Старая бумага упорно заворачивается по сгибам, продавленным более 70-ти лет назад. Выцвели чернила, поблекла типографская краска на почтовых открытках…
Письма с фронта до сих пор бережно хранятся во многих семьях. У каждого треугольника своя история: счастливая или печальная. Приходили весточки о том, что человек жив - здоров, и все у него хорошо. Приходили и казенные конверты. А матери и жены верили, что похоронка пришла по ошибке. И ждали. Даже после войны верили и ждали. Годами, десятилетиями…
Ждали, что он придет, вот – вот появится…
Но часто никто уже не появлялся.
Письма с фронтов Великой Отечественной войны – документы огромной силы. В пропавших порохом строках – дыхание войны, грубость суровых будней, нежность солдатского сердца и вера только в Победу.
Письма с фронтов – важнейшая реликвия в жизни каждого русского человека.
Каждое новое письмо сына – фронтовика было надеждой для матери, которая бережно хранила эти письма. С каким нетерпением ждали письмо молодые жены солдат и их маленькие дети. Ждали и надеялись на возвращение домой…
Кто-то писал и возвращался. Кому-то вернуться не удалось.
В музее истории нашей школы «Эстафета» хранятся письма фронтовика Владимира Алексеевича Герцева. Я считаю, эти письма - реликвия. Письма хранят в себе историю тех дней, передавая ее следующим поколениям. Поэтому они являются настоящей реликвией.
Читая их, мы можем узнать, как люди жили в военные годы, как воевали, что ели, чем занимались в свободное время…
Все письма Владимира Алексеевича написаны на двойном листе в клетку. На первой странице написано письмо, на последней странице – адрес.
Всего семь писем…
Одно из них - довоенное, в котором курсант описывает для родных свою армейскую жизнь: распорядок дня, форму, дневные занятия, жизнь в кубрике.
И шесть писем с Ленинградского фронта, датированных 1941-42 годами. Письма написаны совсем молодым человеком, ушедшим в армию по призыву в 1940-м году.
Я предлагаю проследить его фронтовую биографию настолько, насколько позволяют письма.
В сентябрьском письме 1941года родным сообщается, что жизнь идет по-прежнему, а сам он жив и здоров.
Из третьего, декабрьского письма 1941 года мы узнаем, что, что наш герой «Жив и здоров по-прежнему. Изучаю военные науки, обедаю, завтракаю, сплю, хожу в наряд. В общем, жизнь течет по-мирному. У нас даже патроны отобрали, теперь ходим с пустыми подсумками, как в былые времена. В город, конечно, не отпускают, да и делать там нечего. Раза три в неделю ходим в кино, правда новых картин не видели и не знаем даже, есть ли они. Последнее время живем только последними известиями, особенно сообщениями о боях, особенно по освобождению Северной дороги, участниками которых недавно были сами».
Узнаем, что Володя собирается описать свои приключения за три месяца, «как только узнаю, что освобождена Северная дорога». Обратный адрес: военно-полевая почта – 998, минный дивизион. Но или письмо не сохранилось, или не было причины его написать, но про «приключения» мы ничего не узнали. А ведь совершенно очевидно, что месяцы были трудными и боевыми. Поэтому и писем писать было некогда.
В июле 1942 года Владимир пишет, что получил благодарность от командования полка в приказе по полку за боевую деятельность. И сообщает, что получает в день (а не в месяц, и не в неделю): 800 гр. хлеба, 305 гр. крупы, 43 гр. масла сливочного или 65 гр. растительного, 150 гр. мяса (рыбы), 35 гр. сахару, 20 гр. соли, 1 ч.л. чаю, 10 гр. табаку. И, таким образом, в четыре-пять дней съедает всю норму семьи в Новосибирске за месяц. И сообщает, что «На днях был праздник нашей дивизии, справляли день ее рождения (ей исполнился 1 год), дали нам по 100 грамм водки, побольше каши, и целый день мы ничего не делали. Кроме 100гр. водки и каши я получил еще благодарность от командования полка в приказе по полку за боевую деятельность».
Пятое письмо подтверждает, что все хорошо по-прежнему.
В шестом написано, что: «Новостей у нас по-прежнему никаких нет. Только что я, наконец, открыл свой личный счет, правда, не из винтовки, а из маленького миномета – «лягушки». Попал миной прямо в голову фрицу – это первый убитый, официально при свидетелях, противник у меня. Недавно ходил поддерживать разведку с «лягушкой», нам удалось заставить замолчать станковый пулемет противника – уничтожили ли мы прислугу или разбили сам пулемет, к сожалению, выяснить не удалось. В разведку я ходил первый раз – перед тем как идти, было жутковато, а пошел – чувствовал себя совершенно спокойно. Потерь не имели, только одного подносчика легко ранило осколком в руку. Сегодня опять дежурю, кончаются сутки, как я не спал, сейчас глаза слипаются; поужинаю, сдам дежурство и завалюсь спать». Из седьмого письма мы узнаем, что «Вот уже сентябрь, уже скоро год, как я в пехоте, через 20 дней пойдет третий год моей военной службы. И вот все также пишу письмо во время дежурства при свете коптилки, заправленной оружейным маслом. В землянке все спят – днем сегодня хорошо поработали, сейчас не разбудить никого и из пушки. У меня тоже слипаются глаза, а еще до утра 6 часов. Единственное развлечение у меня – это письмо, напишу две строчки и иду проверять посты, потом опять сажусь за письмо. Да, еще занятие – кипятить чай, вчера выдали сахар и конфеты. В результате сегодняшнего дежурства к завтраку у меня не останется ни сахару, ни конфет (выдали нам их за 7 дней, по 245 грамм). Ну, глаза окончательно слипаются – пойду проверять посты. Ночь темная – за 3-5 шагов уже ничего не видно. Часовые вряд ли успеют предупредить в случае настоящей опасности. Пожалуй, сейчас докурю папиросу, да подниму всех «в ружье», а то уж очень крепко спят, да и у самого сон вылетит. Вот уже половина третьего, через два часа начнет светать, все станет веселей. На улице прохладно, походил в одной гимнастерке, замерз, пришел в землянку – чуть не заснул около печки. Придется, пожалуй, надеть шинель и дать постовым по постам. Всего хорошего».
Это письмо сентябрьское письмо 1942 года – последнее. На этом информация заканчивается.
Но мне удалось узнать очень многое, а главное, что Владимир Герцев – был смелым и скромным человеком. Это семейные письма и письма, отражающие фронтовую действительность. Бытовые подробности преподносятся таким образом, чтобы успокоить родных. И только иногда в письмах рассказывается о событиях военной службы, о том, чем можно гордиться, о том, что хорошо закончилось. Главная цель писем – сообщить семье о том, что он - сын и брат – жив и здоров. Внешняя сдержанность в проявлении чувств не может скрыть истинной заботы среди членов семьи. В письмах очень редко идет речь о новосибирских друзьях или знакомых, только в двух письмах я нашла такие сведения. Причем одна фамилия встречается дважды, и оказывается, что хороший знакомый уже попал под трибунал и опять вернулся на фронт. О судьбе еще одного новосибирского друга Владимир Герцев спрашивает в письме о родных. О врагах он почти ничего не пишет, только в одном письме рассказывает о своей личной победе над вражеским солдатом. Письма хранились в семье все послевоенные годы, на каждом написана карандашом дата отправления письма. О дальнейшей судьбе совсем молодого человека, попавшего на войну, можно только строить предположения.
С каждым годом участников Великой Отечественной войны становится все меньше в живых, но письма остаются. Они помогают нам представить себе те ужасные холодные и голодные годы войны и понять, какой ценой досталась русскому солдату Победа. И понять, какими были солдаты Победы!
Письма должны сохраняться для будущих поколений. Люди должны помнить Великую Отечественную войну и знать ее историю. Без писем половина истории просто исчезнет, а люди потеряют личные истории простого человека на войне, их мысли и чувства. А ведь в общую Победу есть вклад каждого простого солдата.
Вот почему письма – реликвии.
Никто не должен быть забытым. Ничто не должно быть забыто.
Кулигина Дарья, 9 A класс, МБОУ СОШ №57