ЧТЕНИЕ в Сибири и на Дальнем Востоке как социокультур. феномен возникло в VI–XIII вв. вместе с образованием на тер. региона 1-х феод. гос-в и было вызвано необходимостью не только фиксировать, но и доводить до подданных правовые и этич. нормы. У предков сиб. народов начала Ч. сложились на базе рунич. письменности, манихейских и буддийск. религ. текстов, пришедших в Юж. Сибирь из Индии и Тибета. С проникновением за Урал ислама (кон. XIV в.), а затем офиц. признанием его Сибирским ханством (1-я пол. XVI в.) в среде татар сибирских зародились основы Ч. на араб. и перс. яз. При распаде феод. гос-в большинство сиб. этносов (кроме бурят и татар) утратили традиции Ч. Включение Сибири в состав Рос. империи (2-я пол. XVI в.) и начавшаяся колонизация края сделали рус. яз. и рус. книж. культуру проводниками гос. политики в регионе, а также основой письм. и печат. коммуникации и Ч.
С укреплением рос. абсолютизма и унификацией адм. устройства страны, а также в связи с распространением светской просвет. идеологии интенсивность и хар-р Ч. постепенно менялись. В XVII – 1-й пол. XIX в. шло медленное накопление читат. потенциала. Исходя из того, что в стране и регионе в кон. XVIII в. было ок. 1 % грамотного населения и ок. 4–4,5 % в сер. XIX в., к читателям Сибири можно отнести соотв. от неск. тысяч до 20–30 тыс. чел. Как правило, это представители элит. слоев об-ва – высш. круги дворян. администрации, часто присылаемые из Центра; воен. чиновники; иностранцы на рус. службе; отеч. и иностр. путешественники и ученые, работавшие в Сибири; верхушка церк. иерархии; учителя; горнозавод. инженеры Колывано-Воскресенских (Алтайских) заводов; полит. ссыльные. При малочисленности дворянства и отсутствии давних традиций дворян. книж. культуры особую значимость приобретало Ч. в купеч. среде, к-рое было более интенсивным и разнообразным, чем в Европ. России.
В круг Ч. образов. сибиряков входили книги по философии, истории, религии, соц.-экон., техн. и естеств. наукам, медицине, с. х., худ. лит., журналы «Сын Отечества», «Русский вестник», «Современник», «Отечественные записки», «Журнал Министерства народного просвещения»; из газет – «Московские ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости», «Северная пчела», «Душеполезный собеседник». Читали произведения Гельвеция, Вольтера, Руссо, Канта, Гегеля, Шеллинга, Н.М. Карамзина, П. Полевого. Привычным было Ч. на иностр. языках (зап. и вост.).
В среде сиб. горожан (мещан, ремесленников, мелких торговцев) Ч. было незначительно. Иногда читали книги прикл. хар-ра – по экономике, торговле, с. х.; религиозные; беллетристику – чаще всего авантюр. романы (в лубочных изданиях), сатир. стихи, пьесы, бытовавшие в рукописях. Относительно широко Ч. было развито в среде сиб. казаков (по данным 1812, их грамотность составляла 12,5 %).
Осн. масса крестьян, составлявших 80–90 % сиб. населения, либо вообще не читала, либо пользовалась традиц. видами рукопис. лит. Доминировала религ. книга (церковно-служеб. и четья лит., жития святых, сказания о чудесах), из светских книг – изредка летописи, работы по с. х. (напр. газеты «Земледельческая газета», «Земледельческая жизнь», «Сельское чтение»), лубочные издания (песенники, сб. сказок, басен, анекдотов, приключ. повести и романы).
На Ч. сиб. крестьян большое влияние оказывали старообрядцы, для к-рых оно было неотъемлемой частью быта. В замкнутой среде сиб. старообрядцев XVIII–XX вв. сохранялся средневековый тип Ч., связанный с освоением правосл. духов. опыта, заложенного в произведения древнерус. письменности и печати. Бытовали книги кириллич. традиции – копии лит. и ист. произведений XV–XIX вв., литургич. сборники, произведения писателей-старообрядцев и др. К произведениям «гражданской печати» в среде ортодоксальных старообрядцев относились отрицательно. Ч. старообрядцев – уник. явление сиб. книж. культуры и рус. духовности.
В сравнении с Европ. Россией Ч. в Сибири отличалось нек-рой архаичностью, приверженностью религ. традиции, незначительностью книж. пласта, доступного населению. Тем не менее, к сер. XIX в. четко обозначились тенденции перехода от Ч. религ. и рукопис. книги к Ч. светской и печатной.
Во 2-й пол. XIX в. заметны сдвиги как в составе читателей, так и в хар-ре Ч. Модернизац. процессы в стране, интенсивное переселенч. движение за Урал, рост городов обострили потребность в Ч., а увеличение сети учеб. заведений, б-к, просвет. об-в, появление книготорг. предприятий способствовали их удовлетворению. Эпоха подготовки и проведения буржуазно-либерал. реформ на рубеже 1850–60-х гг. вызвала к жизни «нового читателя», воспитанного на произведениях А.И. Герцена, Н.Г. Чернышевского, Д.И. Писарева, журналах «Современник», «Русское слово», «Отечественные записки», «Дело», трудах социалистов-утопистов, философов-материалистов, ученых-натуралистов (А.Э. Брем, Ч. Дарвин, А.И. Гумбольдт, Фогт, Молешотт, Д.И. Менделеев, И.М. Сеченов), книгах по всемир. и отеч. истории (Шлоссер, Бокль, Дрэппер, С.М. Соловьев, Н.М. Карамзин, Н.И. Костомаров). Ч. разночинцев (учителей, врачей, части чиновников, полит. ссыльных) стало проводником новых соц. и экон. идей, оказывало влияние не только на ср. читат. слои, но и на просвещенных купцов, либерально настроенных чиновников сиб. администрации. Для сиб. читат. среды характерен больший чем в Европ. России демократизм интеллект. общения, разрушающий сословную иерархию.
Идеологи сибирского областничества Н.М. Ядринцев, Г.Н. Потанин, Н.С. Щукин, С.С. Шашков и др. формировали вокруг себя актив. читателей – будущих обществ. деятелей, объединенных задачей развития Сибири. Радикал. рев. идеи мн. изданий, как правило, слабо воспринимались сибиряками, уступая место конкрет. проблемам мест. обустройства, всестороннему изучению сиб.-дальневост. и близлежащих территорий. Большое место уделялось мест. печати. Ч. образованных и социально актив. слоев об-ва (вкл. полит. ссыльных) развивалось порой интенсивнее, чем в Европ. России. Так, в 1869 по результатам подписки на газеты и журналы Иркутская и Енисейская губ. (1 изд. на 266 и 313 жителей соотв.) были сопоставимы с Екатеринославской, Московской, Таврической, Херсонской губ. Амурская обл. (в 1860-х гг. – край пионер. освоения русскими) имела самые высокие показатели подписки (1 изд. на 80–100 жителей), уступая лишь С.-Петербургской губ.
Значит. место в чтении образов. сибиряков занимала худ. лит., прежде всего ее отеч. новинки – Ф.М. Достоевский, А.И. Гончаров, Н.Г. Помяловский, М.Е. Салтыков-Щедрин, Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, Н.А. Некрасов (как правило, в журн. публикациях), сиб. авторы – И.В. Федоров-Омулевский, И.А. Кущевский, М.В. Загоскин; из зарубеж. лит. – Гейне, Гете, Диккенс, Теккерей, Шекспир, Шиллер в рус. переводах и на языках оригиналов.
В последние десятилетия XIX в. Ч. образов. сибиряков постепенно утратило единонаправленность духов. устремлений, дифференцировалось в проф., мировоззренч., полит., эстет. планах. Как и во всей России, Ч. развивалось в условиях противостояния консервативно-охранит., либерал. и радикально-рев. сил, каждая из к-рых пыталась воздействовать на умы читателей. Усиливалось влияние демократически настроенной интеллигенции и полит. ссыльных (народников, народовольцев, чл. раб. союзов) на молодежь. В кружках самообразования, возникших в круп. городах Сибири (Тобольске, Томске, Иркутске, Красноярске, Барнауле, Чите), изучали книги по социологии, философии, политэкономии, раб. вопросу, истории рев. движений в Европе и России, произведения писателей-народников, А.И. Герцена «Былое и думы» и «Кто виноват?», Н.Г. Чернышевского «Что делать?», Ф. Шпильгагена «Один в поле не воин», Шеллера-Михайлова «Лес рубят, щепки летят», воспитывали критич. отношение к офиц. идеологии. По мере ужесточения цензуры и усиления мер гос-ва по запрещению политически «сомнительных» изданий росло их нелегал. распространение и Ч.
Ср. гор. читат. слой (невысокого ранга чиновники, торговцы, офицеры, люди со ср. образованием) во 2-й пол. XIX в. лишь складывался, но престижность Ч. ими уже осознавалась. Гл. свойство этой группы – отрывочность знаний, тяга к облегченному и занимат. Ч., преим. лит. развлекат. хар-ра, ист., любов., «уголовных» романов. Большое место в чтении занимали иллюстрир. еженед. журналы («Нива», «Родина», «Живописное обозрение», «Всемирная иллюстрация», «Луч»). Издаваемые ими с 1880-х гг. в виде ежемес. бесплат. приложений романы и повести популярных в народе авторов, книг по домоводству, для детей способствовали расширению круга Ч. этой группы населения. Регулярным становилось Ч. газет, в первую очередь мест. («Сибирский вестник», «Сибирская газета», «Губернские ведомости»).
Ч. в среде гор. низов (часть мещан, ремесленники, кустари, фаб. рабочие, солдаты, отставные ниж. чины и их семьи) чаще всего носило случайный, необязат. хар-р. Как правило, в базар. лавочках, на ярмарках, у офеней покупались сонники, оракулы, песенники, жития святых, народ. сказки, авантюр. рыцар. романы. Проводимые в 1880–90-е гг. мест. просвет. об-вами бесплат. народ. воскресные чтения несколько расширяли читат. потребности этой группы населения.
Ч. крестьян во мн. сохраняло традиц. черты, носило религ.-поучит. хар-р, было менее развито, чем в гор. среде. В то же время необходимость разбираться в законодат-ве, служба в армии и др. факторы приводили к расширению потребности крестьян в Ч., меняли его стимулы и хар-р, что наиб. заметно проявилось в р-нах, затронутых модернизацией, пригородных и круп. трактовых селениях. К кон. XIX в. доля светской лит. в Ч. крестьян заметно выросла. Пользовалась спросом научно-популяр. лит. по с. х., соц.-экон. и полит. вопросам, книги о путешествиях, описания разных стран и народов, легкая беллетристика (в число к-рой иногда попадали и произведения рус. классики), иллюстрир. еженедельники, газеты для крестьян «Сельский вестник», «Сельский хозяин». Росло число крестьян-читателей сел. б-к. В то же время осн. масса крестьян, будучи неграмотной, могла приобщаться к Ч. лишь с помощью посредников, а кол-во книг, попадавших в село, было крайне мало.
Количеств. рост читателей-сибиряков значительно ограничивался уровнем грамотности населения. В 1897 за Уралом лишь 12,4 % жителей были грамотными (в Европ. России – 22,9 %).
Предокт. (1917) период XX в. с его катаклизмами – Русско-японской и Первой мировой войнами, революцией 1905–1907 и революциями 1917 – внес серьезные изменения в хар-р Ч. жителей региона. Вовлеченность больших людских масс в соц.-полит. события пробудила в них потребность в опер. информации о происходящем, повысила их интерес к обществ.-полит. жизни страны и мира. В процесс Ч. вовлекались все новые группы людей, особенно в круп. городах. Заметно распространилось Ч. среди солдат, как правило выходцев из крестьян. Годы службы в армии стали для них временем приобщения к Ч. Возвращаясь в села, они приносили с собой навыки Ч., новые книж. знания.
Читат. приоритеты жителей региона резко переместились в сторону обществ.-полит. лит. и период. печати. Ч. газет становилось массовым, особенно в периоды обострения ситуаций и кризисов. Массовому Ч. способствовал и широкий поток агит. лит., направленной «в народ» разными обществ. силами, для к-рых борьба за читателя стала необходимой составляющей полит. деят-ти. Так, в крест. среде распространялись рев.-демокр. и социалист. нелегал. лит., издания светских и церк. офиц. учреждений, буржуазно-либерал. партий, черносотенных кругов и др. На Ч. солдат интенсив. воздействие оказывали как воен. власти, так и рев. агитаторы. Большим спросом пользовались дешевые бесцензур. издания для народа («революционный лубок»), солдат. газеты, распространяемые парт. орг-циями страны. В Ч. сибиряков и дальневосточников преобладала лит. мелкобуржуаз. партий, прежде всего социалистов-революционеров. Издания правых партий и орг-ций успехом, как правило, не пользовались.
Интеллигенция, учащиеся, рабочие знакомились с трудами классиков марксизма, деятелей европ. социал-демократии (К. Либкнехт, А. Бабель, П. Лафарг, Ж. Жорес), сочинениями рус. революционеров М.А. Бакунина, П.А. Кропоткина, Г.В. Плеханова, В.И. Ленина, А.В. Луначарского. Среди газет популярны издания либерал. направления («Страна», «Речь», «XX век», «Дума»). Интерес к чтению серьезной лит. науч., филос., общепознават. плана значит. снизился.
Бурный всплеск интереса к массовой полит. лит. не был постоянным. Спад активности обществ. движений, разочарование в их результатах, усталость людей от политики вызывали актив. спрос на легкое развлекат. чтение, отвлекающее от жизненных проблем. Поражение революции 1905–07, Первая мировая война, итоги Февр. революции породили массовое Ч. переводных, а затем и отеч. серий о героях-сыщиках, волны увлечения беллетристикой детектив., эротич. хар-ра.
Окт. революция стала переломным этапом в истории Ч. Правящая ком. партия воспринимала Ч. как один из важнейших рычагов переустройства об-ва, воспитания человека в соотв. с гос. идеологией. Ч. из области частн. инициативы перешло в сферу компетенции властных структур, что позволило оперативно поднять уровень грамотности населения, массово приобщить его к книге. Однако «управление» Ч. с помощью регламентаций, патронирования, установления четких границ дозволенной и полезной лит., селекции нового знания и фильтрации культур. наследия, цензуры лишало об-во многоцветности и глубины культуры.
Особенности Ч. на каждом этапе сов. истории складывались по-разному и зависели от политики гос-ва в данный период.
В 1-е десятилетие сов. власти Ч. за Уралом развивалось в условиях неоднократной смены власти и социокультур. парадигм, резкого размежевания людей по парт., соц., идеол. позициям, в чрезвыч. условиях Гражд. войны и «военного коммунизма» (кон. 1919–21). Воюющие стороны обрушивали на читателей потоки агит.-пропаганд. брошюр, листовок, газет. Среди издаваемых в стране книг полит. лит. составляла до 2/3 в столицах и до 1/3 в провинции. Однако с кон. 1917 в среде сиб.-дальневост. читателей наблюдался резкий спад интереса к печат. пропаганде и обществ.-полит. лит. в целом. В 1918 в период 1-х большевист. советов, отмечался заметный интерес крестьян к с.-х., кооп., науч.-популяр. книге, беллетристике, учебникам. Особенно выросла тяга к Ч. у подростков. Быстрый рост читат. потребностей обострял и без того сильный книж. голод, особенно на селе.
В условиях «военного коммунизма» вопрос обеспечения народа «нужной» и «полезной» книгой, а также приобщения безграмотных и малограмотных к Ч. стал частью важнейшей стратег. задачи ком. партии – воспитания нового человека – и решался мобилизац. методами. Был оперативно налажен массовый выпуск букварей, учебников, пособий по ликвидации неграмотности взрослого населения, 1-х книг для Ч. после букваря или азбуки. По числу названий и тиражам эта лит. уступала лишь агитационной. Массовое обучение грамоте сопровождалось антирелиг. и ком. пропагандой. Использование различ. способов бесплат. продвижения книги в народ способствовало как удовлетворению читат. спроса, так и решению идеол. задач.
Период новой экономической политики стал короткой передышкой от экстремал. внеш. воздействия на читателя. Успехи ликбеза, рост показателей книж. торговли и библиотечной книговыдачи, сдвиги в читат. запросах свидетельствовали не только об организац. совершенствовании каналов продвижения книги, но и о весомости сознательного к ней обращения, о рождении массового читателя в данный период.
Круг Ч. грамот. крестьян определялся в первую очередь полезностью книги в решении хоз. проблем (работы о содержании и улучшении скота, выведении пчел, разнообразных ремеслах). Крестьяне, имевшие круп. хоз-ва и потому подвергавшиеся налог. и полит. воздействию со стороны властей, покупали юр. книги, кодексы законов. Среди обществ.-полит. лит. отдавали предпочтение изданиям, посвящ. разным сторонам сел. жизни (работе советов, кресткомов, кооперации, политике партии в деревне), а также проблемам атеизма и религии. Из беллетристики любили ист. книги (В.Я. Шишков, А.С. Серафимович, П.А. Бляхин «Красные дъяволята», Дж. Рид «Десять дней, которые потрясли мир»). В круг Ч. крестьян по-прежнему входила лишь популяр., небольшая по объему дешевая книжка. Дети и подростки (как правило, посетители изб-читален) читали мн., отдавая предпочтение приключ. лит.
Повышение грамотности населения изменило состав читателей гор. б-к – ок. 12 % рабочих, 25 % служащих, более 54 % учащихся (в дорев. б-ках число читателей из рабочих и крестьян едва достигало 0,5 %). Читатели раб. б-к выбирали худ. лит. (М. Горький, Ю.Н. Либединский, Л.Н. Сейфуллина, А.С. Серафимович, В.В. Вересаев, частично А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, И.А. Гончаров, И.С. Тургенев). Раб. молодежь, помимо беллетристики, изредка читала книги о войне, радио, достижениях совр. техники.
В 1920-е гг. практиковалось привлечение к Ч. заключенных. Число читателей по разным местам заключения Сибири колебалось от 86 до 400 чел. В их Ч. преобладала беллетристика, обществ.-полит. лит., книги по естествознанию. На громких читках наибольшей популярностью пользовалась лит. по с. х. (более 30 % заключенных были крестьяне).
В новых условиях появилась нек-рая возможность удовлетворять читат. потребности и интеллигенции круп. сиб. городов (науч. работников, преподавателей, студентов). Науч. издания появились в книж. магазинах, мн. новых и старых книг продавалось на рынках.
В 1930-е гг. Ч. как один из важнейших инструментов идеол. воздействия на людей вновь становится объектом внимания и контроля со стороны властей. В 1928–32 развернулась 2-я волна кампании по массовой ликвидации неграмотности и малограмотности, в результате к-рой, а затем и в процессе плановой школ. и внешкол. ликбезовской работы Россия становилась читающей страной (грамотность повысилась, по офиц. данным, с 67 % в 1930 до 90 % в кон. 1938).
Гос. издат. система 1930-х гг. поставляла читателям значит. возросший по сравнению с прежними годами объем книж. продукции, в первую очередь идеол. хар-ра. Резко поднялся спрос на тех. лит., доступную рядовому читателю. Рост объектов индустрии вызвал потребность в новых тех. кадрах, расширении сети техникумов, школ ФЗУ, курсов повышения квалификации, что привело к массовому использованию тех. учеб. книги. В целях привлечения работников колхозов и совхозов к чтению с.-х. лит. разработана система доставки книг непосредственно на поля и в села.
В области худ. лит. об-во ориентировали на чтение тех образцов рус. классики и сов. лит., к-рые представлялись гос-ву как идеол. фундамент культур. стратегии. Совр. лит., входившая в официально поощряемый круг Ч., как правило отличалась повышенной идеологизированностью, зачастую в ущерб худ. достоинствам.
Ужесточение полит. режима в 1930-х – нач. 1950-х гг. существ. повлияло на Ч. Читатель оказался в ситуации «усеченной» культуры, когда из круга Ч. выпали целые пласты науч., культур., духов. знания (новые достижения зарубеж. науки, внемарксист. философия, социология, история, худ. лит. разных стилей и направлений, религ. книга, как правосл., так и иных конфессий и религий, и мн. др.). Ч. в сиб.-дальневост. провинции, как и во всей стране, унифицировалось, утратив свою регион. самобытность.
Великая Отечественная война внесла опред. коррективы в Ч. сибиряков. Великая цель победы над врагом сблизила усилия власти и желания людей, породила рост гражд. достоинства, ощущение личной ответственности за судьбы Родины, опред. самостоятельности сознания и свободы, что отразилось на хар-ре Ч. Значит. выросло кол-во читателей и книговыдач в гор. и сел. б-ках. Изменился состав читателей: увеличилась доля женщин, военнослужащих, подростков, рабочих и ИТР.
В самый трагич. период войны (1941–42) наиб. востребованной была лит. на актуальные обществ.-полит. темы. Огромным спросом пользовались книги воен. тематики, по вопросам междунар. политики и дипломатии, антифашист. лит., особенно переводная. Повышенный интерес вызывали работы по отеч. истории, о рус. полководцах, воен. мемуары. Читалось и воспринималось все, что было способно вселить уверенность в победе.
По мере изменения положения на фронтах читат. интересы смещались в сторону решения практич. задач – освоения новых технологий, повышения производств. мастерства, изучения опыта передовиков, что было актуально в условиях перестройки пром-ти на воен. лад, эвакуации в Сибирь сотен заводов.
Особая роль в Ч. периода войны принадлежала худ. лит., к-рая давала нравств. ориентиры, способствовала снятию психол. напряжения. С наибольшим интересом читались произведения о войне (Б.Л. Горбатов, П.А. Павленко, К.М. Симонов, М.А. Шолохов, И.Г. Эренбург), ист. романы (В.Я. Шишков, С.Н. Сергеев-Ценский, А.К. Толстой, А.А. Фадеев, Г.М. Марков). Продолжали читать рус. классику. По сравнению с довоен. временем возросло внимание к произведениям зарубеж. лит. (О. Бальзак, В. Гюго, Ч. Диккенс, Э. Золя, Г. Мопассан, Р. Роллан, Л. Фейхтвангер).
Круг Ч. сибиряков свидетельствовал о достаточно насыщенной духов. жизни об-ва. За годы войны у мн. людей появился интерес к сложным мировоззренческим вопросам, к зап. классич. философии. Ч. способствовало формированию нек-рого критич. мышления, особенно у молодежи. В воен. и первые послевоен. годы за Уралом неск. обновился состав об-ва, сложился относительно широкий слой образов. людей, выросла не только доля читающих жителей региона, но и появились предпосылки для изменения самого хар-ра чтения.
Либерализация обществ. жизни в период хрущевской «оттепели», кратковр. ослабление идеол. прессинга на книгоиздание (2-я пол. 1950-х – нач. 1960-х гг.) придало Ч. новый импульс. Испытанный об-вом шок от полит. перемен, стремление людей переосмыслить итоги пройденного ист. пути вызвали всплеск читат. активности. Объемы книгопродаж, числа читателей и книговыдач в б-ках выросли в Сибири почти вдвое. В большинстве областей региона подписка на период. издания (ок. 50 % ее составляли журналы) к 1960 также удвоилась в сравнении с 1955.
Наибольшую значимость в Ч. образов. сибиряков «оттепельных» и последующих лет приобрели наполненная идейными исканиями публицистика и худ. лит., противостоящие духу ортодокс. идеологии (журналы «Новый мир», «Юность», «Москва», «Молодая гвардия», «Дружба народов», произведения Д.А. Гранина, В.С. Гроссмана, В.Д. Дудинцева, А.И. Солженицына, И.Г. Эренбурга), «возвращенная» лит. (Л.Н. Андреев, И.Э. Бабель, М.А. Булгаков, А.П. Платонов, Ю.К. Олеша). В эти годы особенно ярко проявилось исторически заложенное в менталитете россиян отношение к писателям как гл. носителям гражд. совести.
Ист. период между «оттепелью» и «перестройкой» (2-я пол. 1960-х – 1-я пол. 1980-х гг.) породил высокий спрос на произведения о современности, в к-рых поднимались глубинные нравств. проблемы, на «деревенскую прозу» как возвращение к традиц. ценностям, православию, семье (Ф.А. Абрамов, В.П. Астафьев, В.Г. Распутин, В.М. Шукшин), книги о Великой Отечественной войне (В.О. Богомолов, Ю.В. Бондарев, В.В. Быков, Б.Л. Васильев, В.П. Некрасов, К.М. Симонов, А.А. Фадеев, М.А. Шолохов), ист. романы, особенно о родном крае (А.С. Иванов, С.В. Сартаков, Ф.Н. Таурин, Н.П. Задорнов, А.С. Новиков-Прибой, А.Н. Степанов, А.Т. Черкасов), произведения мест. авторов (В.М. Коньяков, И.М. Лавров, Г.Н. Машкин, Н.Я. Самохин, Г.Л. Немченко).
Многократно возрос интерес к науч. фантастике, открывающей пути в неведомое (И.А. Ефремов, С.В. Обручев, братья Стругацкие, А. Азимов, Р. Брэдбери, К. Воннегут, С. Лем, Г. Уэллс), а также поэзии с присущей ей свободой авт. самовыражения (лидеры читат. предпочтений – Е. Евтушенко, Р. Рождественский, А. Вознесенский). Значимое место в Ч. занимала зарубеж. худ. лит. (помимо привычно популяр. классики – Э.М. Ремарк, Э. Хэмингуэй, А. Сент-Экзюпери, Г. Белль, К. Гамсун, Ж.-П. Сартр).
Важную роль в Ч. сибиряков приобрела лит. обществ.-полит. и смежной тематики, расширявшая представления о стране, мире и жизни в целом. Офиц. книж. поток, с кон. 1960-х гг. вновь жестко регулируемый гос-вом, уже не мог удовлетворять потребности читателей, что в 1970-х – 1-й пол. 1980-х гг. обернулось устойчивым дефицитом востреб. книг и «затовариванием» мн. предлагаемыми. Отсутствие объективной и разносторонней информации побуждало людей все чаще обращаться к альтернативным ее источникам. Неотъемлемой частью Ч. мн. сибиряков, прежде всего студентов и интеллигенции, стал самиздат и публикации, проникавшие с Запада («тамиздат»). В рукопис. и машинопис. экз. читались информ. бюл. правозащитников «Хроника текущих событий»; «Раковый корпус», « В круге первом», «Архипелаг ГУЛаг» А.И. Солженицына; «Все течет…» В.С. Гроссмана; «Крутой маршрут» Е.С. Гинзбург; «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака; произведения В.Н. Войновича, А.А. Зиновьева, А.П. Платонова. В разряд неподцензур. чтения входили «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», «О стране и мире» А.Д. Сахарова, сочинения рус. религ. философов Н.А. Бердяева, А.В. Ильина, К.Н. Леонтьева, филос.-религ. произведения Н.К. Рериха, Е.П. Блаватской, «Живая этика», религ. лит. разных конфессий. С помощью самиздата книж. рынок насыщался дефицит. или не допущенными к изданию работами, напр. остро востреб. произведениями зарубеж. фантастики, разнообразными пособиями по альтернатив. медицине, сыроедению, материалами об уфологии, рок-группах и т. п.
В последние десятилетия сов. власти Ч. в вост. регионах стало неотъемлемой частью внутр. мира людей, занимая все большее место в структуре их духов. жизни. По интенсивности оно было выше, чем в ср. по России (в 1985 сиб. читатель в ср. за год прочитал в б-ках 25 книг, по РСФСР – 22 книги). Увеличились расходы населения на покупку лит., расширился круг читат. интересов. Рост науч. и науч.-тех. потенциала за Уралом, формирование акад. центров и системы вузов, хоз. освоение вост. территорий породили устойчивый читат. спрос на науч., учеб., производств. книгу. Неск. отставало Ч. в с.-х. (колхозно-совхоз.) секторе. Расширилось Ч., связанное с досуговой и индивид. деят-тью, – книги о домоводстве, садоводстве, охоте, рыб. ловле, спорте, фотографии, тайнах Вселенной и происхождении жизни на Земле, искусстве, возросла потребность в развлекат. беллетристике (детективы, фантастика, юмор).
В недрах тоталитар. системы, основанной на жестком регулировании Ч., постепенно вызревали ростки альтернатив. читат. поведения, претендующего на свободу выбора. Уже в нач. 1980-х гг. явственно обозначился кризис сов. книж. культуры, не способной удовлетворять читат. потребности соотечественников. Решение сложных идеол., культур. и духов. проблем с помощью силовых, запретит. методов из года в год снижало созидат. энергию об-ва и вело к краху адм.-командной системы.
«Перестройка» (2-я пол. 1980-х – нач. 1990-х гг.), отмена цензуры и полная устраненность гос-ва от рук-ва Ч. породили в стране совершенно новую читат. ситуацию. Принуд. «цементирование» об-ва с помощью идеологически выверенных изданий сменил информ. хаос. Читат. бум кон. 1980-х – нач. 1990-х гг. с его яростной поляризацией идейно-полит. устремлений людских масс, лихорадочным освоением ими новой бесцензур. и ранее запрещенной лит. (разнонаправлено ориентир., остро политизир. газет и журналов; малодоступных прежде произведений, распространяемых сам- и тамиздатом «послеоттепельных» времен; «возвращенной» лит. рус. зарубежья) породил в об-ве 1990-х гг. ощущение соц. усталости от ист. потрясений. Впервые в отеч. истории читатель был вынужден искать ответы на важные для него вопросы индивидуально, самостоятельно приобретать опыт адаптации к новым жизненным обстоятельствам.
Девальвация духов. ценностей, прагматизация жизненных установок, агрес. хар-р информ. среды, разрушение системы книгораспространения и пополнения библиотечных фондов в 1990-е гг. породили радикал. смену читат. поведения. Резко сократилось число читающих. Ч. стало менее значимым в жизни людей, беглым и поверхностным, уступив место электронным СМИ и глобальной сети Интернет. Оно четко разделилось на деловое и развлекат., причем 1-е доминировало (70–85 %) в бюджете читат. времени (учеба, повышение квалификации, получение доп. образования и разного рода информации). Наиб. востребованными стали книги по экономике, юриспруденции, информатике, маркетингу; учеб. и справ. издания, способствующие наиб. успешному встраиванию людей в систему новых соц.-экон. отношений. В «свободном» Ч. сибиряков всех уровней образования и мест жительства стала преобладать легкая, снимающая эмоцион. напряжение лит. (прежде всего детективы, любов. романы, глянцевые иллюстрир. журналы). Так, в группе из 125 жителей Новосибирска с высш. образованием (2001–02) чтение как отдых признали 65 % опрошенных, а 54 % из них назвали детектив своим любимым жанром лит.
Интенсив. деполитизация и деидеологизация чтения ощущалась за Уралом сильнее, чем в Центре. Из Ч. сибиряков ушли целые пласты отеч. лит., активно востреб. ранее. Духов. поиски читателей переместились из области переустройства мира в сферу постижения самих себя, оценки собств. внутр. возможностей. Появились новые знаковые имена, как правило зарубежные (П. Коэльо, Х. Мураками), чьи произведения наиб. насыщены опытом индивид. выстраивания человеч. судьбы. Усилился интерес к работам прикл. хар-ра по философии, психологии, религии, Ч. к-рых предполагает реальную пользу (учит, как стать успешным, здоровым и счастливым).
В то же время социол. исслед-я показывают, что читатель сиб. провинции продолжает оставаться в силовом поле рус. классич. лит. Среди наиб. ценимых писателей в самых разных группах населения неизменно называют А.С. Пушкина, М.А. Булгакова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова. Продолжают оставаться востреб. книги ист. тематики.
В совр. России новая парадигма Ч. лишь начинает складываться, постоянно меняет свои конкрет. черты. Ее дальнейшее развитие во мн. зависит от самоидентификации об-ва, а также усилий гос-ва по обеспечению равного доступа всего населения страны к книгам и др. источникам информации.
См. Книжная торговля, Книгоиздание.
Лит.: Личков Л.С. Как и что читает народ в Восточной Сибири // Рус. мысль. 1896. № 1–2; Зверева К.Е., Зверев В.А. Круг чтения крестьянства Сибири в период капитализма в 80-е гг. XIX – начале XX в. // Распространение книги в Сибири (конец XVIII – начало XX в.). Новосибирск, 1990; Савенко Е.Н. Читательские интересы сибиряков в период Великой Отечественной войны // Издание и распространение книги в Сибири и на Дальнем Востоке. Новосибирск, 1993; Она же. Чтение сибиряков в середине 60-х – первой половине 80-х гг. XX в. как выражение общественных настроений «застоя» // Книга в российской провинции: парадигмы и альтернативы книжной культуры Сибири в 60-х годах XX – начале XXI века. Новосибирск, 2005; Дергачева-Скоп Е.И., Алексеев В.Н. Книжная культура старообрядцев и их четья литература: К проблеме типологии чтения // Русская книга в дореволюционной Сибири. Археография книжных памятников. Новосибирск, 1996; Очерки истории книжной культуры Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 2000–2006. Т. 1–5; Аскарова В.Я. Динамика концепции российского читателя (конец X – нач. XX в.). СПб.; Челябинск, 2003; Волкова В.Н. Чтение в современной Сибири: некоторые аспекты изучения // Книга, общество, читатель: Современные аспекты. Новосибирск, 2004; Она же. Российский читатель начала XXI века: штрихи к портрету (по материалам сибирских исследований) // Культурологические исследования в Сибири. Омск, 2005. № 2.
В.Н. Волкова