Интеллигенция Сибири, массовая соц.-проф. группа населения. Состоит из лиц, выполняющих функции умств. труда, что требует опред. образоват. и квалификац. уровня.
Дорев. период. Из 65 групп населения, выделенных переписью 1897 по принципу занятости, лица умств. труда входили в 7 из них (администрация, суд, полиция, обществ. и сослов. служба, частн. юр. деят-ть, богослужение правосл. вероисповедания, учеб. и воспитат. деят-ть, наука, лит. и искусство, врачевание и сан. деят-ть). Их числ. в России составляла 726 тыс. чел. (2,7 % самодеят. населения), в т. ч. в Сибири – 28,7 тыс. (1,8 %). До 1/3 работников умств. труда проживало в Томской губ. Специфика Сибири состояла в меньшем уд. весе лиц умств. труда, занятых в сферах мат. произв-ва и культуры, и в преобладании группы чиновничества и служащих по найму в сравнении с общерос. показателями. Особое статус. и социокультур. положение в составе регион. И. занимала ссыльная И. (см. Ссылка).
К 1917 числ. категории лиц умств. труда в стране удвоилась, достигнув 1,5 млн чел. Точных стат. данных о числ. И. в Сибири в этот период нет, но можно предположить, что ее числ. утроилась и составила 80–90 тыс. чел. вследствие быстрого роста нас. региона и еще большего прироста горожан, а также притока эвакуир. и беженцев в годы Первой мировой войны. Большое значение для подготовки проф. отрядов И. имело формирование в регионе сети высш. и ср. спец. учеб. заведений. С кон. XIX в. по 1918 томские вузы (университет и технологический ин-т) выпустили ок. 3,2 тыс. специалистов. На нач. ХХ в. 22 % студентов университета и ок. 60 % студентов технологического ин-та являлись выходцами из семей интеллигенции и служащих, что свидетельствовало о частичном самовоспроизв-ве данной группы. В 1914 в Томске обучалось 2,6 тыс. студентов.
Одним из наиб. массовых проф. отрядов И. являлось учительство. Общая числ. преподавателей в нач. школах Сибири к 1915 достигала 10 тыс. Статус., проф., мат.-быт. неоднородность учительства определялась гл. обр. различиями между его сел. и гор. подотрядами. Доля лиц со спец. пед. образованием среди гор. учительства (53,4 %) более чем вдвое превышала их долю среди сел. (21,7 %). В сел. учит-ве преобладали выходцы из крест-ва и духовенства (2/3), тогда как гор. формировалось представителями привилегир. и ср. сословий и групп. Зарплата учителя гор. нач. училищ составляла 330–600 %, учителя гимназии – 750–1000 % от жалованья сел. учителя (ок. 300 руб. в год).
Общая числ. медиков высш. и ср. квалификации к 1914 в Сибири достигала ок. 4 тыс. чел. Подавляющее большинство фельдшеров трудилось в сел. местности, тогда как 2/3 врачей работали в городах, в т. ч. в Томске – половина всех врачей губернии. Год. оклад фельдшера составлял 1/3 врачеб. Призыв мед. персонала в армию в годы Первой мировой войны уменьшил в регионе на ¼ число гражд. врачей и на 1/3 фельдшеров.
Среди инж. корпуса, насчитывавшего к нач. войны до 1 тыс. чел. и имевшего свои корпоратив. объединения (Об-во сибирских инженеров и др.), выделялась группа специалистов, занимавших высш. управленч. должности. Осн. часть инженеров-управленцев имела классные чины, дававшие им права личного и потомств. дворянства; их год. оклад колебался от 3,6 тыс. (пом. нач. ж.-д. службы) до 15 тыс. руб. (нач. дороги). В Вост. Сибири в составе инж. корпорации преобладали горные инженеры, механики и технологи. Ср. техн. персонал, почти втрое превосходивший по числ. высший, был представлен в значит. мере практиками, не имевшими требуемого образоват. ценза.
Числ. юр. корпорации (служащие в учреждениях судеб. ведомства и адвокатура) составляла к 1917 до 1 тыс. чел. В подавляющем большинстве (9/10) они проживали в губ. и уезд. городах, причем 1/3 из них концентрировалась в 3 крупнейших городах региона – Омске, Томске, Иркутске. Мат. положение низш. звена судеб. системы (судеб. приставы) соотносилось с положением верхов (пред. судеб. палат) как 1:10. В отличие от адвокатуры, к-рая целиком идентифицировала себя с И., судеб. чиновничество открыто дистанцировалось от последней, хотя и обладало таким признаком, как спец. образование.
К 1917 общая числ. управленч. служащих в Сибири достигла почти 30 тыс. чел., к ним примыкал офицер. корпус (10 тыс.) и священнослужители разных конфессий (10 тыс.).
Т. о., группу работников умств. труда составляли 2 категории: чиновники, служащие гос. учреждений и обществ. орг-ций и работники, занятые в отраслях мат. произв-ва и культуры. Почти трехкратное за 20 лет увеличение соц.-проф. группы было достигнуто гл. обр. за счет превращения немногочисл. и корпоративно-замкнутых категорий в массовые профессии, рост к-рых вызывался обществ. потребностями и подкреплялся развитием проф. образования в стране в целом и в регионе. Диспропорции в территор. размещении специалистов сохранялись. Значит. и наиб. квалифицир. часть И. размещалась в крупнейших городах региона. Только в 4 из них – Тобольске (1,5 тыс. служащих и лиц свобод. профессий), Барнауле (5,5 тыс.), Омске (11,5 тыс.), Томске (12,5 тыс.) – проживали ок. 1/3 представителей умств. труда, что составляло от 10 до 20 % актив. нас. городов, ядро новых гор. ср. слоев. Внутри регион. И. четко проявлялась соц. стратификация по мат.-быт., образоват., статус. и др. признакам. На примере уровня доходов ряда групп томской И. (работники сфер образования, здравоохранения и юриспруденции) можно оценить соотношение ее разных групп: высш. – 5,5 %, ср. – 46,5, низш. – 48 %.
Соц. неоднородность дополнялась идейно-полит. дифференциацией И. Широкое распространение получили идеи сибирского областничества, объединявшие либерал. и леворадикал. группировки политически активной И. Значит. роль в активизации позиций сиб. И. играло размещение в регионе полит. каторги и ссылки. Накануне 1917 полит. ссылка в Сибири насчитывала до 6,5 тыс. чел., среди к-рых группа лиц умств. труда и учащихся являлась 2-й по числ. (ок. 40 %) после рабочих. Полит. ссыльные не только оказывали мощное воздействие на обществ. сознание и мировоззрение представителей мест. И., но и выполняли функции И. в условиях дефицита мест. кадров специалистов.
Соц. деят-ть И. реализовывалась в проф. и внепроф. формах. И. играла актив., зачастую решающую роль в создании и дальнейшем развитии всевозможных негос. и неполит. об-в и орг-ций (см. Просветительские об-ва). Соц.-просвет. деят-ть способствовала установлению и укреплению связей И. со всеми слоями населения, а также гор. части И. с сельской.
Рев. и пострев. периоды (1917–21). Данные о числ. и составе И. в Сибирском регионе в 1917–21 разрозненны и зачастую несопоставимы. Вост. р-ны страны в полной мере испытали влияние сопутств. воен. действиям миграц. волн (беженство, эмиграция и т. п.). Полит. перевороты лета и осени 1918 в сочетании с нестабил. ситуацией на Восточном фронте Гражд. войны привели к значит. сдвигам в числ. и размещении И. в регионе. Вплоть до окончат. крушения колчак. режима приток И. преобладал над убылью, гл. обр. за счет массового беженства от большевиков с тер. Поволжья и Урала летом и осенью 1919.
Вузовские города Сибири приняли эвакуир. институты и университеты из Казани, Екатеринбурга, Перми, что на нек-рое время ликвидировало хронич. дефицит проф.-препод. кадров. В Томске, напр., только преподавателей Пермского ун-та насчитывалось 285. К осени 1919 числ. студенчества в регионе, по меньшей мере, удвоилась по сравнению с довоен. периодом, достигнув 6 тыс. чел. Этому способствовали расширение существовавших и открытие в 1917–18 в Омске, Иркутске и Владивостоке 4 новых вузов, а также эвакуация учеб. заведений с Урала и Поволжья. Прибытие беженцев увеличило отряд медиков, особенно ср. и высш. квалификации. С лета 1918 в городах Сибири отмечалось необыч. явление – на биржах труда регистрировали безработ. врачей, числ. к-рых летом–осенью 1919 продолжала увеличиваться.
Особенно заметно выросло число гос. служащих, офицеров и воен. чиновников. Развертывание в Сибири антибольшевист. вооруж. сил, числ. к-рых к 1919 достигла 400 тыс. чел., потребовало мобилизации представителей образованных слоев, студенчества. Офицер. корпус в 1919 насчитывал 30–35 тыс. чел. (в 1917 офицерство в Сибири составляло ок. 10 тыс.). В результате вынужденных миграций к осени 1919 числ. осн. проф. отрядов И. составила предположительно более 100 тыс.. Ко времени восстановления в регионе сов. власти (кон. 1919 – нач. 1920) вследствие прямых потерь в боевых действиях, голода, эпидемий, а также миграции на Д. Восток и эмиграции числ. И. значит. уменьшилась.
Крах колчак. режима повлек за собой разрушение соц.-культ. инфраструктуры. Острый дефицит специалистов поставил перед сов. властью в кач-ве одной из первоочеред. задачу учета и перераспределения наличных кадров специалистов. Работа осуществлялась в течение 1920–21 в масштабах всего региона на основах всеобщей труд. повинности и милитаризации труда. Учет охватил как беженцев, так и бывш. белых офицеров и воен. чиновников, находившихся в лагерях. В ходе демобилизации из Кр. армии к гражд. профессиям возвратились тысячи ранее мобилизов. специалистов.
Благодаря принятым мерам гос. регулирования проф. деят-ти И. без значит. сбоев функционировал аппарат земел. органов, народ. образования, здравоохранения и др. отраслей экономики и культуры. В 1921 в Сибири в штатах земел. органов состояло ок. 2 тыс. агро- и ветспециалистов; в школах, по разным данным, работало 13–17 тыс. учителей; числ. врачеб.-фельдшер. персонала достигла 4 тыс. чел. Вместе с тем образоват. и квалификац. уровень работников просвещения, медиков, агро- и ветперсонала за годы войн и революций существенно снизился. Напр., к лету 1921 имели образование ниже среднего 2/3 учителей. Рост числ. специалистов и служащих, достигнутый в Сибири в 1920–21 благодаря труд. мобилизациям, носил неустойчивый и вр. хар-р. Отмена в течение 1-й пол. 1922 принуд. и карат. мер вызвала резкий отток из Сибири кадров, попавших на службу по труд. мобилизации. Доля мед. работников, учителей, специалистов с. х. и др. групп И. к 1923 сократилась по сравнению с 1921 прим. вдвое.
На числ. и структуру И. в регионе в 1917–23 воздействовали как экстраординар. факторы (эвакуация, реэвакуация, эмиграция, репрессии), так и длительные, устойчиво проявлявшиеся тенденции. Среди последних огосударствление, маргинализация лиц умств. труда, а также политизация сознания и сфер деят-ти И. Огосударствление труда проявилось в регулировании проф. деят-ти И. в годы Первой мировой и Гражд. войн и вовлечении И. в работу органов власти и аппарата упр-ния в ходе событий Февр. и Окт. революций, Гражд. войны. Восстановление сов. власти и перенесение политики «военного коммунизма» на Сибирский регион довели данную тенденцию до логического завершения. События эпохи изменили хар-р интеллект. труда: значит. сузился круг лиц свобод. профессий, возросло применение служеб.-принуд. форм труда. Маргинализация И., проявлявшаяся во вр. или полной утрате отд. лицами и целыми группами своего прежнего соц. и проф. положения, имела 2 осн. причины: экстремал. соц.-полит. и социокультур. условия эпохи (разрушение экономики, уклада жизни, прямые потери, принуд. и вынужден. миграции и т. д.) и целенаправленные усилия господствовавших режимов в борьбе с реальными и потенциал. противниками. Смена полит. режимов и управленч. аппаратов непосредственно затрагивала И. и служащих. Одни оказывались у власти, др. лишались постов и работы, теряли свой соц. статус. Установление власти белых режимов сопровождалось широкими репрессиями против сторонников советов. Различ. формам дискриминации подверглась 6-я часть адвокат. сословия в Зап. Сибири. В ходе устроенных в июне 1918 Томским учит. союзом перевыборов 10 % педагогов было забаллотировано по полит. причинам. После восстановления сов. власти тысячи офицеров и воен. чиновников оказались военнопленными. Актив. деятели колчак. режима были репрессированы, часть из них расстреляна. Вскоре для большинства репрес. специалистов последовала амнистия. Однако в кон. 1920-х гг. практика применения дискриминац. мер в отношении групп специалистов по признакам их прошлой проф. или полит. деят-ти возобновилась.
Еще одна сквозная тенденция эпохи – политизация массового сознания, поведения и проф. деят-ти групп специалистов. Пик полит. активности И. последовал за Февр. революцией. В Сибири вследствие относит. слабости осн. классовых сил воздействие И. на ход событий оказалось значительным, ее представители обладали большим влиянием как в гос. органах, так и в советах. Однако, пережив полит. кризисы лета–осени 1917 и резкую поляризацию об-ва, большая часть И. перешла на пассивно-выжидат. позиции, что в сочетании с полевением одной ее части и поправением др. привело к размыванию соц. базы Временного пр-ва и объективно ускорило его падение. Всплеск массовых антисов. настроений среди И. отмечен в кон. 1917 – нач. 1918. В Сибири реальное сопротивление советам в форме саботажа не являлось повсеместным и всеобъемлющим. Для значит. части специалистов характерно несоответствие негатив. настроений фактическому нейтралитету в форме проф. сотрудничества с новой властью. О неустойчивости этого нейтралитета свидетельствует новая вспышка полит. активности осн. части И., резко качнувшейся в сторону поддержки антибольшевист. режимов после падения сов. власти в регионе. Опред. роль в этом поправении И. сыграла миграция в Сибирь противников большевизма в 1-й пол. 1918. Фаза «демократической контрреволюции» и сменивший ее колчак. режим способствовали вовлечению в органы власти и упр-ния части специалистов, традиционно исповедовавших аполитичность, в частн., науч.-пед. работников. Томская профессура (Н.Я. Новомбергский, М.П. Головачев, В.В. Сапожников, Г.Г. Тельберг и др.) сыграла актив. роль в формировании органов Западно-сибирского комиссариата, Временного Сибирского и Российского пр-в. Восстановление сов. власти в Сибири знаменовало новую фазу политизации И. В условиях воен.-ком. методов регулирования проф. деят-ти специалистов предполагалась советизация работников умств. труда вне зависимости от их полит. ориентаций.
В кон. 1921 – нач. 1922 завершилась длительная полоса соц.-полит. нестабильности, были отменены воен.-ком. принципы регулирования сферы труда специалистов на основе труд. повинности и принуждения. Завершилась уник. фаза полит. развития И., когда идейное размежевание в ее среде проявлялось в открытых формах и определялось динамично менявшимся соотношением внеш. (соц.-полит.) и внутр. (самоопределение) по отношению к И. факторов.
Годы нэпа (1922–27). Согласно гор. переписи 1923, в городах страны числилось более 1,8 млн служащих, среди них собственно специалистов насчитывалось св. 570 тыс., в т. ч. в городах восточнее Урала – соотв. св. 100 тыс. и ок. 38 тыс. Доля специалистов в сферах образования, науки и культуры в Омске, Новониколаевске, Томске и Иркутске составляла 9–15 % от общей числ. служащих этих городов. На момент всесоюз. переписи 1926 числ. гор. служащих в Сибири превысила 160 тыс. Доля служащих и лиц свобод. профессий в составе самодеят. населения региона составила в 1926 ок. 4 %, в т. ч. в сел. местности – чуть более 1 %, в городах – более ¼ самодеят. населения. Уд. вес женщин в составе лиц умств. труда достиг 36,9 %. К 1926 И. по сравнению с дорев. периодом стала «моложе»: доля людей не старше 30 лет составляла 49,6 %. Соотношение осн. проф. групп мало отличалось от предрев.: 2/3 специалистов работали в сферах упр-ния и культуры. Учит. кадры в Сибири в послерев. десятилетие увеличились в 1,5 раза, в сел. местности произошло их удвоение. Возросла числ. специалистов с. х.: к 1928 в составе земел. органов региона работало почти 3 тыс. агрономов, вет. врачей и фельдшеров, лесоводов и др. С 1923 по 1927 участковый агроперсонал вырос почти в 5 раз, числ. землеустроителей увеличилась более чем в 3 раза. По сравнению с дорев. временем, к 1927 стало вдвое больше врачей, в 1,5 раза – фельдшеров. В сел. местности Сибирского кр. работали 24 % врачей и 69,4 % фельдшеров. Т. о., к 1927 завершилось восстановление дорев. числ. и структуры специалистов с. х., пед. и мед. работников. Однако сохранялся характерный для дорев. И. сравнит. низкий уровень общей и проф. подготовки специалистов, и особенно сельской И. Еще более обострились диспропорции между быстрорастущими потребностями об-ва в специалистах и числ. и квалификацией имевшихся кадров.
Важнейшим каналом пополнения И. высш. и ср. квалификации оставалась система высш. и ср. спец. образования. Доля сиб. студ-ва в составе студентов вузов РСФСР в 1921–28 выросла с 4,3 до 6,5 %. Тем не менее Сибирь отставала от общерос. показателей: в 1927/28 уч. г. на каждые 10 тыс. жителей РСФСР приходилось студентов осн. фак-тов 10,4, в Сиб. кр. – 7,8 чел. С 1920 по 1928 вузами региона подготовлено ок. 6 тыс. специалистов, из них почти треть – воспитанники Томского ун-та. Свыше половины выпускников составляли медики, далее шли инженеры и специалисты с. х. (более 2 тыс. чел.). Несмотря на ежегод. увеличение числ. молодых специалистов, регион. высш. школа не удовлетворяла потребностей народ. хоз-ва и культуры: обеспеченность квалифицир. мед. помощью составляла в различ. регионах Сибири 30–70 % нормы, установленной в РСФСР; насыщенность с.-х. специалистами – 35–65%. По обеспеченности пром-ти инженерами Сибирь значительно отставала от страны в целом.
Несмотря на успехи в подготовке новых кадров, парт.-гос. политика на протяжении всего периода нэпа заключалась в расколе и размежевании различ. групп «старых» специалистов и служащих, консолидации одних, дискриминации других и выдвижении поддерживавших сов. власть. На практике конкрет. шаги зачастую определялись прагматич. целями и сочетали в себе «мягкие» и «жесткие» действия. Примером «мягкой» политики этого периода стали парт.-гос. мероприятия, направленные на улучшение мат.-быт. и правового положения И., в т. ч. введение льгот для сел. учителей, специалистов в сферах пром-ти и с. х. по приему в партию, при поступлении в вузы их детей, установление права на доп. жил. площадь, акад. пособие для науч.-пед. кадров и т. д. Расширение прав на получение высш. образования для лиц умств. труда и их детей привело к тому, что доля выходцев из этой среды среди первокурсников сиб. вузов возросла с 31 % в 1921 до 56,2 % в 1926. В сер. 1920-х гг. сотрудничество со специалистами укрепляло соц. базу сов. власти. Кроме того, отд. отряды И. выполняли важную функцию проводников парт.-гос. политики в деревне (учительство, специалисты с. х.) и на произв-ве (ИТР).
Регион. политика в отношении И., повторяя в главном общие установки, имела свои особенности. Нехватка специалистов, обострившаяся с отменой принуд.-мобилизац. мер их использования и массовой реэвакуацией беженцев из Сибири, недостаточная развитость системы высш. и ср. спец. образования, высокий процент т. н. бывш. (офицерство, чиновничество, дворянство и т. д.) в управленч. звене – все это требовало от Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревкома, а затем Сибкрайкома ВКП(б) особой осторожности при разрешении постоянно возникавших на почве антиинтеллигент. настроений конфликтов в сферах мат. произв-ва и упр-ния.
Тщательно регулируя состав партии, номенклатура стремилась ограничить доступ служащих и специалистов в ее ряды. Лишь ряд категорий (сел. учительство, специалисты-производственники, выдвиженцы и нек-рые др.) после 1924 стал исключением. Уд. вес «красных» спецов в общей массе работников умств. труда, хотя и возрастал, но оставался небольшим. В разных группах И. парт. прослойка составляла от 5 % (юристы) до 20 % (служащие, работавшие в системе путей сообщения). Среди сел. учителей в школах 1-й ступени она достигала в 1926/27 уч. г. чуть более 5 % (в гор. школах этого типа – 2,8 %). Важную роль в достижении орг.-полит. контроля над деят-тью и настроениями работников умств. труда играли созданные еще в годы Гражд. войны в гос. учреждениях, вузах и обществ. орг-циях ком. фракции.
По отношению к своим реальным и потенц. противникам власть применяла, наряду с прямыми репрессиями, различ. рода ограничения гражд. и полит. прав и свобод (прежде всего лишение избират. прав), высылку и ссылку во внесудеб. (адм.) порядке. Период. «чистки» гос. аппарата также являлись инструментом соц.-проф. дискриминации специалистов. Наиб. значит. из них проведена в 1924. Ее результатом стало удаление из гос. аппарата Сибири 4,7 тыс. чел., или 11,2 % из 42 тыс. проверенных комиссиями служащих. Несмотря на низкий уровень квалификации большинства служащих, 1,8 тыс. «вычищенных» по полит. мотивам высококвалифицир. специалистов получили полный запрет на работу в гос. учреждениях. Числ. этой группы на протяжении 1920-х гг. возрастала. В разные годы нэпа на подвергшихся «чистке» приходилось от ½ до 2/3 среди регистрировавшихся на биржах труда в сиб. городах (в сер. 1920-х гг. всего здесь насчитывалось не менее 50 тыс. безработных).
Мировоззрение и настроение у представителей различ. групп И. в период нэпа подвергались эволюц. изменениям. Доминирующим идейным течением в среде И. являлось сменовеховство. Оно объединяло вокруг себя мн. быв. противников большевизма, сходившихся на признании сов. государственности и необходимости проф. сотрудничества с сов. органами. Принятие специалистами новых полит. реалий привело к изменению принципов построения отношений между властью и И. Стержневыми становились проблемы соц. положения и проф. деят-ти: границы вмешательства «сверху» в сферу труда специалистов, соц. статус последних, мат.-правовая защита их интересов и т. д. Именно вокруг этих аспектов, а не собственно прямых полит. деклараций шла борьба позиций и мнений, продолжался процесс дифференциации. Вместе с тем в годы нэпа в среде И. проявились тенденции неформал. проф. и соц.-психол. консолидации. Это находило отражение в отстаивании принципов автономности проф. деят-ти, складывании неформал. группировок, защите мат. положения путем участия в забастовоч. движении. На неск. прошедших в 1922–23 общерос. и регион. съездах и совещаниях медиков, учителей, агрономов, кооператоров и др. групп подвергалась критике гос. политика в конкрет. областях проф. деят-ти специалистов. Властям удалось разрушить нежелательные для них неформал. консолидацион. связи внутри тех или иных групп специалистов только к кон. 1920-х гг.
Т. о., в годы нэпа изменения в составе и облике И. отразили черты переход. состояния. Наряду с опред. стабилизацией в положении т. н. старых специалистов и служащих наблюдался рост доли новых пополнений И. через образоват. институты и выдвиженчество. Органы власти в отношении «старой» И. придерживались политики сочетания «мягких» и «жестких» мер, комбинируя их исходя из прагматич. целей и задач полит. режима. Сер. 1920-х гг. стала пиком конструктив. взаимоотношений И. и структур власти, когда интересы и потребности обеих сторон совпадали в достаточной степени. Однако наступившая в 1927 полоса экон. и полит. кризисов показала неустойчивость этих взаимоотношений.
1928 – кон. 1930-х гг. Согласно данным переписи 1939, числ. лиц умств. труда в регионе достигла 1028,2 тыс. чел., из к-рых 585,1 тыс. проживали в городах, а 443,1 тыс. – в сел. местности. При этом кол-во И. в Зап. Сибири росло быстрее, чем в СССР в целом. К 1939 доля служащих в соц. структуре нас. Сибири и Д. Востока (19,2 %) даже неск. превысила общесоюз. показатель (17,7 %), что явилось прямым следствием наращивания экон., в первую очередь пром., потенциала на востоке страны в годы 1-х пятилеток (1928–37). Прослойка собственно специалистов в Зап. Сибири (за искл. тер. совр. Алтайского кр. и Омской обл.) численно возросла за 1930-е гг. в 6,3 раза: с 17,9 тыс. до 114 тыс. чел. Отрасл. структура почти не изменилась: несмотря на приоритет. развитие отряда производств.-техн. кадров, его уд. вес поднялся незначительно (с 17 % в 1926 до 18 % в 1939); осн. часть специалистов по-прежнему концентрировалась в сферах культуры, здравоохранения и упр-ния (78,9 % в 1926 и 79 % в 1939).
Высш. школа, сохранявшая ключевую роль в подготовке квалифицир. слоя работников умств. труда, в годы 1-й пятилетки претерпела радикал. реформирование (см. Высшая школа на востоке России). Стремит. увеличивалась числ. студенчества в годы 1-й пятилетки, неск. снизились темпы роста этой группы в годы 2-й пятилетки. Так, если в 1927/28 уч. г. в вузах Сибири обучалось 6,9 тыс. студентов, то в 1932/33 – 21,1 тыс., в 1936/37 – 25,6 тыс. Уд. вес студенчества вост. р-нов в составе студенчества РСФСР вырос с 7,7 до 8,3 % . Доля студентов тех. вузов в составе сиб. студенчества увеличилась с 28,9 % в 1927/28 уч. г. до 46,6 % в 1932/33. С 1929 по 1931 вузы выпустили более 5 тыс. специалистов, немного меньше, чем за предыдущие 8 лет. В течение первых 2 пятилеток высш. школа Сибири подготовила более 15 тыс. высококвалифицир. работников.
Система ср. и высш. учеб. заведений в данный период играла двоякую роль в формировании отеч. И.: она не только выполняла образоват. функции, но и служила средством регулирования соц.-полит. характеристик студенчества путем «пролетаризации» и «большевизации» высш. школы. Однако, как и в 1920-е гг., соц. селекция входила в изв. противоречие с интеллектуальной. В результате среди выпускников вузов доля раб.-крест. прослойки и членов партии оказывалась ниже, чем при приеме, и, напротив, доля выходцев из служащих возрастала. Среди принятых в вузы Томска в 1932 выходцы из среды работников умств. труда составляли 23 %, а в составе выпускников вузов в 1937 – 39 %.
С превращением образоват. институтов в ведущий источник комплектования кадров специалистов значение выдвиженчества, т. е. формирования гос. и хоз. аппарата за счет политически актив. выходцев из рабочих и крестьян, зачастую не имевших необходимого образования, объективно должно было снижаться. Однако в годы «Великого перелома» выдвиженчество вновь стало актуальным как чрезвыч. ср-во решения кадровой проблемы для системы упр-ния. Его масштабность определялась 2 конкрет. факторами: полит. кампанией по борьбе с «вредительством» и «генеральной чисткой» гос. аппарата на рубеже 1920–30-х гг. Благодаря выдвиженчеству предполагалось в краткие сроки произвести замену как части номенклатуры, так и опер.-техн. персонала, непосредственно отвечающего за реализацию поставленных задач. По завершении «генеральной чистки» 1929–31 в гос. аппарате Сибири работало более 16 тыс. выдвиженцев, или 6 % от их общесоюз. числ. В 1932 в составе сов. ответ. работников и специалистов-хозяйственников региона каждый 3-й ранее являлся выдвиженцем. Однако процесс адаптации и закрепления выдвиженцев в аппарат. структурах сопровождался значит. трудностями, обусловленными низким образоват. уровнем их осн. массы, а также противодействием, к-рое им оказывали различ. группы внутри аппаратов упр-ния.
По данным профсоюз. учета в Сибири, летом 1928 членами инженерно-технических секций (ИТС), входивших в состав отрасл. раб. профсоюзов, состояли ок. 7 тыс. специалистов. К нач. 2-й пятилетки числ. членов ИТС составляла ок. 25 тыс. в Зап. Сибири и 12 тыс. – в Вост. Сибири. В условиях форсир. наращивания индустр. потенциала вост. регионов страны решение острейшей проблемы обеспечения произв-ва специалистами осуществлялось путем сочетания вольного найма, контрактации и мер принуд.-мобилизац. хар-ра. Наиб. ярко это проявилось при комплектовании производств.-техн. персонала для Кузнецкого металлург. комбината (КМК) в период его стр-ва и пуска (1929–33). В 1929 в упр-нии стр-вом завода работало 282 чел., среди них 155 инженеров и техников. Ко времени завершения стр-ва (кон. 1932) числ. ИТР составила 2,4 тыс. чел. Столь значит. рост этой группы был достигнут гл. обр. за счет использования адм. ресурсов (контрактация молодых специалистов, направление в Кузбасс по нарядам парт., гос. и ведомств. органов). Таким путем КМК в 1930–33 получил 1,3 тыс. квалифицир. ИТР из пром. развитых р-нов европ. части страны, более 300 чел. в Кузбасс было направлено Запсибкрайкомом ВКП(б) для комплектования руководящих кадров пром-ти. В 1932 выходцы из раб. и крест. среды составляли 2/3 ИТР комбината, на долю молодежи (в возрасте до 32 лет) приходилось 55 %, парт. прослойка И. выросла с 8,5 % в 1930 до 28 % в 1932. Среди чл. ИТС региона в сер. 1930-х гг. группа со стажем работы до 5 лет составляла 40 %; значит. возросла парт.-комсомол. прослойка – с 9 % в 1928 до 29 % в 1935. Оборот. стороной форсир. наращивания гос-вом отряда производств.-техн. кадров в регионе, особ. в металлург. и каменноуг. пром-ти, стали текучесть кадров (на Кузнецкстрое в нач. 1930-х гг. она составляла до 1/3 специалистов ежегодно) и высокий уд. вес в составе ИТР практиков. К сер. 1930-х гг. доля практиков среди ИТР колебалась от 54,5 % (КМК) до 62 % (Кузбассуголь). Рост доли специалистов-практиков среди ИТР имел 2 причины: дефицит техе. персонала в условиях форсир. индустриализации и использование выдвиженцев в составе адм.-техн. аппарата. Специалисты-практики были более активными и политизир. по сравнению со «старыми» спецами, они нередко сознательно дистанцировались от последних поведением и позициями. Недавние выпускники вузов также претендовали на полит. актив. роль среди ИТР. Большая доля молодежи и ее противостояние со «старыми» специалистами оставляли возможности для консолидации внутри данного отряда И. нереализованными и к сер. 1930-х гг.
Процесс формирования научно-педагогических кадров (НПК) высш. школы протекал в регионе в кон. 1920 – 1-й пол. 1930-х гг. не менее динамично. Числ. НПК с 1928 по 1934 возросла с 0,8 тыс. до 2,4 тыс. чел. В соц.-демогр. характеристиках этого отряда в 1928 отражались итоги предшествующего, эволюц., периода развития: доля женщин в составе НПК достигала 20 %; преобладали лица в возрасте 40–60 лет (от 30 % в Томске до 50 % в Омске и Иркутске); парт. прослойка в науч.-пед. среде составляла 2–3 %; доминирующей нац. группой являлись русские (ок. 90 %); представители естеств.-науч. дисциплин и обществоведы находились в пропорции 9:1. В 1928–37 идет наращивание в регионе сети вузов и отрасл. НИУ. На фоне 3-кратного увеличения НПК в целом к сер. 1930-х гг. почти на 10 % возросла доля женщин. Возраст. группа до 30 лет составила ок. 30 % (в 1929 – 22 %). Вырос уд. вес представителей прикл., или техн., науки (32,1 % против 21 % в 1929). Нарастала парт.-комсомол. прослойка в составе НПК, составив более 20 % к сер. 1930-х гг.
Как и ИТР, НПК своим форсир. развитием обязаны насущным соц. потребностям, росту масштабов и усложнению произв-ва. Сходный хар-р имели соц.-демогр. и полит. изменения внутри данных отрядов. Однако существовал и ряд отличий в источниках и формах пополнения НПК и ИТР, связанный с элитно-корпоратив. хар-ром НПК. Процесс смены поколений более динамично протекал в производств.-техн. среде, тогда как подготовка работников науки и высш. школы требовала больше времени, что замедляло процесс «советизации» науч. и науч.-пед. кадров. Директив. формы комплектования НПК не приобрели столь значит. масштабов, как в случае с ИТР. Опыт переброски сотрудников центр. отрасл. НИУ для работы в сиб. филиалах в годы 1-й пятилетки оказался неудачным, равно как не осуществились и проекты создания здесь филиалов АН.
В кон. 1920-х гг. парт.-гос. политика в отношении И. резко изменилась. Переход от «мягких» форм и методов воздействия на специалистов к «жестким» ознаменовало т. н. Шахтинское дело (весна–нач. лета 1928). Новое после периода рев. потрясений 1917–18 обострение соц.-полит. противоречий проявилось в конфликтах социокультур. хар-ра – между осн. массой трудящихся и работниками умств. труда, значит. интегрированными к этому времени в различ. звенья аппарата упр-ния – от армии до науки и высш. школы. Нарастал конфликт поколений и интересов внутри самой И. Механизм соц. мобильности, усиленный и подкрепленный парт. политикой, способствовал ускорен. формированию категорий выдвиженцев и «красных» спецов, полит. и социокультур. ориентации к-рых не соответствовали традиционно культивировавшимся в среде И. ценностям (приоритет профессионализма перед парт.-клас. установками, стремление к деят-ти только в рамках специальности, аполитичность и т. д.). В росте антиинтеллигент. настроений, вызванных весной–летом 1928 нач. Шахтин. процесса, парт.-гос. органы традиционно обвиняли раб. массу. Однако фактически кампанию начала и поддерживала номенклатура. Когда репрессии против ИТР грозили перебоями и кризисами на произв-ве, их масштабы сокращались, давались директивы к пересмотру судеб. дел в сторону смягчения приговоров или полного освобождения обвиняемых. В Кузнецком окр. более пол. дел, возбужден. против специалистов в 1928, было прекращено или завершилось оправданием ИТР. Из 54 дел, заведенных на лиц адм.-техн. персонала Томской ж. д. в 1927–28, более 30 завершилось их прекращением или оправданием ИТР. В 1931–32 в ходе прокурор. проверок в Восточно-Сибирском кр. оправдано за необоснованностью обвинения ок. 1/3 привлеченных к суду специалистов-производственников.
Мас. кампании, аналогичные «Шахтинской» и типичные по механизму реализации, в последующие годы коснулись НПК («дело академиков»), специалистов-аграрников («дело Трудовой крестьянской партии») и др. групп И. (см. Культурно-идеологические кампании). Их целью было внесение в среду специалистов раскола, установление всеобъемлющего и эффектив. контроля над мировоззрением и деят-тью их осн. массы. Прямым репрессиям отводилась важная, но не решающая роль.
В кон. 1920 – нач. 1930-х гг. начался процесс ликвидации самодеятельно возникших объединений И. Так, под видом «самороспуска» в 1931 была закрыта крупнейшая в Сибири краевед. орг-ция Об-во изучения Сибири, к сер. 1930-х гг. прекратили деят-ть секции профсоюзов – науч. работников (СНР), инж.-техн. (ИТС) и др. Взамен создавались собственно «советские» орг-ции типа Всесоюз. ассоциации работников науки и техники для содействия социалистич. стр-ву в СССР (ВАРНИТСО), на к-рые, как и на партячейки, возлагались задачи установления контроля над группами И. изнутри и использования потенциала сформировавшейся к кон. 1920-х гг. политически актив. части специалистов.
Среди офиц. инициированных кампаний, напрямую затронувших соц. и проф. положение значит. групп специалистов, по своим масштабам превосходила все предыдущие т. н. ген. чистка аппаратов упр-ния 1929–31. Всего по звеньям аппарата в Сибири она затронула ок. 15 тыс. чел., или 16,3 % от числ. прошедших проверку служащих, в первую очередь группы «бывших», «лишенцев», ссыльных, именно в них доля специалистов оставалась традиционно высокой. Среди «вычищенных» уд. вес лиц, имевших образование выше ср., составил ок. 30 % (в т. ч. высш. – 9,3 %), состоявших на гос. службе до 1917 – 50,7 %. По критерию проф. и должностной принадлежности ¼ «вычищенных» относилась к специалистам высш. и ср. квалификации, из них работников земел. органов и мест. хоз-ва – 8,4 %, ИТР – 5,9, работников адм. и судеб. органов – 5,7, сфер образования, здравоохранения, культуры – 5,2 %. Хотя кампания «чистки» и не носила явно выраженного антиинтеллигент. хар-ра и в опред. степени достигала своих прямых целей (изъятие контингента людей, явно неспособных к работе, бюрократов, разложившихся элементов), условия работы специалистов усложнились. Многие из «бывших» потеряли работу или были понижены в должност. статусе. Резко сузились возможности сохранения должностей для служащих с дорев. стажем, бывш. белых офицеров, бывш. священнослужителей и др.
«Чистки» и лишение избират. прав стали, однако, только нач. звеном в цепи соц.-полит. дискриминаций, к-рые в кон. 1920 – нач. 1930-х гг. переходят в прямые репрессии. Внутри гос. репрес. системы специалисты могли оказаться в разном положении: одни из них пополняли контингент мест заключения (тюрем, колоний, лагерей), др. составляли вольнонаем. персонал. Расширение лагерно-комендатур. сети в 1930–33, в т. ч. одного из наиб. круп. подразделений ГУЛАГ – СибЛАГ, потребовало экстраординар. мер по ее насыщению специалистами различ. профиля. Среди адм. персонала и специалистов, работавших в Упр-нии СибЛАГ и в отд-ниях и лагер. пунктах) вольнонаемные составляли 40 %, остальные места заполнялись заключенными. Не менее остро встала проблема кадров при создании сети комендатур для спецпереселенцев. На обслуживании комендатур Нарымского кр. в 1-й пол. 1930-х гг. использовались почти 450 представителей репрес. И. – учителя, медики, производств.-техн. работники и специалисты с. х.
Полит. ориентации И. традиционно являлись предметом пристального внимания парт., сов., профсоюз. органов, ОГПУ–НКВД. К нач. «Великого перелома» офиц. трактовка полит. облика И. сводилась к формуле: «близкие» составляют меньшинство, а «чуждые» и «обыватели» («болото») – большинство работников умств. труда. О «чуждости» большинства специалистов сов. строю судили на спорной основе: по сведениям об их соц. происхождении, прошлой проф. и полит. деят-ти, по устным высказываниям. Однако осторожности требует и оценка публич., зачастую мас. полит. деклараций о поддержке сов. строя, к-рые звучали на съездах специалистов со 2-й пол. 1920-х гг. Весьма сильными в среде «старых» кадров были ориентации на аполитичность и конформизм, взаимно дополнявших друг друга.
Анализ изменений, происшедших в соц.-полит. облике регион. И. в годы «Великого перелома» и 1-х пятилеток, позволяет констатировать, что «советизация» работников умств. труда, под к-рой понимались полит. поддержка сов. гос. строя и проф. деят-ть по его укреплению, к сер. 1930-х гг. стала реальностью. Но провозглашенная лидерами страны идейная консолидация И. не была достигнута: сохранялись соц., психол. и иные различия и противоречия между «старыми» и «красными» специалистами, а также выдвиженцами.
Годы Великой Отечественной войны. Война внесла коррективы в размещение и использование интеллект. потенциала Сиб. региона. Воен.-полит. фактор определил повышен. мобильность и миграции И.: воен. и труд. мобилизации специалистов, волны эвакуации первых 2 лет войны и реэвакуац. процессы в ее завершающий период.
На нач. этапе войны призыв в армию и добровольчество привели к сокращению числ. науч. и науч.-пед. кадров вузов и НИИ. Прежде всего мобилизации коснулись квалифицир. мед. персонала. За воен. период в действующую армию было призвано 230 сотрудников Томского и ок. 150 – Омского мед. ин-тов. В 5 крупнейших техн. вузах Зап. Сибири (Новосибирский ин-т военных инженеров транспорта, Томский индустриальный ин-т и др.) общая числ. проф.-пед. состава (ППС) сократилась к 1942/43 уч. г. по сравнению с 1940/41 на 31,8 %, в т. ч. преподавателей и ассистентов – на 48,6 % (в целом по стране эти цифры составили соотв. 45,5 и 56,5 %).
В годы войны в Сибирь были перебазированы десятки вузов и НИИ из зап. р-нов страны. Города Зап. Сибири, прежде всего Новосибирск и Томск, приняли св. 30 вузов, а также науч. коллективы отрасл. академий и ряда наркоматов. Эвакуац. процессы вызвали абс. рост в регионе НПК высш. квалификации, с уч. степенями и званиями. Так, в техн. вузах Зап. Сибири число профессоров выросло в 1941–42 с 32 до 56, доцентов – со 125 до 138 (без учета совместителей). Общая числ. науч. работников Омска в 1940–43 увеличилась со 175 до 235. В Алтайском кр. к 1944 насчитывалось 179 науч.-пед. работников, в т. ч. 62 профессора, из них 40 были сотрудниками эвакуир. НИИ и вузов. В 1943/44 уч. г. в Красноярском медицинском ин-те 3/4 ППС являлись работниками ленингр. институтов. На базе эвакуир. вузов возникли Алтайский сельскохозяйственный и Алтайский машиностроительный институты. Однако начавшаяся с 1943 реэвакуация вновь обострила проблему высококвалифицир. кадров. К осени 1944 на кафедрах вузов Новосибирска недоставало 43 профессора, 54 доцента, 99 преподавателей и ассистентов, доля докт. и канд. наук составляла ок. ¼ от общей числ. НПК. За годы войны размещение науч.-образоват. потенциала в Зап. Сибири не претерпело радикал. изменений. В 1945 на долю Томска приходилось 37,5 % общей числ. ППС, 42 % – профессоров и докт. наук, 38 % – доцентов и канд. наук. В Новосибирске сосредоточилось ок. 30 % ППС, а с развертыванием здесь комплекса акад. НИИ Западно-Сибирского филиала АН СССР обозначилось положение города как ведущего науч.-образоват. центра в регионе.
Эвакуация стала новой вехой в развитии худ. культуры региона. В Новосибирске разместились коллективы Ленинградской филармонии (худ. рук. И.И. Соллертинский), Джаз-оркестра Л. Утесова, Центр. дет. театра кукол (рук. С.В. Образцов), Ленинградского акад. театра им. А.С. Пушкина (рук. Л.С. Вивьен), Белорусского гос. еврейского театра (рук. В.Я. Головчинер) и др. Ряд театров был эвакуирован в Томск, Омск, Кемерово, Сталинск. По данным на лето 1942, в регионе находилось 18 театр. и музык. коллективов (1 784 чел.), из них только 6 – мест. театры (591 чел.). В Сибирь вместе с фондами эвакуировались крупнейшие музеи страны (Третьяковская галерея, Музей изобразит. искусств им. А.С. Пушкина, Музей вост. культур и др.). Их сотрудники, наряду с сохранением экспонатов, развернули актив. проп. и выставоч. работу. Знакомство и общение со столич. деятелями культуры не только поднимало на новую ступень общий культур. уровень гор. населения, но и способствовало проф. росту мест. творч. И. В Сибири появились новые отд-ния творч. союзов, студии и мастерские. Приращение культур. потенциала региона продолжалось и после реэвакуации культур. учреждений Центра: открылись Новосибирская и Алтайская филармонии, музык. театры в Омске и Новосибирске, Новосибирский гос. театр оперы и балета.
Перемещение на восток страны более 1,5 тыс. предприятий повлекло за собой приезд в регион труд. коллективов из ИТР и квалифицир. рабочих с семьями. Только в 1-е месяцы войны с 6 заводами Наркомата авиац. пром-ти в Новосибирск прибыло 8 874 рабочих, ИТР, управленцев. Всего к нояб. 1941 числ. эвакуир. работников почти 20 заводов и строит. трестов составила вместе с семьями ок. 26 тыс. чел. и по мере прибытия новых предприятий и учреждений продолжала возрастать.
В воен. годы мн. группы И. оказались на пике своей проф. деят-ти и соц.-полит. востребованности. Это в равной степени относилось к медикам, подтвердившим свой высочайший профессионализм, и к ученым, доказавшим практичность своих науч. разработок. Высш. правительств. наградами и премиями гос-во отметило труд томских и новосиб. медиков. Сталинские премии были присуждены томским физикам В.Д. Кузнецову и М.А. Большаниной (1942), профессору-горняку Н.А. Чинакалу (1943). В 1945 впервые состоялись массовые награждения ученых, педагогов.
Вторая половина ХХ в. В этот период страна входила в новую фазу модернизации экономики – стадию научно-технической революции (НТР). Наряду с произв-вом приоритет. развитие получили науч.-образоват. комплексы, быстро росли науч.-пед. и инж.-техн. кадры. Однако рост числ. специалистов не сопровождался адекват. возрастанием качества их подготовки и переподготовки. В то же время ряд профессий интеллект. труда пополнял категорию массовых. Следствием перепроизв-ва и падения престижа традиц. профессий (инженеры, врачи, педагоги) стал частич. переход групп специалистов в др. проф. группы и страты (прежде всего в управленч. корпорации). Сохранялся в кач-ве доминирующего вплоть до распада СССР механизм огосударствления И., делавший невозможным существование интеллект. труда вне гос. учреждений и связанных с гос-вом обществ. орг-ций. Обозначился феномен «служилой И.», что находило отражение и в действовавшей форме соц. статистики, в соотв. с к-рой учет И. осуществлялся по категории «служащие».
Материалы всесоюз. переписей 1959, 1970, 1979, 1989 и всерос. переписи 2002 позволяют проследить динамику количеств. изменений в числ., размещении и отрасл. распределении регион. И. В Сибири в 1959–89 кол-во служащих, в число к-рых включалась И., существенно возрастало, в результате почти удвоилось: 1959 – 3 845 565 чел., 20,0 % в составе населения вост. территорий; 1970 – 4 831 176 чел., 22,7 %; 1979 – 5 791 220 чел., 25,1 %; 1989 – 8 040 046 чел., 30,5 %. В Тюменской, Омской, Иркутской, Читинской обл. и Красноярском кр. (без учета нац. образований) рост числа служащих практически совпадал с общерегион. динамикой. Превышали эти показатели Новосибирская (21,5 % в 1959, 34,2 % в 1989) и Томская (22,9 % в 1959, 35,5 % в 1989) обл. Неск. выше ср. показателей оказались цифры в Бурятии (20,1 % в 1959, 32 % в 1989) и Якутии (26,8 % и 32,7 % соотв.), ниже ср. – в Хакасии (18 % и 27,7 %) и Туве (17,6 % и 28,4 %).
С 1970 по 2002 в целом по вост. р-нам страны (вкл. Курганскую обл.) при росте числ. населения с 21 309 956 до 25 296 591 чел., или на 18,7 %, прослеживается более быстрый рост И.: с 1 634 814 чел. до 2 813 186 чел. (72,1 %). В 1970-е гг. в вост. р-нах прирост проф. отрядов И. составил 33 %. Он происходил эволюционно с сохранением пропорций между группами И. В ее составе доминировали ИТР с долей в общей числ. И. в 46,3 % в 1970 и 49,7 % в 1979; педагоги, воспитатели, науч. работники – 27,9 и 26,2 % соотв.; мед. работники – 14,8 и 14,7 %. Наиб. значит. динамикой роста обладала категория управленцев. С 1970 по 2002 ее увеличение составило 480 %. Доля данной группы в составе нас. Сибири выросла с 1,2 % в 1979 до 4,7 % в 2002. Рост числ. И. в Омской и Томской обл., Красноярском кр., Якутии и Бурятии оказался близким к среднесиб. показателю; в Новосибирской, Кемеровской и Иркутской обл. незначит. рост населения определил менее быстрый прирост И. – 35–45 %. В р-нах интенсив. пром. освоения приток специалистов шел особенно быстрыми темпами, значит. опережающими общесиб. тенденцию: в Тюменской обл. (без авт. окр.) при росте населения в 1,3 раза числ. собственно И. увеличилась в 2 раза, числ. группы управленч. кадров (рук. всех уровней) выросла почти в 6 раз; в Ханты-Мансийском авт. окр. при приросте населения в 5,3 раза кол-во специалистов возросло в 8,9 раза, при этом числ. управленч. персонала увеличилась в 24,8 раза. Опережающий рост И. в период с 1970 по 2002 определил увеличение ее доли в составе самодеят. населения с 7,7 до 11,1 %. В большинстве сиб. регионов она выросла с 7–9 до 11–12%.
В постсов. период регион. И. переживает сложный период структур.-функцион. трансформации. Определяющим вектором изменений является процесс разгосударствления интеллект. труда. В противоположность действовавшему на протяжении сов. периода механизму «привязки» И. к гос-ву появились и активно формируются структуры негос. секторов в экономике, сфере услуг и социокультур. инфраструктуре, в к-рые вовлекаются лица интеллект. труда. На фоне падения престижа ряда традиционно элитных, корпоратив. групп (инж. корпус, ученые, преподаватели вузов и др.) значительно возрастает престиж профессий экон., юр. профиля, управленч. кадров. Разгосударствление интеллект. труда, протекающее отчасти стихийно, отчасти форсированно, сопровождается рядом негатив. социокультур. тенденций в масштабах региона и страны в целом. Среди них миграц. процессы – отток И. из сел. местности в города, эмиграция («утечка мозгов»), а также частич. маргинализация (падение жизнен. уровня, переход в др., более низкие соц. страты) не только представителей массовых, но и элит. интеллект. профессий. Самым ярким проявлением совр. состояния И. выступает кризис ее самосознания, самоидентификации, выход из к-рого лежит на пути проф. консолидации и самоорг-ции.
Лит.: Красильников С.А., Соскин В.Л. Интеллигенция Сибири в период борьбы за победу и утверждение Советской власти (1917 – лето 1918 г.). Новосибирск, 1985; Красильников С.А. Формирование советской интеллигенции в переходный от капитализма к социализму период. Новосибирск, 1987; Культура и интеллигенция сибирской провинции в ХХ веке: теория, история, практика. Материалы научной конференции. Новосибирск, 2000.
С.А. Красильников, Д.С. Холявченко
Интеллигенция нац. регионов Сибири.
Якутия. Становление И. Якутии осуществлялось со 2-й пол. XIX в. на многонац. основе при первонач. преобладании рус. чиновничества, духовенства, полит. ссыльных с включением в этот процесс якут. князцов и родовых старшин. Мест. центрами подготовки этнич. И. выступали образоват. учреждения Якутска: учит. и духов. семинарии, реальное училище. В 1897 из 30 552 проживавших в регионе русских 1 130 чел. (3,7 %) имели статус дворянства (чиновники, управляющие торг.-пром. факториями, врачи, преподаватели училищ и школ, офицеры). К духовенству относились 886 чел. (2,9 %), к почет. гражданам (дети личных дворян и церковнослужители) – 305 чел. (1 %), к разночинцам (низш. придворные, статские и отставные, воинские служители, выпускники вузов) – 275 чел. (0,9 %). Из 221 463 якутов 29 чел. работали в администрации и суде, 16 – состояли священниками, 14 – занимались учеб. и воспитат. работой, 13 – врачеб. и сан. деят-тью. Всего на 1897 числ. лиц, профессионально занятых умств. трудом в сферах упр-ния, произв-ва и культуры, достигла в регионе 1 тыс. чел. Группа специалистов возрастала в связи с потребностями в них соц.-культ. сферы и мат. произв-ва. В 1901–13 число врачей в области увеличилось с 7 до 22, в 1892–1917 кол-во учителей выросло с 77 до 254 чел. Большинство И. проживало в Якутске и Олёкминске, где находился управленч. аппарат золотодобыв. приисков.
В соц.-полит. отношении И. была неоднородной. В 1917 нац.-либерал. И. сгруппировалась вокруг «Союза федералистов», блока «Объединенная демократия» и Якутского нац. комитета во главе с В.В. Никифоровым, Г.В. Ксенофонтовым, С.А. Новгородовым и др., выступавшими за гражд. права и свободы, введение земского самоупр-ния, ликвидацию классного землепользования. Этими кругами окт. события воспринимались негативно. Монархисты из «Союза истинно русских якутов» во главе с М.С. Шеломовым, С.С. Инокентьевым, И.И. Макаровым отрицали и реформист. и рев. идеи, выступив против земства. Первые якуты-большевики П.А. Ойунский, М.К. Аммосов, И.Н. Барахов, С.М. Аржаков и др. боролись за установление власти в форме диктатуры пролетариата.
После завершения Гражд. войны в формировании регион. И. приоритет. стали принципы подготовки специалистов из числа корен. этносов и расширения участия женщин в данном процессе. В 1926–39 в Якутской АССР категория лиц руководящего персонала возросла со 176 до 2 197 чел., в т. ч. кол-во женщин увеличилось с 3 до 243, якутов – со 105 до 1 363 чел. Число учителей возросло с 314 до 3 908 чел., в т. ч. женщин со 145 до 1 346, якутов – со 113 до 2 563; врачей – с 10 до 258 чел., в т. ч. женщин – с 5 до 151, якутов – с 4 до 19; инженеров – с 6 до 382 чел., среди них женщин – 17, якутов – 10; юристов (судей, прокуроров, следователей) – с 33 до 145 чел., в т. ч. женщин – с 4 до 18, якутов – с 21 до 83; творч. И. возросла с 20 до 504 чел., в т. ч. женщин – с 16 до 117, якутов – с 10 до 257; числ. аграр. И. – с 13 до 508 чел., в т. ч. якутов – с 1 до 9.
Регион. И. испытывала на себе влияние экстрем. соц.-полит. условий эпохи. В годы Гражд. войны погибло ок. 300 представителей И., в числе к-рых якуты составили половину. С 1920-х гг. до нач. 1950-х гг. репрессиям подверглось почти 500 якутов – представителей И.
В послевоен. период числ. специалистов с высш. и ср. спец. образованием в республике неуклонно возрастала: в 1960 она составляла 30,1 тыс. чел., в 1970 – 60,4 тыс., в 1980 – 118,7 тыс., в 1989 – 272 тыс. чел. В 1966 кол-во специалистов-неякутов превышало число нац. кадров в 1,9 раза (27,4 тыс. и 13,8 тыс. чел. соотв.). В 1980 это соотношение сохранилось (68,1 тыс. и 32,8 тыс. чел.).
В 2002 число специалистов с высш. и ср. спец. образованием в регионе достигло 338,2 тыс. чел. При этом кол-во якутов с высш. и неполным высш. образованием (60,7 тыс. чел.) превысило аналог. показатель среди русских (50,9 тыс. чел.). Новое этнич. соотношение внутри интеллект. потенциала региона стало итогом гос. кадровой политики. Низкий уд. вес И. сохранился среди малочисл. народностей. Так, среди эвенков высш. и неполное высш. образование имели чуть более 10 %, среди юкагиров – более 16 %.
В сов. и постсов. период сохранилось преобладание русскояз. специалистов среди техн. И., несмотря на значит. отток высококвалифицир. ее части за пределы республики. Сохранился межнац. «паритет» среди управленцев, науч. сотрудников, юристов и др. Якуты традиционно ориентировались на профессии в бюджет. орг-циях: учителей, врачей, работников сферы культуры и др. В 1990-е гг. якут. молодежь предпочитала получить высш. гуманит. образование, а не производств. специальности. В мировоззрении нац. якут. И. доминирует обращение к нац.-культур. и религ. ценностям. В сложные годы реформ И. Якутии сохраняет созданную предшеств. поколениями атмосферу межнац. согласия и мира.
Лит.: Дьяконова Н.Н. Якутская интеллигенция в национальной истории: судьбы и время (конец XIX в. – 1917 г.). Новосибирск, 2002; Антонов Е.П. Из истории формирования якутской интеллигенции // Национально-культурная политика в сибирском регионе в ХХ веке. Новосибирск, 2004; Якутия – форпост освоения Северо-Востока Сибири, Дальнего Востока и Русской Америки (XVII–XX вв.). Якутск, 2004.
Е.П. Антонов
Хакасия. Становление нац. И. Хакасии (чиновничества, духовенства, учит-ва) осуществлялось в кон. ХІХ в. преим. на основе мест. населения байского происхождения. Мест. центрами подготовки этнич. И. выступали высш. нач. училище (1850), жен. гимназия (1880), торг. школа (1913), учит. семинария (1913). Огромная заслуга в подготовке учит. кадров для школ Хакасии принадлежала Красноярской учит. семинарии.
В 1917 из 45 тыс. чел., проживавших в регионе, собственно нац. И. насчитывалось 90 чел. (0,2 %), из них 89 учителей церковноприход. школ и 1 врач.
В 1905 либерал. И. сгруппировалась вокруг «Союза сибирских инородцев» во главе с А.А. Яриловым, Н.Т. Спириным, И.Г. Картиным и др., выступавшими за улучшение быта и совершенствование хоз-ва и промыслов хакасов, за развитие общего и проф. образования в инород. р-нах Сибири. После Февр. революции И. была объединена Национальным комитетом съездов хакасского народа. В его состав входили С.Д. Майнагашев, И.В. Барашков, Ф.И. Окунев и др. Осн. вопросом, к-рый обсуждался на съездах, был вопрос о нац.-территор. устройстве хакасов. Окт. революцию И. восприняла негативно, она резко отрицала реформатор. и рев. идеи.
После завершения Гражд. войны в формировании регион. И. одним из приоритет. направлений являлась подготовка специалистов из числа корен. этноса. В 1925–37 в Хакасской АО категория лиц рук. персонала возросла с 54 до 1 436 чел., в ней число хакасов увеличилось с 32 до 141 чел.; число учителей возросло с 81 до 1 681 чел., в т. ч. хакасов с 15 до 188 чел.; врачей – с 14 до 88 чел., инженеров – до 670 чел., представителей творческой И. – до 100 чел., аграрной – до 100 чел. По данным переписи 1939, высш. образование в Хакасии имели 605 чел., из них 31 хакас; ср. образование – 12 402 чел. (4,5 % населения), из них 1 280 хакасов.
В 1930-х – нач. 1950-х гг. репрессиям подверглось 435 представителей интеллект. труда, в т. ч. 118 представителей нац. И.
В послевоен. период в республике выросла числ. специалистов с высш. и ср. спец. образованием. В 1959 она составила 24,2 тыс., в 1979 – 78,2 тыс., в 1989 – 141,1 тыс. чел. По данным переписи 2002, число специалистов с высш. и ср. спец. образованием достигло 211 855 чел., из них хакасов было 49 781 чел.
Тенденция занятости хакас. И. преим. в сфере образования, культуры и здравоохранения, характерная для сов. периода, сохраняется и в постсов. период.
Лит.: Кышпанаков В.А. Население Хакасии: 1917–1990-е гг. Абакан, 1995; Аблажей А.М. Положение науки и ученых в национальных республиках Сибири (в оценках членов научных сообществ Тувы и Хакасии) // Национально-культурная политика в сибирском регионе в ХХ веке. Новосибирск, 2004; Данькина Н.А. Интеллигенция Хакасии в конце ХІХ – 30-е годы ХХ века. Абакан, 2004.
Н.А. Данькина
Тува. Предпосылки для формирования И. появились в Туве на рубеже XIX–XX вв. С утверждением буддизма (см. Буддизм в Туве)в традиц. тувин. об-ве выделилась духов. элита – сангха, выполнявшая специфич. функции обучения, упр-ния, обслуживания. В то же время проникновение элементов капитализма, а также рус. культуры в жизнь тувинцев способствало их приобщению к новым видам деят-ти, в т. ч. к европ. системе образования.
Провозглашенная в авг. 1921 Тувинская Народная Республика (ТНР) развивалась в значит. степени под влиянием полит. структур РСФСР, поэтому становление тувин. И., сохраняя нац. специфику, происходило 3 осн. путями по сов. образцу: 1) привлечение представителей «старой» И. новой властью; 2) использование представителей аратства (скотоводов-кочевников) для выполнении функций умств. труда (выдвиженчество); 3) подготовка специалистов в образоват. учреждениях СССР и ТНР. В 1-е годы независ. существования с управленч. функциями справлялся старый чиновничий аппарат. Широко привлекалась в гос. структуры буддийская сангха. Ламы занимались обучением хуураков тибет. и монг. яз., буддийск. медицине и астрономии, истории и географии. Число тувин. лам по разным оценкам составляло от 3 до 4 тыс. чел. Выдвижение представителей аратства в органы власт. и хоз. структур в широких масштабах началось в 1929–33.
Ведущая роль в формировании И. принадлежала образоват. институтам. Становление народ. образования ТНР в 1920-е гг. проходило почти с нулевого уровня, при отсутствии нац. письменности, учит. кадров, спец. помещений под школы, в условиях скудности мат. базы и недостатка финансирования. В связи с усложнением задач внутр. развития обострилась кадровая проблема, для радикал. решения к-рой требовалось обеспечить каналы обучения тувинцев за рубежом. В 1926 1-я группа студентов отправилась на учебу в Москву в Коммунистический ун-т трудящихся Востока. Все расходы, связанные с учебой, брала на себя сов. сторона. Всего в учеб. заведения СССР были направлены во 2-й пол. 1920-х – 1930-е гг. ок. 900 тувинцев.
На нач. этапе развития государственности Тува испытывала большую потребность в управленцах – работниках парт. и гос. аппарата, а также в воен. кадрах. После создания управленч. аппарата началось формирование пед. кадров. Позднее складываются группы мед., производств.-техн. и с.-х. И. С успехами соц. и экон. развития в Туве появляются условия для формирования творч. И. Т. о., в 1930–40-е гг. в ТНР при значит. помощи СССР сформировались нац. кадры И. В Конституции ТНР 1941 представители И. впервые упоминаются в числе «трудящихся» наряду с аратами-скотоводами и рабочими.
После вступления в состав СССР в окт. 1944 на правах авт. области Тува приступила к осуществлению закона о всеобщем обязат. нач. обучении детей. Именно школа явилась базовым структур. элементом проводившейся в Тувинской АО политики «культурного выравнивания» народов. Широкое развитие народ. образования привело к значит. росту культур. уровня населения. Доля населения, имеющего ср. спец. образование, в 1959 составляла 4,7 %, в 1970 – 7,6, в 1979 – 11,9, в 1989 – 18,3, в 2002 – 26,4; имеющего высш. и неполное высш. образование: в 1959 – 2,7, в 1970 – 4,7, в 1979 – 6,7, в 1989 – 9,5, в 2002 – 12,9 %.
Трансформац. последствия развития рос. об-ва в 1990-е гг. неоднозначно сказались на соц.-экон. развитии Респ. Тыва в целом и на положении нац. И. в частности.
Лит.: Сердобов Н.А. Народное образование в Туве. Кызыл, 1971; Осинский И.И. Формирование социалистической интеллигенции у народов Сибири. Иркутск, 1984.
Р. Харунов
Бурятия. Первые бурят. интеллигенты появились с формированием буддийск. культуры в дацанах, становлением и укреплением органов мест. самоупр-ния, орг-цией и расширением в улусах сети школ. В этих 3 центрах была сосредоточена духов.-культур. жизнь, здесь нашли применение интеллект. силы бурят. Дацаны осуществляли образоват., воспитат. и др. функции. В Бурятии насчитывалось 44 дацана и 15 тыс. лам, 73 дацан. школы, в к-рых обучались 4 тыс. учащихся.
Бурят. нац. И. как соц. группа начала формироваться в XIX в., когда рост капиталист. отношений и совершенствование гос. упр-ния потребовали увеличения числ. работников умств. труда и создания системы народ. просвещения. По своему соц. облику, полит. ориентации и связям с обществ. классами бурят. И. являлась демокр., мелкобуржуазной. При отсутствии в составе бурят. нас. дворянства и крупнобурж. элементов осн. источником пополнения И. была крест. среда. Огромное воздействие на формирование бурят. И. оказала мат. и духов. культура рус. населения.
Первое поколение бурят. И. получило образование в Москве, С.-Петербурге, Казани, Цюрихе. Этот немногочисл., но чрезвыч. активный и обладавший значит. интеллект. потенциалом слой внес огромный вклад в создание основ совр. культуры и обществ. сознания бурят. об-ва.
Накануне Февр. революции бурят. нац. И. представляла сложившуюся общность образов. людей, составлявших элиту бурят. народа. В нее входили более 100 учителей и работников просвещения, неск. ученых, 4 врача, 5 фельдшеров; ок. 150 чел. обучалось в высш. и ср. учеб. заведениях; к ним следует прибавить нек-рое кол-во служащих, миссионеров, лам.
В соц.-полит. отношении бурят. И. отличалась неоднородностью. Еще в период Первой рус. революции оформились 2 полит. партии – «стародумцев» и «прогрессистов». Корен. изменение жизни бурят народническая И. связывала с установлением демокр. респ. строя, поэтому свержение самодержавия было встречено ею с воодушевлением, с надеждой на скорое решение аграр. и нац. вопросов. В 1918 произошло полит. размежевание бурят. И., в ее среде появилась новая, просов. группировка, претендующая на рук-во политико-культур. силами народа; наблюдался переход части И. от прямой оппозиции к сотрудничеству с сов. властью и участию в ее соц.-культ. преобразованиях, особенно в Прибайкалье; началась совмест. работа Бурнацкома и советов по созданию проекта автономии.
Ко времени образования в 1923 Бурят-Монгольской АССР в школах работало 564 учителя, в мед. учреждениях – 25 врачей, а техн. специальностями владело 100 чел. В процессе осуществления политики «коренизации» представительство бурят в республ. учреждениях росло, составив в 1926 7,8 %, в 1927 – 10,3, в 1936 – 32,7 % от общего числа служащих. Наряду с этим представители рус. и др. этнич. групп И. участвовали в формировании органов упр-ния, создании пром. предприятий, осуществлении коллективизации с. х., культурной революции, орг-ции учеб. заведений и науч. учреждений республики. Так, в 1933 на стр-во паровозоремонт. з-да прибыли 410 инженеров и техников, в 1934 – 125. В 1940 в регион были направлены 140 врачей и 200 работников ср. мед. персонала. К кон. 1930-х гг. в республике сложилась система подготовки специалистов народ. хоз-ва, в т. ч. высш. квалификации. Была решена задача создания проф. лит. и искусства, оформления творч. союзов интеллигенции. В 1926 в Бурятии насчитывалось 8 822 служащих, из них 759 бурят, в 1939 общее кол-во служащих достигло 43 тыс. чел.
В то же время формирование и развитие И. подверглось воздействию экстрем. соц.-полит. условий эпохи. Были репрессированы, а позднее расстреляны видные представители нац. бурят. И. – Ц.Ж. Жамцарано, Б.Б. Барадийн, Э.-Д. Ринчино, С. Ширабон, П. Дамдинов, И. Дампилон, Д. Ардин и мн. др.
В послевоен. период числ. специалистов с высш. и ср. спец. образованием в республике неуклонно возрастала: если в 1959 на 1 тыс. бурят приходился 21 чел. с высш. и 259 чел. со ср. образованием, то в 1970 – 54 и 382, в 1979 – 100 и 514 чел. соотв. В 1941 в республике специалистов с высш. и ср. спец. образованием было 5 тыс., в 1965 – почти 35 тыс., в 1980 – более 95 тыс. Числ. населения, занятого умств. трудом, достигла к нач. 1980-х гг. 136,7 тыс. чел. Рус. население в Бурятии составляет абс. большинство – 67,8 % (2002), соотв., в составе И. республики количественно преобладают русские. При этом они занимают доминирующее положение в сфере мат. произв-ва, за искл. с. х. Среди русских больше специалистов со ср. спец. образованием. В 1977 доля работников высш. квалификации в составе специалистов рус. национальности составляла 33,1 %, в составе бурят. – 55,2 %.
К 1989 число бурят с высш. образованием достигло 183 на 1 тыс. чел. Среди горожан на 1 тыс. жителей приходилось лиц с высш. образованием: бурят в 1970 – 119, в 1979 – 142; русских в 1970 – 38, в 1979 – 57 чел. С 1960 по 1990 числ. бурят науч. работников увеличилась в 9 раз, учителей – в 5,5 раза, врачей – в 9 раз. На 2002 в составе населения Бурятии группа лиц с высш. образованием насчитывает 117 320 чел.
Совр. состояние бурят. нац. И. характеризуется высокими темпами роста числ., значит. степенью приобщения бурят к интеллект. труду, преобладанием женщин. Опережающими темпами развивается гуманит. И.
Лит.: Соктоев И.А. Формирование социалистической интеллигенции в Бурятии. Улан-Удэ, 1961; Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 г. РСФСР. М., 1963; Осинский И.И. Развитие интеллигенции национальных районов Сибири. М., 1985; Санжиев Г.Л. Формирование и развитие бурятской национальной интеллигенции // Национальная интеллигенция и духовенство: история и современность. Улан-Удэ, 1994; Бильтрикова А.В. Бурятская национальная интеллигенция на современном этапе. Улан-Удэ, 2001; Итоги Всероссийской переписи населения 2002 г. М., 2004. Т. 4, кн. 1.
С.В. Балдано
Горный Алтай. Нац. И. (духовенство, учительство) как соц. группа начала формироваться в Горн. Алтае во 2-й пол. XIX в. Гл. центром ее подготовки стало Улалинское миссионер. училище (1867), а после его перевода в Бийск (1883) – Бийское катехизаторское училище. Замет. роль в подготовке учит. кадров для школ Горн. Алтая сыграла Казанская учит. семинария (1870). По соц. облику, полит. ориентации и связям с обществ. классами алт. И. являлась всесословной, демократической. При отсутствии в составе алт. населения дворянства и крупнобуржуаз. элементов осн. источником пополнения И., благодаря деят-ти Алтайской духовной миссии, выступали рядовые алтайцы и частично ср. слои алт. общества. На формирование алт. И. огромное воздействие оказала духов. культура рус. населения. 1-е поколение алт. И. было немногочисл., отличалось соц.-культ. активностью и внесло весомый вклад в развитие культуры и обществ. сознания алт. об-ва.
Накануне Февр. революции алт. нац. И. (учителя, врачи, духовенство) являла собой сложившуюся общность образов. людей. В 1917 на ее долю приходилось всего 0,13 % населения края (из 70 тыс. чел.): 90 учителей церковноприход. школ, 2 врача и фельдшер.
В соц.-полит. плане алт. И. в большинстве своем разделяла идеи и взгляды основоположников сибирского областничества Г.Н. Потанина и Н.М. Ядринцева, увязывая корен. изменения в жизни алтайцев с установлением демокр. респ. строя. Свержение самодержавия было встречено ею с воодушевлением, с надеждой на позитив. решение вопроса о самоопределении алтайцев и развитие аграр. отношений в пользу корен. населения. В силу этого Окт. революцию алт. И. восприняла не столь единодушно, как Февральскую. Часть ее участвовала в антибольшевист. движениях.
После окончания Гражд. войны и образования Ойротской АО (1 июня 1922) приоритет. направлением в формировании нац. И. стала подготовка специалистов из числа алтайцев в вузах Томска, Новосибирска, Москвы, Ленинграда и др. городов. Благодаря этому число специалистов с высш. и незаконченным высш. образованием в крае стало расти. В 1939 оно составляло 127 чел., еще 328 специалистов имели ср. общее и спец. образование. Однако экстремальные соц.-полит. условия (репрессии и война) деформировали этот поступат. процесс. Порожденный ими кризис развития нац. И. был преодолен лишь к кон. 1950-х гг. В 1959 число специалистов с высш. и незаконченным высш. образованием составило 550 чел., со средним – 1 234 чел. В 1989 высш. образование имели 10,6 тыс. чел., неполное высш. – 2,1 тыс., или 96 чел. на 1 тыс. населения, в 2002 число специалистов с высш. и ср. спец. образованием достигло в Респ. Алтай 23,1 тыс. чел., или 148 чел. на 1 тыс. населения.
Совр. алт. И. переживает кризис. состояние, характерное для трансформирующегося рос. общества в целом и И. как ее органич. части. Вместе с тем совр. развитию алт. нац. И. присущи и позитив. тенденции – высокие темпы роста ее числ., в т. ч. доли женщин, занятых в сфере интеллект. труда.
Лит.: Культура и интеллигенция сибирской провинции в ХХ веке: теория, история, практика. Матер. науч. конф. Новосибирск, 2000; Республика Алтай в цифрах. Горно-Алтайск, 2006.
Н.С. Модоров