От расстрела до расстрела: казнь ново-николаевских большевиков и пролетарский суд над полковником Григорием Окуневым

Аннотация: данное исследование проведено на основании ранее не изученных источников, почерпнутых в Государственном архиве Российской Федерации. Они публикуются и вводятся в научный оборот впервые. В работе отражены неизвестные ранее детали убийства знаменитой «пятерки» руководителей первого Совета рабочих депутатов г. Ново-Николаевска в июне 1918 года, рассмотрен судебный процесс над одним из причастных к данному событию, карателем, бывшим полковником Белой армии Григорием Окуневым. После 1919 года он успешно продолжил службу в Красной армии, смог отлично себя зарекомендовать, получить награды от Советского правительства и даже отмену приговора к высшей мере наказания - расстрелу.

Личность Григория Ивановича Окунева по сей день вызывает множество споров. О полковнике говорят и как о кровавом палаче, и как о верном долгу солдате, и как о предателе.

Опуская досибирский период деятельности нашего героя из-за ограничений объёма публикации отметим, что Великую войну Григорий Иванович Окунев закончил в чине капитана, заведующим офицерскими курсами в составе 15-й Сибирской стрелковой дивизии.

Подпись штабс-капитана Окунева в авансовом счете

После демобилизации 25 ноября 1917 года он отправляется в Ачинск к теще и дочери (супруга, Мария Ивановна Окунева пока находится в Москве). Живет на средства тещи – ни в одно учреждение города бывшего кадрового офицера на работу не принимают. Позже в своих показаниях он скажет о том, что именно такое положение дел во многом ухудшило его отношение к новой власти. В этот период Окунев активно общается со своим сослуживцем Щетинкиным, которому удалось устроиться в уголовный розыск, но и он не смог помочь Григорию Ивановичу с устройством на работу. Тогда, воспользовавшись бесплатным проездом по железной дороге, Окунев перебрался в Ново-Николаевск. Здесь он устраивается в почтово-телеграфную контору телеграфистом. 26 мая 1918 года в Ново-Николаевске произошел переворот, Советская власть была свергнута, объявлена мобилизация. Окунев немедленно явился на мобилизационный пункт в первые же дни после восстания и был поставлен на должность помощника коменданта города Сергеева в звании подполковника. Во время работы на этой должности он знакомится с комиссаром Поплавским и принимает активное участие в работе нового правительства.

«…с первых же дней принял деятельное участие вместе с офицерами Степанищевым и Комаровым – арестовал т. Серебренникова…»[1].

В ходе контрреволюционного переворота в городе были арестованы члены Новониколаевского исполкома. Некоторым членам удалось скрыться, но в «Доме Революции» (ныне здание театра «Красный факел»), где проходило заседание президиума исполкома, были арестованы все его руководители А. И. Петухов, Д. М. Полковников, С. А. Шварц и С И. Якушев, Полуэтков, Каширцев. Их заключили под стражу в тот же «Дом революции»[2]. Через двое суток заключенные были переведены в арестный дом по ул. Барнаульской, 40 (ныне ул. Щетинкина, 62).

 Несколькими днями позднее сюда же доставили других арестованных видных большевиков: Ф. И. Горбаня, Ф. С. Шмурыгина, Ф. П. Серебренникова. К 4 июня в арестном доме содержалось до 40 человек.  

Петухов Александр Иосифович    Горбань Федор Иванович 

Полковников Дмитрий Михайлович

Шмурыгин Федор Семенович    Серебренников Федор Павлович

4 июня, около 3-х часов утра, всех заключенных арестного дома подняли и вывели на двор. По приказу коменданта города их необходимо было конвоировать на гауптвахту в военный городок. От общего числа арестованных была отделена группа в пять человек: Петухов, Горбань, Полковников, Шмурыгин, Серебренников. К этой группе был приставлен особый усиленный офицерский конвой во главе с Окуневым. Начальником конвоя остальных арестованных (группа в 31 человек) являлся поручик Степанищев Николай Михайлович (как один из офицеров конвоя также упоминается некий Соколовский). Арестованные были выведены со двора, после чего строй направился в сторону ново-николаевской городской тюрьмы. Первой шла усиленная группа Окунева, группа Степанищева шла следом в ста саженях[3].

Из обвинительного заключения гр-на Окунева

Пройдя по улице Александровской (ныне Мичурина) колонна повернула в сторону военного городка и двинулась вниз по Ядринцевской к руслу Каменки. Когда первая группа перешла мост через реку, конвоиры предложили заключенным «сесть перекурить». После чего кем-то (кем точно из офицеров конвоя, не установлено) в сторону арестованных была брошена бомба. Арестованные стали разбегаться в разные стороны, после чего Горбань, Полковников, Петухов и Серебренников были застрелены. Раненый Шмурыгин ринулся в сторону военного городка, но конвой догнал его и заколол штыками.[4]

До сих пор непонятно, лежит ли вина за казнь пяти главных большевиков города на плечах Григория Ивановича Окунева. Уже позже это убийство станет одним из пунктов обвинительного заключения в отношении начальника рокового конвоя. По показаниям Сергея Александровича Шварца – члена Новониколаевского исполкома, виновниками расстрела были Степанищев и Соколовский[5]. Сам Шварц так вспоминал то утро:

«4 июня в три часа ночи нас вывели в ограду арестного дома. Пришел офицер с клочком бумажки и вызвал пятерых наших товарищей: Серебренникова, Петухова, Горбаня, Шмурыгина и Полковникова, а примерно минут через 15 скомандовал выходить и остальным. Повели нас по направлению к тюрьме, потом свернули на Ядринцевскую улицу, к военному городку. Конвоирующих было человек 100 – конные, пешие и на велосипедах. Когда мы спускались к речке Каменке, впереди послышались выстрелы и взрыв гранаты. Один из конвоирующих нас офицеров куда-то побежал и по возвращении сообщил, что стреляли по убегающим. Вскоре мы узнали, что расстреляли наших товарищей – “пятерку”»[6].

Таким образом, мы можем назвать три ключевых фамилии, фигурирующие при рассмотрении казни пяти видных большевиков: Окунев, Степанищев и Соколовский. Если о судьбе первых двух мы владеем достаточной информацией, то исследования относительно личности офицера Соколовского только еще предстоит провести. Примечательно, что по факту казни была создана следственная комиссия, но чем закончилось расследование – неизвестно.

Полковник Степанищев в первом ряду, 3-й слева[7]

Интересно, что вину и за следующий инцидент также приписывают Окуневу. После размещения второй группы на гауптвахте военного городка в 10 часов вечера 4 июля караульный начальник офицер Александр Клецкий попытался забросить гранату в камеру, где сидел Сергей Шварц. Но «переволновался» и граната отскочила от решетки, не попав в стекло, после чего взорвалась в караульном помещении[8]. Двое надзирателей погибли, трое были ранены. Заключенным было дано объяснение, что, взрыв произошел по недосмотру одного из офицеров, случайно обронившим гранату. Позже распоряжение о такой попытке подрыва было приписано Григорий Окуневу, но доказательств этому представлено не было.

В конце июля Окунев был переведен на должность штаб-офицера для поручений при штабе отдельной кадровой бригады подполковника Иванова 1-го Сибирского стрелкового корпуса. В октябре командиром бригады был назначен казначей подполковник Пинчук Федор Петрович, решением которого Окунев возглавил штаб той же бригады. За выслугу лет приказом по Сибирской армии от 23 сентября 1918 года Григорий Иванович Окунев произведен в подполковники со старшинством с 8 ноября 1917-го года. По сути, произведение было лишь формальностью, о чем говорит и дата, с которой начинается «старшинство»[9].

В начале 1919 года в Сибири было начато создание отдельных образцовых егерских батальонов. В Ново-Николаевске формирование такого батальона было поручено подполковнику Окуневу.

Действия егерского батальона и его карательные операции под Ачинском, Барабинском и на Алтае нами прослежены, но здесь мы вынуждены также их опустить.

В ноябре 1919 года отдельная Егерская дивизия противостояла наступлению войск РККА по Транссибирской магистрали.

Последним боем егерей можно считать бой на станции Коченево, где небольшая оставленная группа бойцов дивизии удерживала здание вокзала, пока красные не открыли по нему огонь из артиллерии прямой наводкой[10]. После этого егерская дивизия отступила, остановившись в 20-ти верстах южнее Ново-Николаевска.

Здесь полковник Окунев принял решение об окончании вооруженной борьбы. Позже в своих показаниях Григорий Иванович признавался, что в тот момент ему более всего импонировали взгляды эсеров. О том, что в Новониколаевске готовится мятеж, он знал, еще когда дивизия находилась в Омске. Окунев решил поддержать мятеж полковника Аркадия Васильевича Ивакина. На последнем совещании с верными ему офицерами был принят план, по которому сразу после отъезда Окунева в Новониколаевск в полку должно было быть распространено воззвание, в котором командир призывал солдат прекратить борьбу и последовать за ним в город. Потом из города от Окунева должен был явиться посыльный, по прибытию которого полк выдвинулся бы в Новониколаевск, к командиру. После собрания Окунев отправился к командиру дивизии и убедил его в необходимости своего отъезда в город на Оби с целью разведки обстановки. Получив согласие, он, взяв с собой одного офицера и двух егерей для связи, отправился в Ново-Николаевск[11].

Окунев утверждает, что остановился у бывшего комиссара города Поплавского, которому рассказал о своем намерении реализации переворота. Тогда Поплавский поведал, что восстание уже состоялось, восставшим даже удалось захватить вокзал, но поляки нарушили нейтралитет и подавили мятеж. Также, по словам Поплавского, 19 офицеров были повешены. Когда Окунев узнает о том, что опоздал, он отправляет посыльного офицера в полк с приказанием явиться в город. Через двое суток, утром 14 декабря, в город вошли силы 27-й стрелковой дивизии 5-й армии РККА. Тем же утром на квартиру Поплавского явился красноармеец, сопроводивший Окунева в штаб 241-го Крестьянского полка 3-й бригады 27-й дивизии, а затем в штаб 51-й дивизии, после чего передал в распоряжение начальника гарнизона города Блохина (так значится в деле)[12].

Скорее всего, речь идет о командире ранее упомянутой 51-й дивизии Василии Константиновиче Блюхере, который с 26 декабря стал красным комендантом Ново-Николаевска. Оттуда полковника перевели в военный городок, где содержались еще пять офицеров 3-го егерского полка.

 Таким образом, показания самого Окунева и обвинительное заключение, датируемые 1927-м годом, расходятся с получившей популярность версией, озвученной газетой «Советская Сибирь» в номере от 25 декабря 1919 года[13]. Согласно этой известной и цитируемой истории, батальон Окунева был поставлен в заслон перед мостом, дабы обеспечить подрыв опор железнодорожной переправы. Но Григорий Иванович не выполнил приказ, сдался со своим полком и спешил уберечь мост, опоздав на полчаса. Также в газете допущена ошибка: на момент Новониколаевской наступательной операции под руководством Окунева находился полк, а не батальон. Высока вероятность того, что история, опубликованная в газете, была придумана в пропагандистских целях.

Сам же Григорий Иванович решением реввоенсовета 5-й армии с 5-ю офицерами был отправлен в Омск, в штаб армии. Там он получил назначение в 1-ю Красно-Уральскую дивизию, штаб которой располагался в Екатеринбурге.

Вновь опустим успешную службу Григория Окунева теперь уже в составе Красной армии, его участие в боевых операциях вместе с Семеном Михайловичем Буденным, награждение от имени реввоенсовета Конной армии почетной революционной грамотой за ревностную службу, от лица ВЦИК серебряными часами «за самоотверженную работу на благо революции и за преданность рабоче-крестьянской власти»[14].

Обратимся в 1927 год, когда 10 мая Окунев был арестован и обвинен в карательной деятельности в годы Гражданской войны. Вместе с ним по делу прошли еще несколько человек, содействовавших егерскому батальону. Но в отношении большинства дело было прекращено. Бывшего полковника доставили в Барнаул, где он содержался под стражей в Барнаульском исправительно-трудовом доме. В этот период газета «Красный Алтай» подробно освещала события 1918–1919 года. В выпусках от 23 августа, 2 и 21 октября рассказывалось о деятельности Егерского батальона в Алтайской губернии[15].

Интересен документ, направленный Барнаульским окружным отделом ОГПУ в специальный отдел Гражданской войны музея Революции СССР.

Титульный лист документа, направленного в музей Революции[16]

19 ноября предварительное следствие было окончено и вынесено обвинительное заключение. После этого дело было передано в Сибирский краевой суд. Окунева перевезли в Новосибирск и поместили под стражу в окружной исправительно-трудовой дом №1 на ул. Серебренниковской (ныне Мичурина). Явиться в суд в качестве свидетелей должны были 170 человек. Среди них: Серебренников Михаил Павлович – брат расстрелянного Федора Павловича, известный советский партийный деятель Сергей Александрович Шварц, командиры партизанских отрядов Захаров и Каширов.

Окунев Григорий Иванович. Фото из Барнаульского окружного отдела ОГПУ[17]

20 марта 1928 года, в 10 утра начался открытый судебный процесс. Зал судебных заседаний по улице Каинской, 1 был переполнен народом. Краевая газета «Советская Сибирь» в течении 5 дней освещала происходящее[18]. Центральная фигура процесса – бывший полковник Окунев. Также  слушались дела священника Овсянникова, кулаков Дубровина (Абрамова) и Бессонова. Председательствовал на суде Лисин, народные заседатели – Арбугин и Кардыш, секретарь – Черных.

Окунев не признал себя виновным в активном участии в свержении Советской власти, отрицал свое участие в расстреле новониколаевских партийных работников, в зверствах над партизанами ссылался на вольность солдат и офицеров-егерей. В последнем слове бывший полковник сказал: «…Вы пролетарский суд, я в Ваших руках и, если мне будет дана возможность еще работать на дело строительства армии для защиты трудящихся – я это сделаю и отдам все свои силы и знания»[19].

Окунев Григорий Иванович признан виновным по следующим пунктам:

1. Принимал деятельное участие в формировании образцового Егерского батальона, встал во главе этого батальона, занимался обучением бойцов батальона (при поддержке Английской военной миссии).
2. Будучи во главе егерского батальона, принимал активное участие в подавлении партизанского движения, а именно: (следует список карательных операций)[20].

Предъявленные Григорию Ивановичу обвинения в расстреле пяти активных советских работников в июне 1918 года решено считать неустановленными. Причиной стало то, что целый ряд свидетелей (в том числе братья Шварц) на очной ставке не признали Окунева виновным, а в качестве виновников казни были названы две ранее упомянутые автором фамилии: Степанищев и Соколовский. Не установлено также предъявленное Окуневу обвинение в проведении карательной операции в Ачинском уезде.

23 марта в 16 часов 10 минут был озвучен приговор. Дело Дубровина отложено по болезни. Бессонов и Овсянников были освобождены, Окунев Григорий Иванович приговорен к высшей мере социальной защиты – к расстрелу с полной конфискацией имущества. Но учитывая его 7-летнюю службу в Красной армии, учитывая его борьбу с бандами Махно и на польском фронте, а также множественные награды за работу в РККА, краевой суд посчитал необходимым возбудить ходатайство перед Всероссийским Исполнительным Комитетом (ВЦИК) о смягчении меры социальной защиты, данной Окуневу, с заменой расстрела на лишение свободы и исключение конфискации имущества[21].

Сообщение, направленное во ВЦИК из сибкрайсуда

 25-го числа из Ачинска в Москву, в реввоенсовет, лично товарищу Буденному направлена телеграмма Марии Ивановны Окуневой с просьбой о том, чтобы легендарный командарм поддержал ходатайство о помиловании ее мужа[22].

Телеграмма Марии Ивановны Окуневой

28 марта от ВРИД Сибкрайсуда Бранецкого передано во ВЦИК: «Срочно о замене расстрела», в приложении обвинительное заключение и приговор по делу Окунева Григория Ивановича. Получено ВЦИК 3 апреля[23].

Телеграмма с просьбой о помиловании от жены и дочери Окунева непосредственно во ВЦИК была отправлена несколькими минутами позже. В десятых числах апреля в Москву во ВЦИК доставлено уже полное заявление Марии Ивановны Окуневой.  

Легендарный командарм Буденный пристально следит за ходом дела. 4 мая в президиум ВЦИК, по приказанию народного комиссара по военным и морским делам товарища Ворошилова, направлено сообщение о том, что реввоенсовет поддерживает ходатайство бывшего преподавателя Одесской пехотной школы Окунева о его помиловании.

В 10 часов утра 27 марта в окружном ИТД № 1 в Новосибирске принято прошение Окунева Григория Ивановича о своем помиловании, направленное на имя Михаила Ивановича Калинина. 31 марта это заявление отправлено в Москву за подписью временно исполняющего должность начальника ИТД Столярова и старшего делопроизводителя Галина[24].

Уведомление из ИТД

4 мая в президиум ВЦИК, по приказанию народного комиссара по военным и морским делам товарища Ворошилова, направлено сообщение о том, что реввоенсовет поддерживает ходатайство бывшего преподавателя Одесской пехотной школы Окунева о его помиловании[25].

Уведомление о поддержке ходатайства Окунева со стороны реввоенсовета

31 марта во ВЦИК была направлена телеграмма крестьян Тетюльникова, Блошкина и Моисеева (того самого Моисеева, который просил Окунева на коленях о помиловании его сына): «…просим наказание не смягчать».

3 апреля ВЦИК было получено сообщение старшего помощника краевого прокурора Сибири по Барнаульскому округу с приложением письма крестьянина станции Алейской Головина Федора Моисеевича, в котором он рассказывает о жестоких действиях батальона в 1919-м и заключает: «…Достоин смерти. В 1919-м году нет ему пощады, не наш деятель»[26].

22 мая направлено прошение того же Моисеева Василия от лица партизан села Павловского о том, чтобы не смягчать приговор, вынесенный Окуневу.

28 мая прошло первое заседание президиума ВЦИК по рассмотрению ходатайства сибкрайсуда и реввоенсовета о применении частной амнистии к Григорию Ивановичу Окуневу. Президиум постановил запросить у РВС мотивы возбужденного ходатайства.  

6 июня реввоенсоветом выслан ответ с обоснованием поддержки ходатайства Окунева, который получен был 8-го числа: «семилетняя безупречная работа в РККА»[27]

Обоснование реввоенсоветом поддержки ходатайства Окунева

8 июня принято заявление Окуневой Марии Ивановны. Она уже три недели жила в Москве в ожидании решения по делу мужа, но средства к существованию в столице закончились, и она вынуждена отправиться домой, в Ачинск. В своем заявлении Мария Ивановна вновь просит помиловать мужа и прикладывает копии документов о награждении Григория Ивановича серебряными часами. 

18 июня президиум ВЦИК провел очередное заседание по делу Григория Ивановича Окунева. Решением президиума расстрел был заменен 10-ю годами лишения свободы, с учетом года содержания под стражей, исключена конфискация имущества[28].

Выписка из протокола заседания президиума ВЦИК

Учитывая столь долгий срок и предписанную в постановлении «строгую изоляцию», вероятнее всего, свой срок Окунев Григорий Иванович отбывал в Соловецком лагере особого назначения. К сожалению, на данном этапе история жизненного пути бывшего полковника Окунева обрывается. Нам ничего не известно о том, как отбывал свой срок осужденный, вышел ли он на свободу и где оказался после освобождения.

Подводя итоги, стоит сказать, что действительно образ и судьба полковника Окунева значительно искажены существующими легендами. Так, ошибкой оказалась наиболее популярная история о том, что егерский полк стоял в заслоне перед мостом и сдался. Так же, как и Окуневу была приписана карательная операция в Ачинском уезде. Эпизод расстрела 5-ти активных советских работников все еще вызывает ряд вопросов, и не до конца понятно, был ли Окунев в том конвое. Но при этом нельзя отрицать и то, что Окунев возглавлял карательный отряд, от рук которого погибло множество людей. И это можно было бы обосновать «законами военного времени», но часто подчиненные Григория Ивановича Окунева выполняли карательные миссии с особым пристрастием, и, даже если порки, пытки и расстрелы происходили без ведома Окунева, ответственность за содеянное все равно ложится на его плечи, как на плечи командира отряда. Интересна редкая для карательных операций практика создания и проведения военно-полевых судов.

Безусловно, следует подчеркнуть и историческую ценность источников, вводимых данной работой в научный оборот и открывающих новые данные о широко известном  расстреле большевистской «пятерки» и о трагедиях партизанской борьбы в Сибири.

Литература:

1. Альбом снимков из истории гражданской войны в Сибири. Новосибирск: Типолитография «Полиграфист». 1918.
2. Волков С. В. Трагедия русского офицерства М., 1993. [электронный ресурс] // Сайт историка Волкова. URL: http://swolkov.org/tro/044-6.htm (дата обращения: 21.02.2020)
3. Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904 – 1920 гг.). – Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1959. 175 с.
4. Вторая база данных «Участники Белого движения в России» . [электронный ресурс] // Сайт историка Волкова. URL: http://swolkov.org/2_baza_beloe_dvizhenie/2_baza_beloe_dvizhenie_abc-01.htm (дата обращения: 16.02.2020)
5. Вырыпаев В. О. Каппелевцы (воспоминания). [электронный ресурс] // Добровольческий корпус. URL: http://www.dk1868.ru/history/VIRIPAEV.htm (дата обращения: 10.02.2020)
6. Крылов А. 29-й и 67-й Сибирские стрелковые полки на Германском фронте 1914–1918 гг. (по архивным документам). М.: Библиоглобус, 2014. 784 с. Стр. 710

Подготовлено для IV Всероссийской (с международным участием) научно-практической конференции по военной истории

«Великая Победа: Сибирь и Россия в войнах XVIII–ХХ веков», посвященной 75-летию Победы в Великой Отечественной войне

и 100-летию окончания Гражданской войны в России.

[1] Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. Д-143. Оп. 1. Д. 70. Л. 49.