотнее прижаться друг к другу. От стены к стене, через всю юрту устраивались нары, покрытые сеном и звериными шкурами. А на них, вповалку, спина к спине, спали обитатели. На каждого из них приходилось около трех метров общей площади юрты. А сама юрта вряд ли превышала по площади 50 метров квадратных. Приблизительно считая, на обогрев в течение зимы одного такого дома, способного принять на ночлег 15 казаков требовалось кубометров десять дров. Чтобы разместить на зиму все войско требовалось сто домов и тысяча кубометров дров. А еще нужна была пекарня для выпечки хлеба, часовня для молитв, и, конечно же, баня. Чтобы обслужить полуторатысячное войско, баня должна была дымить ежедневно и безостановочно. Дров же поблизости не было. А источником воды могла служить только река Тюменка, к которой летом еще можно было спуститься по невероятно крутой тропинке, а зимой, да еще с ведром воды подняться по обледеневшему склону почти невозможно. Воды же ежедневно войску требовалось не менее тысячи ведер. Скромная по размерам Чимги-тура, не была способна обеспечить полноценную зимовку казачьего войска. К тому же, если бы неприятель обложил казаков за стенами Чимги-туры, то для них она стала бы западней. Следует также принять во внимание, что ко времени достижения стен Чимги-туры, казаки не имели достаточных для зимовки продовольственных запасов. Взятые у Строганова подошли к концу, грабить на пустынных берегах было некого, а самим промышлять было некогда – все время ушло на постройку стругов. Тура же у берегов Чимги-туры изобилием рыбы не баловала и для ловли неводом не удобна.
Другой проблемой являлось зимнее хранение лодок. На зиму их полагается вытаскивать на сушу и переворачивать кверху дном, чтобы не гнили, не рассыхались и были готовы к весеннему ремонту. Сделать это можно было только на противоположном от городка левом пологом берегу Туры. Если пойти на это, следовало решить вопрос их постоянной охраны. Для чего следовало строить жилище для усиленного караула. Ведь если бы аборигены напали на место хранения лодок и уничтожили их, для казаков настали бы непреодолимые трудности. Новых лодок здесь не построить из-за отсутствия поблизости на берегах необходимого леса.
Вероятно, Ермак, будучи опытным атаманом, оценил все эти обстоятельства и не принял решения об остановке на зимовку. Какая может быть зимовка, если плыли на стругах казаки всего не более месяца. Лето стояло в самом разгаре, впереди еще три месяца до ледостава и за это время можно найти лучшее место, заодно решить продовольственную проблему и достичь главной задачи: возвращения Сибирского царства «под руку Москвы». И, видимо, правы Строгановская и Есиповская летописи, которые сообщают, что дружина не задержалась в Чимги-туре и сразу же проследовала дальше. Бездействие и медлительность были не в характере волжского атамана. И в начале августа 1582 года казачья дружина покинула место, на котором в 1586 году русские возведут град Тюмень.
А теперь вернемся к вероятному вопросу о том, был ли атаман Ермак на территории нынешней Тюмени, стоял ли он на том высоком мысу, где тюменские казаки поставили ему памятный крест. Ответить можно только утвердительно. Чтобы принять решение, атаман должен был оценить все обстоятельства и осмотреть местность. В память об этом событии и установлен памятный знак в виде креста. Но это отнюдь не православный крест, как это пытаются толковать некоторые мусульмане. Ермак не продвигал в Сибирь православие. Он вообще был чужд религиозных предрассудков. В его дружине были представители разнообразнейших вероисповеданий: от язычников до католиков и мусульман. С Ермаком в Сибирь пришли новые социальные и экономические отношения, ставшие основой ее нынешнего расцвета. А для вогулов, хантов и сибирских татар Ермак принес освобождение от засилья чужеродного хана, кочевого узбека Кучума и его мурз. Сибирские татары чтили героя Ермака как святого. После его похода они не потеряли ни своих земель, ни угодий, сохранили своих родовых старшин и веру. Но за то приобрели статус сибирских казаков, со всеми их свободами и вольностями. И верно служили московскому государству без единого возмущения и выступления.
А крест на месте высадки Ермака не что иное, как навигационный знак, какие всегда устанавливали русские землепроходцы на открытых ими диких берегах. Похожие навигационные знаки до сих пор стоят вдоль Туры на каждом перекате.
В этой связи хотелось бы добавить несколько слов о недавнем конкурсе на памятник основателям Тюмени. Из представленных вариантов не нашлось ни одного, который бы отразил истинную глубину и значение освоения Сибири. Узость своего мышления скульпторы постарались замаскировать под сенью огромного православного креста, присутствующего в каждом варианте. А у его подножия копошатся жалкие фигурки воистину великих людей – основателей Тюмени. И в результате рассмотрения всей этой нелепицы, тогдашний глава администрации города Куйвашев проявил настоящую мудрость, приостановив конкурс. Что касается Ермака, то памятник ему, как носителю новых технологий и родоначальнику сибирского судостроения, поставить в городе следует. Но на нем атаман должен быть изображен в обычной казачьей одежде, с плотницким топором и кормовым рулевым веслом в руках. И самое правильное для него место – там, где временно стояла его флотилия, на противоположном от набережной берегу, возле Вознесенско-Георгиевской церкви на улице Береговой, 77. Таким образом, память атамана Ермака в Тюмени будет увековечена. Ведь улица Ермака на Мысу носит имя не атамана, а ледокола.
Захаров А.П.
Фото https://72.ru/text/gorod/291508.html
Добавить комментарий