КРЕСТЬЯНСКАЯ СЕМЬЯ, осн. обществ. ячейка мат. и социокультур. воспроизв-ва населения деревни, база формирования крестьянского хозяйства. К. с. играла решающую роль в освоении Сибири. Сиб. крестьянство складывалось как крупнейшая категория населения региона в условиях непрерывной колонизации. При этом К. с. выступала в роли основы всей системы регион. связей. Через нее осуществлялись производств. и потребит. функции в экономике, воспроизводств. – в демогр. процессе, социализирующие и трансмиссионные – в сфере культуры.
Создание полноценного семейного коллектива для первых сибиряков выступало в кач-ве гл. соц. задачи. На 1-х этапах освоения региона становление семьи тормозилось из-за недостатка женщин. Ввиду того что функция женщины в семейном коллективе традиц. типа сосредоточивается в системе жизнеобеспечения (пища, одежда, домоводство, гигиена), вовлечение в гендерные отношения женщин-аборигенок и обучение их рус. речи и основам рус. хоз. и быт. культуры не стало осн. способом решения «женского вопроса» на вновь осваиваемых тер. Проблема решалась гл. обр. включением рус. женщин в колонизац. процесс, осуществлявшимся различ. методами: от воссоединения семей по частной инициативе мужчин-первопоселенцев до массовых депортаций в Сибирь женщин-«колодниц» властями. Пока женщин недоставало, создавались псевдосемейные коллективы (в среде промысл. или служилого населения XVII в., у ранних колонистов Бухтармы в XVIII в.), в к-рых быт. потребности неск. не связанных родством мужчин обслуживались немногочисл. женщинами (позднее – артельные «стряпухи»).
После первичного формирования К. с. должна была решать проблему скорейшего увеличения числа рабочих рук, для чего в нее включались «вскормленники» (дети инородцев, сироты-односеляне), принимались «подворники» (ссыльные, гулящие люди). В р-не Тюмени в 1720-е гг. 13 % дворов имели подворников, а на Илиме уд. вес этой категории в числе крестьян достигал 18 %. Одним из способов сохранения раб. силы во дворе было воспрепятствование замужеству дочерей и сестер хозяина. Практиковалось «приймачество» – вхождение зятя в семью тестя. С наступлением эпохи рекрутчины приемыши нередко воспитывались для сдачи на службу за собств. сыновей.
Если на нач. этапе преобладала малая семья (дети–родители), то уже с XVIII в. наблюдался рост (в нек-рых р-нах даже преобладание) числа больших неразделенных семейных коопераций, состоявших из неск. поколений: отцовских (родители с детьми и внуками); братских (холостые и женатые братья с детьми); смешанных (дядья – племянники и т.п.), с одновр. увеличением их размеров (от 6 до 11 душ муж. пола и более). На Енисее к 1720-м гг. 50 % семей были неразделенными, а в ср. на семью здесь приходилось до 4,7 души муж. пола. Со 2-й пол. XVIII в. в связи с завершением в осн. очагах колонизации первичного освоения и перехода системы хозяйствования от промыслово-аграр. к аграрно-промысл. проявляется обратная тенденция: дробления К. с. и уменьшения их размеров (до 3 душ муж. пола). В 1-й пол. XIX в. этот процесс преобладает. В Бердской вол. в 1822 неразделенные (отцовские, братские и смешанные) семьи составляли 22 %, в ср. же семья насчитывала 6,4 чел., а в 1844 – 5,8 чел. В соседней Ордынской вол. неразделенные семьи даже в 1840-х гг. составляли 33 %, а ср. размер семьи был равен 6,9 чел. Во главе 200 дворов стояли старики в возрасте 60, а в 100 дворах – 70 лет и старше. Сохранению большой семьи в Ордынской вол. способствовали промыслово-аграр. ориентация крест. хоз-ва (обслуживание «соляной дороги» и водной магистрали), а также традиции, связанные с регионами выхода в Сибирь предков ордын. крестьян (полиэтничное Поволжье). Неразделенные семьи из 3–4 поколений (от 12 до 50 чел.) долго сохранялись на Ишиме, на Бухтарме, у алтайск. («поляков») и забайкал. («семейских») староверов-поповцев. Закрепленная вероисповеданием ориентация на патриархальные семейные идеалы продлевала время существования неразделенных семей на 2–3 поколения за пределами ист. этапа соц. необходимости таких круп. семейных коопераций. Тем не менее уже к сер. XIX в. ср. размеры рус. К. с. в относительно обжитых р-нах юга Зап. и Ср. Сибири составляли 5,5–6 чел. Это свидетельствует о числ. преобладании «малых» семей (супружеская пара с несовершеннолет. детьми).
2 важнейших аспекта бытия сиб. крестьянства стимулировали выход К. с. за свои естеств. пределы, на уровень складывания «фамильных гнезд» или «родовых», «клановых» сообществ. Во-первых, в системе рыночных отношений, в рамках к-рых изначально формировалось и развивалось сиб. крест-во, с необходимостью возникала конкуренция, влекшая за собой повышение конфликтности в об-ве. Эту проблему отд. К. с. не имела возможности решить самостоятельно. Во-вторых, сиб. крест-во постоянно участвовало в колонизац. процессе. Демогр. и мат. ресурсы отд. К. с. не были достаточны для перенесения хоз-ва на сотни верст. Колонизация предполагала концентрацию значит. средств для воспроизв-ва в новых условиях эффективного аграрно-хоз. комплекса. Кроме экон. проблем у переселенцев возникали проблемы орг. плана: выбора места поселения, исслед-ния маршрутов к нему, установления мирных отношений с аборигенами, сохранения имущества, поддержания связей с местами выхода (для легализации своего статуса уплатой там налогов) и т.п.
Решение экон. и орг. проблем осуществлялось посредством семейно-родовых связей, к-рые обеспечивали непрерывность и территор. размах колонизации от Урала до вост. и юж. границ Сибири. Носителем этих связей выступал обществ. институт – крест. фамильный клан, реликт первобытно-родовой орг-ции, но с модернизир. функциями. Наиб. продуктивно сплочению кланов способствовала взаимопомощь родственников. Приспособленная к переходной эпохе, идея «помогообмена» доказывала свою эффективность, кооперируя труд. усилия немногочисл. колонистов. В ходе переселений и в первые годы обживания новых земель демографически развитые, более состоятельные семьи, подчиняясь авторитету стариков – носителей традиции, экономически поддерживали «младшие» коллективы, в к-рых число едоков превышало число работников. Главы складывавшихся кланов пользовались трудом подростков-полуработников из «младших» семей, дополнявших труд взрослых в хоз-ве лидеров формирующегося клана. Спустя 1–2 поколения механизм патронажа внутри «клановых» коопераций позволял безболезненно делить разраставшиеся семьи. Сиб. кланы удивляли наблюдателей своей многочисленностью. На Енисее родовое гнездо Юшковых состояло из 70 семей, 25 из них жили в дер. Овсянкиной. Такие «однородовые» деревни зафиксированы в Приобье, Забайкалье, на Лене. Как правило, родственники группировались в пределах волости, вблизи друг от друга. В Приобье (1820-е гг.) в Кривощековской вол. клан Быковых состоял из 52 семей (343 чел.), Шмаковых – из 40 (270 чел.); в Бердской вол. род Бахаревых насчитывал 24 семьи (250 чел.), Овчинниковых – 25 семей (200 чел.). Фамильные поселения всегда выглядели зажиточными.
«Клановые» кооперации выполняли регулятивно-стабилизир. роль: организуя взаимопомощь, ограничивали тенденции конкурентно-рыночного происхождения, но в то же время облегчали переход в статус предпринимат. социально лидирующим семьям, позволяя им снижать экон. издержки в результате неэквивалентного «помогообмена». По мере появления в «родовых» кооперациях семей с капиталом, позволявшим вести хоз-во наем. трудом, «клановые» связи теряли свое стабилизирующее значение. Нек-рые бедные родственники продавали себя в рекруты за своих богатых однофамильцев, уходили в дальние деревни для заработка, превращались в люмпенов. Однако в то время, как одни кланы «рассыпались», их место занимали другие, выраставшие на тех же принципах взаимной поддержки. Наиб. богатыми выступали не самые большие кланы, а фамильные гнезда ср. величины – «межродовая» конкуренция вынуждала их сохранять солидарность. И хотя в 1-й пол. XIX в. и клан, и большая семья постепенно уступают место общине крестьянской, осн. ячейкой к-рой становится малая двухпоколенная семья, во мн. волостях «руководили» сел. миром по-прежнему численно преобладающие семейные гнезда. Они же в рамках своих структур способствовали «осереднячиванию» семей и не давали беднякам (молодым семьям) опускаться до уровня неимущих работников – пролетариев. Клан выполнял функцию поддержки уклада мелких товаропроизводителей, а в будущем противостоял «рассейским» переселенцам, используя права адм.-тер. общин на обжитые предками земли.
Во 2-й пол. XIX – нач. XX в. в семейно-демогр. сфере региона проявлялись 2 тенденции: с одной стороны, к сокращению, а с др. – к увеличению размеров К. с. Сокращение величины семейной ячейки связано с наметившейся возможностью ведения хоз-ва более мелкой семейной группой, потеснением семейного хоз-ва произв-вом, основанным на эксплуатации наем. труда, соц. разложением крест-ва (на соц. полюсах размер семей был минимальным), зарождением у селян личностного самосознания, несовместимого с подчинением авторитар. власти патриарха. Вместе с тем семьи с большим числом работников могли производить большее кол-во товар. продукции. При этом труд членов семьи был более дешевым, нежели наемный. В хоз-вах, специализирующихся на произв-ве молока, собств. работники обеспечивали более качеств. уход за коровами, а следовательно, и их большую продуктивность. Многолюдностью, способствовавшей более успешному становлению хоз-ва на новом месте, отличались переселен. семьи. Итоговый вектор противоборства 2 указанных тенденций различался как во времени, так и в геогр. пространстве. Во 2-й пол. XIX в. продолжалось дробление К. с. На рубеже XIX–ХХ вв. этот процесс замедляется. Массовое аграр. переселение в годы столыпинской аграрной реформы, бурное развитие пром. маслоделия, сокращение числа разделов в воен. время привели к нек-рому увеличению размеров семьи в осн. с.-х. р-нах Сибири. В 1897 средняя величина сел. семьи в Томской губ. составляла 5,5 чел., в 1916 – 5,7 чел.
По данным 1897, более пол. всех К. с. являлись предельно простыми двухпоколенными ячейками, состоящими из супружеской пары с неженатыми (незамужними) детьми. Еще до трети семейств дополнили свою структуру путем женитьбы одного из представителей мл. поколения, рождения детей в новой брачной паре. Семей с более сложной структурой, состоящих из 3 и более брачных пар (с детьми или без таковых), из родственников по боковой линии, было немного – до 15 %. Наряду с полными семьями существовало ок. 30 % неполных, в к-рых умер один из супругов в одной из брачных пар. Очень крупные и сложные по структуре семьи – из 15 чел. и более – встречались редко, в осн. в удален. местностях, не втянутых в модернизац. процессы.
Семьи крестьян-старожилов в наиб. освоенной части Сибири (юг Томской и Тобольской губ., Забайкалье) имели оптимальный половой состав – равенство числа мужчин и женщин или небольшой перевес последних. Перевес мужчин, присущий в прежнее время семьям в Сибири, у старожилов сохранился только на вост. и сев. региона, где более экстремал. экол. и экон. условия развития семейного хоз-ва требовали большего сосредоточения муж. раб. силы. Со временем продолжалось выравнивание половой диспропорции, но эта тенденция перевешивалась массовым притоком в регион переселен. семей, к-рые в период получения зем. наделов и обзаведения самостоят. хоз-вом сосредоточивали в своем составе максимум мужчин.
Анализ возраст. структуры показывает, что для семей крестьян-сибиряков на рубеже XIX–XX вв. характерна концентрация населения, особенно мужского, в средних – рабочих и «полурабочих» – возрастах. По сравнению с Европ. Россией, в Сибири доля детей мл. возрастов была заметно меньшей, но суммарная доля всех детей – большей. Меньшей была и доля стариков. В целом сиб. К. с. отличалась не только более работоспособным, но и более молодым, перспектив. составом. Эти особенности складывались в значит. степени за счет переселен. семей, содержавших относительно мало женщин и стариков, мн. лиц трудоспособ. возраста, детей и подростков. В том же направлении демогр. ситуацию меняло стремление новых предпринимательских, относительно зажит. групп крест-ва (и старожильческого, и переселенческого) сосредоточить в своих семьях больше мужчин, усилить в муж. и жен. составе семьи долю лиц трудоспособ. возраста, в т. ч. подростков.
Людность и структура каждой крест.семьи складывались в осн. стихийно. Они зависели от слабо регулируемых процессов рождаемости, смертности и брачности (см. Население). Рождаемость и смертность в крест. среде Сибири на рубеже XIX–XX вв. оставались высокими (соотв. ок. 50 и 30 ‰), но их величины и соотношение со временем менялись, что привело к быстрому увеличению естеств. прироста. Этот показатель с 1906 в деревнях Зап. Сибири, а с 1910 в сел. населении всего региона стал «взрывным», что свидетельствовало о начале демогр. перехода. Традиц. нормы диктовали высокую интенсивность брачности (общий коэффициент в сиб. селениях держался на уровне 8–9 ‰). Однако со временем сила традиции ослабевала, в среде грамотных и относительно зажит. крестьян возникло стремление к сознательному регулированию семейной структуры путем оптимизации ряда элементов брачного, детород. и жизнеохранит. поведения (расширения круга брачных связей, ограничения рождаемости, обращения за помощью к врачам при тяжелой болезни и пр.).
Важнейшей функцией К. с., наряду с экон. и демогр., являлась социализирующая. Именно в рамках семейной ячейки гл. обр. осуществлялось социокультур. возобновление крест. поколений, координируемое и дополняемое с помощью таких традиц. институтов, как сел. и волостное об-во, церк. приход, родственный клан. Осн. средствами социализации в семье оставались материн. фольклор и приемы первонач. физ. ухода (до 2–3 лет), дет. игры, часто имитировавшие образ жизни семьи и семейного домохоз-ва (до 7–8 лет), поэтапное включение детей в реальную структуру общесемейного труда и общения. В труд. воспитании выделялись формирующая и осн. ступени с границей между ними в 11–12 лет.
В К. с. 2-й пол. XIX – нач. XX в. продолжали господствовать патриарх. отношения, основанные на безусловном доминировании «большой головы» (мужа и отца, ст. трудоспособ. мужчины), неравенстве муж. и жен., родит. и дет. позиций, на авторитете «стариков», общности имущества и коллективизме. Особенностью семейных порядков в Сибири являлось более равноправное, чем в центре страны, положение женщин в семье. Наметившаяся модернизация семейного строя выразилась в становлении идеала малой семьи, дававшей больше свободы и инициативы. Семейные «выделы» и разделы, самовольные сыновние «отходы» в Сибири совершались относительно чаще, чем в Европ. России. Кроме того, появилось представление об индивид. собственности на все семейное имущество у домохозяев или на часть имущества у др. членов семьи. Голоса женщин и «возросших» детей в семье стали звучать громче, при заключении браков чаще учитывались взаимные симпатии молодых. Однако в противоречивых условиях капиталистич. развития деревни, под влиянием общего «нигилистского» духа времени позитивная реорганизация семейных отношений, как и демогр. поведения, сочеталась с признаками их дезорганизации.
В годы Первой мировой войны интенсив. призыв мужчин в армию заметно сократил наличный состав К. с., деформировал ее половозраст. структуру. Возросла труд. нагрузка на женщин и подростков, вынужденных заменять отсутствующих мужчин. Произошло сокращение уровня брачности и рождаемости. Однако в период войны менее интенсивно проходило дробление К. с. Хоз-ва, из к-рых были призваны в армию мужчины ср. возраста, как правило, не делились. В 1917–20 ситуация изменилась. В деревню вернулись мн. фронтовики. К этому времени в осн. завершилась адаптация к мест. условиям большинства переселен. хоз-в, прибывших в Сибирь в ходе столыпин. аграр. реформы. Вследствие кризиса молочного жив-ва отпала необходимость содержать значит. кол-во продуктив. скота. Увеличение числа разделов и воен. потери привели к снижению ср. людности К. с.
В 1920-е гг. данная тенденция продолжала действовать с различ. степенью интенсивности. Кол-во разделов сократилось во время с.-х. кризиса 1921–22 (см. Сельское хозяйство). Тяжелые времена легче переживались вместе. Да и делить в эти годы из-за резкого снижения размеров хоз-ва было особенно нечего. Увеличение кол-ва разделов в 1923–25 отчасти имело компенсаторный хар-р, а отчасти стимулировалось высоким уровнем налогообложения зажит. хоз-в, как правило, многолюдных. Снижение налоговой нагрузки в 1926–27 стабилизировало ситуацию, а начавшееся в кон. 1920-х гг. наступление на кулачество привело к резкому увеличению числа разделов. В 1926 на 100 крест. хоз-в в Сибирском кр. приходилось 3 раздела, в 1928 – 4,7. В итоге их ср. числ. сократилась с 5,5 чел. в 1925 до 5,3 в 1929.
Ускорившаяся на фоне соц. потрясений нуклеаризация К. с. сопровождалась сбоями в системе семейного воспитания – в молодеж. среде распространялось девиантное поведение – пьянство и хулиганство. Происходил разрыв молодых селян с многовековыми традициями, падал авторитет старших по возрасту, семьи, церкви. Традиц. ценности особенно интенсивно стали размываться в кон. 1920-х гг.
Массовая коллективизация привела к существ. переменам в составе К. с. Ср. размер семьи единоличников в Западно-Сибирском кр. сократился с 5 чел. в 1930 до 4,2 в 1933 и 4 чел. в 1936. Гл. причиной уменьшения размера семей было их дробление. В ряде случаев, как и в годы новой экономической политики, оно отвечало задачам снижения тяжести налогообложения и даже могло иметь фиктив. хар-р. Однако гораздо чаще раздел вызывался конфликтом поколений. Старшие предпочитали оставаться единоличниками, а несогласные с ними молодые вместе со своими семьями выходили из отцов. хоз-ва и вступали в колхозы. Достаточно распространенным был переезд (бегство) части чл. семьи (прежде всего молодых) на др. место жительства. Людность хоз-ва зависела и от уровня смертности, резко возрастающего в голодные годы (см. Голод в Сибири).
На 1-м этапе коллективизации колхоз. семья была существенно меньше единоличной (в 1930 в Зап. Сибири – 4,2 чел.). В колхозы шли в первую очередь менее состоят., а следовательно, менее людные семьи. Однако по мере увеличения уровня коллективизации разница уменьшалась, и уже в 1933 колхоз. двор по своим размерам превзошел единоличный – 4,7 чел. Во 2-й пол. 1930-х гг. процесс сокращения размеров К. с. становится всеобщим. Особенно быстрыми темпами он протекает в среде единоличников. Ср. людность единолич. двора в Зап. Сибири в нач. 1939 составляла 3,3 чел. Колхоз. двор в это время состоял в ср. из 4,6 чел.
Ситуацию в семейно-демогр. сфере в 1940–50-е гг. можно проследить на примере Алтая. Великая Отечественная война резко деформировала половозраст. структуру сел. семьи. За годы войны налич. состав семьи колхозников в крае сократился с 4,3 до 3,5 чел. Причины очевидны – мобилизация мужчин в армию. В нач. 1942 на 100 колхоз. семей на Алтае приходилось 49 мужчин, в нач. 1945 – 19. В послевоен. период ситуация изменяется. С нач. демобилизации число мужчин постепенно растет. В нач. 1947 их насчитывалось 45 чел. на 100 семей. На протяжении последующих 7 лет на 100 семей приходилось в ср. уже более полусотни мужчин (т. е. примерно 1 мужчина на 2 семьи). Во 2-й пол. 1950-х гг. ситуация изменилась в лучшую сторону: 76 мужчин на 100 семей в 1959. В течение всего указанного периода стабильной оставалась числ. женщин – от 98 до 102 на 100. Число подростков в составе семьи сократилось в течение 1940-х гг. с 50 до 33, неск. выросло в нач. 1950-х гг. (до 44), а к кон. десятилетия существенно уменьшилось (до 18 чел. на 100 семей). Число подростков зависело от 2 факторов: рождаемости и смертности в предыдущие 12–16 лет, а также от интенсивности их миграции на учебу в город. Число детей до 12 лет в сел. семьях напрямую определялось уровнем рождаемости. В Зап. Сибири числ. налич. населения на 100 колхоз. семей изменялась следующим образом: 1940 – 430 чел., 1945 – 355, 1959 – 364 чел. Колхоз. семьи были больше семей остальных категорий сел. населения. В 1959 ср. людность семей всех категорий сел. населения (включая временно отсутствующих членов) в Зап. Сибири составляла 3,9 чел. 23 % семей состояло из 2 чел. и менее, 23 – из 3 чел., 21 – из 4 чел., 33 % – из 5 чел. и более.
В 1960–80-е гг. семейные отношения внутри сел. сообщества существенно изменились. Осн. особенности и общую направленность процессов в семейной сфере определяла не столько политика гос-ва, сколько тенденции к урбанизации с характерным для нее нивелирующим воздействием на все стороны жизнедеятельности. Изменялись установки и ценностные ориентации сел. жителей, их демогр. поведение, что приводило к снижению рождаемости, росту соц. и территор. подвижности. В тенденциях числ., состава, распределения ролей в семье деревня все больше следовала за городом, в результате чего происходило сближение образа жизни и структуры гор. и сел. семей.
Падение рождаемости и распространение малодетности, быстрое старение населения и деформация половозраст. структуры, усиливающиеся процессы миграции молодежи в город и нуклеаризации семьи, рост уровня смертности и разводов – вся эта совокупность негативно действовавших соц.-демогр. факторов привела к существенному сокращению размеров сел. семьи, росту доли одиноких людей и бездет. семей. С 1959 до 1989 сиб. сел. семья уменьшилась до 3,3 чел., почти сравнявшись по размеру с городской – 3,2 чел.
В большинстве своем сел. семьи становились малодетными. К кон. 1980-х гг. наиб. распространенным типом стали двухдетные семьи. Увеличились число и уд. вес бездетных семей: в селах Зап. Сибири их было ок. 42 %. На 3/4 это «последетные» семьи пожилых супругов, взрослые дети к-рых жили отдельно. При этом в селах срок появления бездет. семьи мог быть весьма коротким, напр., из-за отъезда подрастающих детей на учебу в город. Небольшая часть семей не имела детей, находясь на нач. этапе своего жизненного цикла, др. часть – действительно бездет. семьи.
Важным признаком изменения структуры семьи явилось ее дробление. В результате соц. нормой на селе становилась простая нуклеарная семья – супружеская пара с детьми или без них. Только за 1980-е гг. уд. вес таких семей в селах Зап. Сибири увеличился с 70,8 до 76 %, а сложных и многопоколенных – сократился с 15,3 до 11,8 %. Уменьшилась и доля неполных семей (с 11,7 до 10 %), и хотя она была ниже, чем в городе, числ. таких семей к кон. 1980-х гг. оказалась значительной – 113 тыс. Осн. причиной их появления в 1960–70-е гг. являлся распад брачных пар в результате развода или овдовения, в 1980-е гг. отмечено большое число внебрачных рождений.
Нормализация брачности в Сибири, как и в России в целом, произошла к кон. 1970-х гг., когда за пределы актив. возраста вышли поколения мужчин, затронутые войной. Несмотря на это, число вновь заключаемых (регистрируемых) браков практически постоянно снижалось. На этом фоне непрерывно повышались показатели разводов. Если еще в кон. 1950-х – нач. 1960-х гг. распад семьи являлся на селе событием, то очень скоро он превратился в обычное явление и при всех своих негатив. последствиях стал восприниматься как соц. норма. Это связано с необратимыми процессами в образе жизни самих семей и всего об-ва в целом, с изменением соц. регуляторов семейно-брачного поведения людей, брачной морали.
Воспринимая гор. нормы демогр. поведения, сел. семья теряла свою патриархальность и авторитарность. Видоизменились ролевые функции чл. семьи. Повысилась экон. активность женщин, к-рые зачастую были более образованными, чем их мужья. Мн. из них стали равноправными партнерами с мужчинами по обеспечению семьи мат. средствами. В итоге за короткое ист. время произошло разрушение традиц. К. с. со свойственной ей многопоколенностью, боковыми родственными ветвями. Ее заменила малодет. семья нуклеарного типа.
Вместе с тем к кон. 1980-х гг. село по сравнению с городом оставалось более традиц. в семейном отношении: здесь была выше доля семейного населения, а доля одиночек и вр. живущих вне семьи – ниже. В селах фиксировалось меньше разводов, больше сохранившихся браков, а также мужчин и женщин, состоявших в браке. Меньшей была и доля неполных семей. Сел. семьи оставались более многолюдными и многодетными, что означало более высокую ориентацию на ребенка в семейной жизни.
При переходе к рыночным отношениям положение сел. семей стало резко ухудшаться. Устои былой колхозно-совхоз. системы оказались подорванными. Резко сокращалось произв-во, с. х. превращалось в убыточную отрасль экономики. С.-х. предприятия уже не могли содержать объекты соц. сферы села – школы, дет. сады; уходили в прошлое соц. льготы и выплаты. Доходы в хоз-вах стали снижаться, возникали задержки «денежной» заработ. платы, оплата труда все более натурализовывалась. Появилась скрытая и явная безработица. Покупат. способность осн. групп сел. населения резко снизилась. В такой сложной обстановке семьи активно переключились на личные приусадебные хозяйства, к-рые стали рассматриваться как гл. источник средств к существованию.
В категорию бедных переходили не только традиционно уязвимые семьи (малодет., неполные, с инвалидами, безработными), но и семьи работающих с детьми. Расходы на детей многократно возросли. Именно дети в семье стали гл. демогр. фактором бедности, а отказ от их рождения – методом соц. защиты. Спад рождаемости, начавшийся уже в кон. 1980-х гг., к сер. 1990-х гг. приобрел катастрофич. хар-р. Рождаемость в семье снижалась и в силу того, что уменьшалось кол-во браков, возрастало кол-во разводов. В расчете на 1 тыс. чел. населения число зарегистрированных браков в селах региона с 1990 по 1993 уменьшилось с 8,2 до 7,3, а разводов – возросло с 2,1 до 2,8. Все большее распространение получали неформал. брачные союзы, повтор. браки, внебрач. рождения.
Т. о., семья отразила все негатив. соц. последствия реформирования об-ва. В то же время именно она становилась базой не только физ. выживания, но и дальнейшего развития деревни. Соц. перемены оказывали на нее не только деструктивное, но и стабилизирующее воздействие, ибо внутр. силы семьи, ее сплоченность подчас становятся крепкими как раз в пору кризисных соц.-экон. ситуаций. Подтверждением этого может служить, в частн., создание мн. семьями своих фермер. хоз-в (см. Фермерство на рубеже XX–XXI вв.) и перерабат. предприятий.
Лит.: Александров В.А. Русское население Сибири XVII – начала XVIII в. (Енисейский край). М., 1964; Громыко М.М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII – первая половина XIX в.). Новосибирск,1975; Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири (XVIII – первая половина XIX в.). Новосибирск, 1979; Зверев В.А. Дети – отцам замена: воспроизводство сельского населения Сибири (1861–1917 гг.). Новосибирск, 1993; Михеева А.Р. Сельская семья в Сибири: жизненный цикл и благосостояние. Новосибирск, 1993; Мамсик Т.С. Фамильно-родовая самоорганизация русских крестьян Сибири XVIII–XIX вв. // Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур. Новосибирск, 1995. Т. 2; Население Западной Сибири в ХХ веке. Новосибирск, 1997; Очерки истории крестьянского двора и семьи в Западной Сибири. Конец 1920-х – 1980-е гг. Новосибирск, 2001.
В.А Зверев, В.А. Ильиных, И.Б. Карпунина, Т.С. Мамсик