КРЕСТЬЯНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО (двор), соц.-экон. и бытовая ячейка деревен. сообщества, объединяющая людей отношениями, возникающими при орг-ции их совмест. жизни, в первую очередь при ведении общего домаш., а в большинстве случаев также аграр. (земледельч., животновод.) и промысл. хоз-ва. Термин «К. х.» многоаспектен, употребляется в фискал., хоз., демогр., соц.-экон. смысле. Прежде всего является осн. институц. характеристикой крестьянства, определяющей его специфику как класса. Функционирует как базовая единица крест. собственности, произв-ва, потребления, биол. воспроизв-ва, самоопределения, престижа, социализации и благосостояния.
В средневековье понятия «К. х.» и «крестьянская семья» практически были тождественны. До нач. XVIII в. крест. двор выступал в кач-ве единицы фискал. обложения с учетом размера пашни, но без учета людности; это стимулировало формирование и сохранение многопоколенных семей, живших единым хоз-вом. С переходом на подушное обложение (1720-е гг.) фискал. функция двора исчезла, но тенденция к отождествлению крест. двора и семьи осталась, хотя понятие «двор» шире. В одном дворе кроме членов семьи могли проживать лица, не связанные родством: в XVII в. – захребетники, бобыли, половники, позднее – батраки, наем. работники. В К. х. Приобья в 1820-е гг. богатые семьи на 1 семейного работника привлекали в ср. 2 наем.; зажит. на 2–3 семейных – 1 наем. работника муж. пола. В то же время из неимущих дворов уходили на заработки в ср. 1–3 душ муж. пола или 2–6 обоего пола. Т. о., постоянное население предпринимательского К. х. выходило за пределы семьи, а население двора, отпускавшего работников, было устойчиво меньшим, чем состав семьи.
Понятие К. х. – двора употребляется в лит. прежде всего в значении аграрно-хоз. комплекса (АХК) (см. Аграрно-хозяйственный комплекс Сибири в xviii – 1-й пол. XIX в.). Он включал в себя не только осн. аграр. отрасли, но и вспомогательные: добывающие, обрабатывающие, внеаграр. промыслы. Заработанные в разных сферах деят-ти средства стекались в К. х. в руки хозяина. Хоз. деят-ть адм. учету в Сибири не подлежала, и главы К. х. держали размеры дохода в тайне. Поэтому все попытки выразить доход АХК в виде бюджета К. х. основаны на анализе косвен. документов (окладных книг, ведомостей и т.п.), содержащих подворные данные о семейном составе, числе работников, размере пашни, кол-ве лошадей, голов рог. скота, а также ульев, мельниц и т. п. Эти материалы, обычно локал., позволяют, при условии привлечения данных о ср. урожаях, ценах на с.-х. продукты, потребит. нормах, очень приблизительно вычислить аграр. часть бюджетов К. х. О доходах от внеаграр. промыслов можно судить по наличию в К. х. излишнего для земледелия и скот-ва кол-ва работников и лошадей. Определение расходной части бюджета в К. х. тоже проблематично. Кроме суммы ден. налогов все прочие расходы, в т. ч. и на удовлетворение жизненных потребностей, остаются вне точных расчетов. Это расходы на воспроизв-во К. х. (простое или расширенное): ремонт или возведение новых жилых и хоз. построек, покупку скота, инвентаря, аренду земли, наем раб. силы и т. п., а также на жизнеобеспечение: покупку продуктов питания, соли, одежды, обуви, товаров престижного потребления и т. п. В ист. лит. существует весьма приблизит. представление о приход. и расход. частях бюджетов К. х. К тому же неоднородность структуры АХК К. х. (даже в одной волости) не дает основания использовать локал. ср. показатели при оценке состоятельности всех сиб. дворохозяйств. В нач. 1820-х гг. усредненный доход К. х. приписной Бердской вол. только от аграр. отраслей (хлеб, мясо, масло, лошади) достигал 250 руб.; за вычетом расходов на потребление и фураж в нем оставалось ок. 140 руб. Из этой суммы 40 руб. (28 %) шло на уплату налогов (без завод. работ). Остаток составлял в ср. на двор 100 руб.; однако складывался этот показатель из несравнимых величин: в богатом К. х. остаток (аграр. доход) равнялся 285 руб., а в бедняцком – всего 5 руб. Плата наем. работникам, выступавшая как расход богатого и доход бедного двора, сглаживала контраст. В результате условно-чистый аграр. доход богатого двора составлял 215–220 руб., бедного – до 90 руб., а на едока в них приходилось соотв. 43 и 14 руб.; доход неимущего (беспосевного и безлошадного) крестьянина также не превышал 13–14 руб. на душу муж. пола.
К. х. и в демогр., и в хоз. отношении представляло динамичную ячейку. Его АХК постоянно эволюционировал, что обусловлено естеств. законами смены поколений, разрастания и дробления семей, а также природ.-климатич. ритмами, колебаниями рыночн. конъюнктуры, налог. политикой. Тем не менее в кач-ве желанной цели крестьянина выступала именно стабильность. Гарантию стабильности крестьянин видел в относительно сбалансированном АХК, с наличием в нем 2 осн. сфер деят-ти: земледелия и скот-ва – и созданием на их базе многопрофил. комплексного произв-ва. Внеаграр. занятия для осн. массы К. х. являлись источником доп. дохода. В Кайлинской приписной вол., ставшей к сер. XIХ в. в Приобье одной из наиб. развитых в аграр. отношении, 60 % К. х. имели в составе своих АХК от 1 до 5 товар. отраслей, производивших на рынок хлеб, мясо, масло, лошадей, мед. Сочетаясь друг с другом, эти 5 отраслей давали до 20 вариаций АХК. Чем больше отраслей насчитывалось в АХК, тем более заметна была ориентация двора на коммерч. произв-во продукции. В некоммерч. (мелкотовар.) группе К. х. (40 %) многопрофильность АХК также позволяла создавать и реализовывать «излишки». Прямо пропорциональная связь между состоятельностью К. х. и числом семейных работников проявляет себя только в рамках мелкотовар. уклада. В коммерч. группе К. х. эта связь обратная: чем больше семья и число работников, тем ниже соц. статус хоз-ва и его рыночн. поставки: богатый двор имеет 6,9 едоков, середняцкий – 8,0, бедняцкий – 8,4; число работников в них составляет соотв. 1,4; 2,2; 2,4.
В сиб. деревне аграр. специализация К. х. на к.-л. одной товар. отрасли до сер. XIX в. не вполне очевидна. Даже самые состоят. крестьяне стремились придать своему хоз-ву комплексность. Эта закономерность видна как в приписной алт. деревне, так и в казен. АХК самых богатых аграриев Приобья в 1820–40-е гг. включал: у кайлинца Ф. Боенова – 1 семейного работника, 130 лошадей, 85 голов круп. рог. скота, 73 дес. пашни; у карасукца Н. Заковряшина – 1 семейного работника, 300 лошадей, 50 голов круп. рог. скота, 5 дес. пашни. Огромное хоз-во казен. крестьянина И. Ерлыкова (1831, Новоселовская вол. Енисейской губ.) имело животновод. уклон, но тем не менее являлось «самодостаточным»: 25 жеребцов, 50 меринов, 700 кобыл, 200 жеребят, 200 быков, 250 коров, 100 телят, 15 баранов, 300 овец, 300 ягнят. Посев в нем измерялся 6 дес., огород – 26 грядками овощей, включая картофель. За год во дворе производилось 300 аршин холста, 30 – сукна, 20 аршин сукманины и 20 кушаков. Все хоз-во вели 1 мужчина и 3 женщины. Таких круп. К. х. в Сибири было немного (обычно не более 1 на волость). Гораздо чаще капиталы накапливались незаметно, вне осн. сфер АХК, за пределами двора.
К. х. в Сибири как единица соц.-экон. структуры в процессе аграр. освоения выступало элементом одного из двух сбалансир. укладов: мелкотовар. (крест.) и мелкобуржуаз., характерных для об-ва доиндустр. периода. При такой системе у крестьянина всегда имелась перспектива для приобретения более высокого статуса. Элементы обоих укладов могли присутствовать в структуре 1 двора; вместе с тем конкретное К. х. в своей истории могло неоднократно проходить фазы мелкотовар. и мелкобуржуаз. укладов.
Во 2-й пол. XIX – нач. XX в. в Сибири существовало неск. видов К. х, различавшихся по их демогр. структуре: 1) семейные дворы, состоявшие только из членов 1 крест. семьи или имевшие в основе конкретную семейную ячейку; 2) дворы крестьян-одиночек, не вступивших в брак или потерявших семью; 3) договорные домохоз-ва, ядром к-рых было объединение на паритет. началах представителей 2 или более семей. Отношения родства или свойства между всеми членами 1 домохоз-ва не были обязательными. В домохоз-ве людей объединяла не только совмест. работа, но и совмест. проживание, общий быт.
По данным Всерос. переписи 1897, в селениях Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губ., Акмолинской и Забайкальской обл. ср. людность деревен. домохоз-в составляла 5,7 чел. Подавляющее большинство К. х. (97,1 % в Зап. Сибири, 94,9 % в Вост. Сибири) являлось «хозяйствами лиц, связанных родством», т. е. семейными, в их составе насчитывалось в ср. 5,7 чел. «Хозяйства лиц одиноких» (2,7 % в селениях Зап. Сибири, 3,8 % в деревнях на востоке региона) состояли в ср. из 1,7 чел. Остальных домохоз-в было немного – 0,5 % в целом по уездам Сибири, но они являлись самыми «многодушными» (напр., на западе региона в них входило в ср. 12 чел.). В состав К. х., наряду с «законными» представителями осн. ядра, довольно часто входили «посторонние», или приселившиеся, лица. Осн. категории «посторонних»: 1) наем. работники – с.-х. рабочие, няни-«пестуньи», прислуга; 2) задержавшиеся в доме проезжающие и захожие гости; 3) постоян. квартиранты, «жильцы»; 4) призреваемые, воспитанники, «нахлебники»; 5) «сожители» – лица, состоящие в консенсуальном браке с домохозяевами или с кем-то из «домашних». Во всех категориях «посторонних» было мн. родственников и свойственников домохозяев, что свидетельствует о наличии в селениях развитых фамильно-клановых отношений. Приселения обнаруживаются (по выборочным данным Тобол. губ. 1897) в 20–30 % домохоз-в, но дворам крестьян-одиночек они присущи в большинстве случаев, ведь в одиночку в деревне было невозможно вести хоз. деят-ть. Наем раб. силы намного превышал масштабы всех др. приселений. Процесс соц. разложения крест-ва Сибири проявлялся, в частн., в том, что годовые и сроковые батраки (в одиночку или с членами своих семей) нередко проживали в нанявших их домохоз-вах, относившихся гл. обр. к высш. соц. слою деревни. По данным с.-х. переписи 1916, в состав каждых 100 зажит. дворов Томской губ. входило ок. 30 батраков-приселенцев, в середняц. дворах соотв. показатель приближался к 10.
Людность и структура домохоз-в, а также образ жизни их членов заметно различались в разных сослов. (собственно крест-во и казачество), субрегион. (в базовой для развития капитализма зоне вдоль транспорт. магистралей и в стороне от нее), этнич. и конфес. группах крест-ва Сибири. Но постепенно эти различия нивелировались. Особенности дворов в различ. соц. группах, наоборот, оформлялись и становились более заметными. Большей ср. величиной отличались переселен. хоз-ва; в их составе доминировали трудоспособ. мужчины и лица мл. возрастов. Размеры и состав семьи были напрямую связаны с имуществ. состоятельностью двора. В 1916 в Томской губ. дворы с посевом до 1 дес. насчитывали 4,5 чел., в т.ч. 2 трудоспособных; дворы с посевом от 25 до 50 дес. – соотв. 12,9 и 5,4 чел.
Относит. многолюдность переселен. хоз-в, рост товарности с.-х. произв-ва, сокращение числа разделов в воен. время оказали определяющее влияние на динамику людности К. х. в регионе. В 1917 в ср. на 1 крест. двор в Сибири приходилось 6,1 чел. (вкл. мужчин, мобилизованных в армию). Общее число К. х. в регионе по сравнению с 1897 выросло в 1,6 раза. Динамика демогр. и экон. развития влияла на производит. силы К. х. На рубеже веков среднестат. хоз-во крестьян, проживавших в осн. с.-х. р-нах Сибири, увеличивало посев. площ. и поголовье круп. рог. скота. Число лошадей и мелк. скота в нем в связи с изменением специализации сиб. жив-ва с мясной на молочную, наоборот, снижалось. В кон. 1-го и нач. 2-го десятилетия ХХ в. ср. размеры К. х. уменьшились. Причиной стал массовый наплыв переселенцев (см. Столыпинская аграрная реформа), большинство к-рых в 1-е годы жизни в Сибири имели относительно небольшие хоз-ва. Адаптируясь к мест. условиям, они постепенно наращивали свою хоз. состоятельность. В итоге с 1912 площ. посева и поголовье скота в расчете на 1 двор стали расти. Первая мировая война не сразу прервала данный процесс. В 1916 на 1 К. х. на тер. будущего Сибирского кр. приходилось 6,4 дес. посева, 4,2 лошади, в т. ч. 3,1 рабочих, 5,8 головы круп. рог. скота, в т. ч. 2,9 коровы. По посеву и поголовью коров эти показатели превосходили уровень 1897. В 1917 ср. обеспеченность К. х. на Д. Востоке составляла 7 дес. посева, 3,2 гол. раб. скота. Сиб. крест-во отличала высокая степень имуществ. дифференциации. Осн. занятием беспосев. и безлошад. сел. пролетариев являлся наем. труд. На противополож. полюсе деревни находились круп. предпринимат. хоз-ва. Крестьянин с. Бруснево Барнаульской вол. П.А. Глебов имел 18 раб. лошадей, 70 коров, 260 овец и 53 дес. посева.
Большинству К. х., особенно в среде зажит. старожилов, а территориально – в наиб. освоенной юж. полосе Сибири, была присуща многопрофильность, при ведущей роли земледелия и тесно связанного с ним жив-ва. Т. о. проявлялась одна из институц. характеристик крест-ва – класса мелких с.-х. производителей, к-рые вырабатывают в осн. для собств. потребления большую часть необходимых для жизни продуктов. К. х. в эпоху модернизации экономики все прочнее интегрировалось в товарно-денежные отношения и тесно связанное с ними обществ. разделение труда, но на рубеже XIX–XX вв. этот процесс был еще далек от завершения. Не только от экон. специфики местности, наличия ден. и мат. средств в домохоз-ве, но также от людского состава, его возможностей пополнения зависел выбор конкрет. конфигурации сфер хоз. деят-ти двора. Многопрофил. хоз-ва были максимальными по своей людности, а относительно немногочисл. чисто земледельч. или, наоборот, беспашенные, занимавшиеся добывающими и обрабатывающими промыслами, имели небольшой состав. Еще одна институц. характеристика крест-ва – базирование его экон. жизни на труде членов семьи домохозяина. Доп. роль у зажит. селян играл труд годовых и сроковых, а также поденных наем. работников (последние обычно не жили в доме нанимателя и в домохоз-во не входили). Опред. значение имели традиц. виды фамильно-клановой и соседской взаимопомощи – артели, «помочи» и др.
Хоз. деят-ть на земле всегда являлась системообразующей, стержневой сферой образа жизни крестьянина. Конфигурация сфер семейно-экон. деят-ти, традиц. распределение труд. обязанностей между «домашними» диктовали необходимость ускорения раздела семейного двора или отказа от такового, торопили «большого голову» домохоз-ва со свадьбой сына или воздерживали его от выдачи замуж дочери, заставляли соединиться с др. семьей в «договорном» хоз-ве, способствовали найму батраков, приходу в дом зятя-«приймака» и т. д. Существовала и противополож. связь: от людности и состава домохоз-ва во мн. зависели выбор его осн. и вспомогат. занятий, распределение и координация труд. ролей его членов.
Раб. время и силы взрослых членов домохоз-ва – мужчин были задействованы прежде всего на полевых работах (раскорчевка «новин», пахота, посев, сенокошение, жатва хлеба косами) и обмолоте хлебов; в жив-ве – на обеспечении всего скота водой в стойловый период, уходе за лошадьми; в домаш. быту – на заготовке дров. Муж. промыслами считались извоз, охота, рыболовство, обработка металла и дерева. Гл. и весьма трудоемкие жен. занятия – прополка полей от сорняков, сгребание скошенного сена, большинство огород. работ, жатва хлебов серпом, уход за всеми видами скота (кроме лошадей), доение коров и переработка молока. Огромные затраты труда женщин требовались в прядении и ткачестве, но особенно – в сфере домаш. работы (приготовление на всех пищи, уборка, пошив и стирка одежды и др.), к-рая отнимала более 40 % всего раб. времени и удлиняла жен. рабочий день на 1–2 часа по сравнению с мужским. Важные обязанности возлагались на подростков – боронить пашню и заделывать семена, управлять лошадью во время перевозки копен на сенокосе и обмолота хлебов «молотягой» (мальчики), водиться с мл. детьми (девочки). В работах по жилищу и подворью, в уходе за малышами до глубокой старости участвовали пожилые люди. В семье и домохоз-ве большую роль играла взаимная поддержка родных людей. Но характер. особенностью этих институтов в доиндустр. эпоху являлась авторитар. власть главы домохоз-ва – «большака»; в сфере жен. работ и жен. быта относительно автономно доминировала «большуха» – жена домохозяина. Такие проявления модернизации деревни, как рост применения с.-х. машин, привлечение наем. труда со стороны, пробуждение личностного самосознания, способствовали облегчению труда чл. крест. двора, в т. ч. женщин и детей, перестройке хоз. обязанностей и отношений.
К. х. было многофункциональной ячейкой. В осн. в рамках семьи и домохоз-ва происходила социализация подрастающих поколений, ядром к-рого было трудовое и морально-нравств. воспитание. Общение сельчан, формирование и поддержание психол. установок, восстановление жизненных сил – тоже происходили в кругу «домашних». К. х. было одной из элементар. ячеек обществ. структуры, в эпоху модернизации усиливалась его связь с многогранной жизнью локал., регион. и нац. сообщества. Даже участие крест-ва в обществ. движении подразумевало тесную увязку с функционированием труд. домохоз-ва. В зим. время, когда крестьяне не были заняты полевыми работами на своих наделах и арендованной земле, кол-во крест. выступлений против различ. аспектов политики властей, господствующих обществ. порядков было максимальным. Минимум соц. и полит. напряженности в деревне совпадал с периодами самых интенсив. весен. и особенно осен. полевых работ; в летнее же межсезонье происходил новый всплеск крест. активности, но он далеко не достигал зим. уровня.
Капиталистич. модернизация сиб. деревни привела, в част., к появлению следующей тенденции: нек-рая часть К. х. теряла свои институц. признаки, суживала функции – переставала быть ячейками обществ. произв-ва, социализации новых поколений. Эта тенденция проявилась на соц. полюсах деревни. Бедняц. двор в ходе пролетаризации или пауперизации распадался, или трансформировался в группу близких родственников, живущих совместно, но работающих по найму в чужих хоз-вах. Дворы наиб. круп. сел. предпринимателей и торговцев-ростовщиков, обрастая наем. раб. силой, превращались в ядро капиталистич. кооперации или хоз-ва фермер. типа. Однако указанная тенденция на рубеже XIX–XX столетий не приобрела масштабов, к-рые бы серьезно угрожали существованию осн. массы К. х.
В 1920-е гг. к.-л. принципиальных качеств. трансформаций в укладе сиб. деревни не произошло. Абс. большинство селян по-прежнему вело индивид. К. х., остававшееся базовой орг.-производств. ячейкой аграр. экономики региона. В то же время изменились количеств. характеристики крест. двора. К 1929 число К. х. на тер. Сибирского кр. увеличилось по сравнению с 1917 на 49 %, на тер. Дальневосточного кр. – на 45 %. В отличие от предыдущего периода осн. фактором роста их числ. выступало не аграр. переселение, интенсивность к-рого существенно снизилась, а более ускорен. темпы дробления крест. семей. Вначале это было связано с последствиями войны, а затем – с аграрной политикой советского государства. Экон. и психол. давление на зажиточные, как правило многолюд. хоз-ва стимулировало увеличение кол-ва разделов. В кон. 1920-х гг. процесс дробления дворов усилился. На 1 К. х. в территор. рамках Сиб. края в 1916 приходилось в ср. 6 чел., в 1922 – 5,7, в 1927 – 5,5, в 1929 – 5,3 чел. Снижению людности К. х. способствовало и сокращение в его составе лиц, не связанных родством с дворообразующей семьей. Наличие в хоз-ве постоянно проживающих наем. работников или неполноправных родственников, к-рые в соотв. с неписаными и писаными нормами сов. права квалифицировались как батраки, могло послужить основанием для отнесения такого хоз-ва к категории кулацких со всеми вытекающими отсюда последствиями. Естественно, что крестьяне стремились избавиться от включенных чл. двора. В связи с этим тождество между К. х. и семьей к кон. 1920-х гг. стало почти полным.
Сокращение числа членов двора, как правило, вело к снижению его хоз. возможностей. Несмотря на завершение процесса восстановления аграр. экономики, состоятельность сиб. крест-ва в сер. 1920-х гг. уступала предрев. уровню. В 1927 в Сибирском кр. на 1 К. х. приходилось в ср. посева 5,6 дес., лошадей – 2,8, в т. ч. рабочих – 1,9, голов круп. рог. скота – 4,6, в т. ч. коров – 2,1. Существенно уменьшилась глубина имуществ. расслоения деревни, произошла ее нивелировка. Следствием этого стало общее снижение товарности сельского хозяйства, что негативно сказывалось на уровне развития маслоделия, сдерживало развитие зернового произв-ва. В кон. 1920-х гг. нивелировка сиб. деревни усилилась. Началась самоликвидация зажит. К. х.
После перехода к массовой коллективизации ситуация в сиб. деревне изменилась качественно. Большинство крестьян вошло в колхозы. Составлявшие основу их бывш. К. х. средства произв-ва либо почти полностью сдавались в коммуны или артели, либо ими самими уничтожались. В ходе раскулачивания ликвидировались хоз-ва, официально отнесенные к категории кулацких. Значительно сократили размеры своих хоз-в единоличники, превратившиеся в маргинал. группу сов. деревни. К кон. 1931 К. х. перестало быть осн. орг.-производств. ячейкой с. х. Сибири. К нач. 1940-х гг. индивид. К. х. в том виде, в к-ром оно существовало с нач. рос. аграр. колонизации, было фактически ликвидировано. Его своеобраз. рудиментом оставалось личное приусадебное хозяйство (ЛПХ) сел. жителей. Пережив многочисл. реформы и преобразования, оно сохранилось до наст. времени. Нек-рые из совр. ЛПХ по своим количеств. параметрам приблизились к К. х. В кон. 1980-х гг. офиц. определение крест. получили фермер. хоз-ва (см. Фермерство на рубеже XX–XXI вв.).
Лит.: Горюшкин Л.М. Аграрные отношения в Сибири периода империализма (1900–1917 гг.). Новосибирск, 1976; Зверев В.А. Семейное крестьянское домохозяйство в Сибири эпохи капитализма. Новосибирск, 1991; Мамсик Т.С. Сибирская аграрная буржуазия дореформенного периода: опыт социально-демографического анализа // Демографическое развитие Сибири периода феодализма. Новосибирск, 1991; Она же. Западносибирская приписная деревня в системе товарно-денежного хозяйства: Кайлинская волость по материалам окладных книг 1857 г. Новосибирск, 2001; Ильиных В.А. Крестьянское хозяйство в Сибири (конец 1890-х – начало 1940-х годов): тенденции и этапы развития // Крестьянская семья и двор в Сибири в ХХ веке: проблемы изучения. Новосибирск, 1999; Очерки истории крестьянского двора и семьи в Западной Сибири. Конец 1920-х – 1980-е гг. Новосибирск, 2001.
В.А. Зверев, В.А. Ильиных, Т.С. Мамсик