Начало и крах оперы Сибири

«Старушка упорно не желает выходить в тираж»

Арсений Авраамов, теоретик музыки[1]

Смотреть видео: https://youtu.be/DddwPBESHfI​

Первое театральное представление в Ново-Николаевском посёлке было показано 28 января 1896 года. Любительское, но всё-таки театральное. Причём, фактически это было два спектакля: комедия в двух действиях «В чужом пиру похмелье» Александра Николаевича Островского и водевиль-фарс в одном действии «Танцующий кавалер» Виктора Викторовича Билибина (псевдоним В. Холостов). 

Спектакли были поставлены усилиями супруги настоятеля Никольской церкви села Бугры Диомида Васильевича Чернявского. Почти все билеты были проданы, и сбор с них пошёл в пользу школы. Через две недели, 11 февраля 1896 года губернская газета «Томский листок» в малюсенькой безымянной заметке отметила: «Спектакль прошёл весьма удачно, и публика вынесла весьма приятное впечатление… было видно, что все участвовавшие приложили ни мало стараний для этого спектакля и в их игре было видно умение и опытность»[2]. Театральная жизнь началась: вышла первая положительная театральная рецензия, в 1897 в поселке прошли гастрольные спектакли, а в следующем организован регулярный драмкружок.

Руководитель российского «Товарищества драматических и оперных артистов», актер Вл. Тальзатти в «обзоре городов средней Сибири в театральном отношении» касается и крошечного Ново-Николаевского поселка, который «через несколько лет составит большой город. <…> Жизнь кипит ключом, дома растут как грибы, и со временем, вероятно, дело дойдёт и до театра»[3].

В сентябре 1897-го любительский спектакль в пользу железнодорожной школы дан на станции «Обь» (ныне Новосибирск Главный). Исполнителями были служащие в конторе депо. Водевиль Крестовского «Ворона в павлиньих перьях» «прошел очень недурно и произвел на зрителей весьма приятное впечатление, несмотря на то, что некоторые исполнители выступали на сцене в первый раз. Сбор был полный и в пользу школы отчислено до ста рублей. После спектакля был танцевальный вечер…»[4].

В следующем году в поселке открывается «общественное собрание служащих» с театральным залом, где силами драмкружка ставятся арии из оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя», той самой, которой в 1945 году откроется нынешний Новосибирский театр оперы и балета. 

Зимой 1901-1902 года театральная жизнь в городе идет «весьма оживленно». Силами Георгия Алексеевича Соколова, ставшего создателем профессионального городского театра, актрисы Э. В. Немировой и местных любителей ставится десяток популярных пьес: «Князь Серебряный», «Чародейка» и др. Сборы с постановок колебались от 180 до 400 рублей. А в 1902 году «с целью знакомить публику с хорошими пьесами» в поселке создаётся музыкально-драматическое общество. «В общем, театральное дело у нас имеет почву<…> здесь может утвердиться приличная труппа»[5].

Можно было бы долго ещё рассказывать о становлении театра в Ново-Николаевске, но уже видно, что к 1920-му году горожане уже были неплохо знакомы не только с драмой, но и с опереттой, и с оперой, в том числе из гастрольных выступлений артистов петербургской, миланской опер. Поэтому перевод в город Сибгостеатра был встречен публикой хорошо. Но сначала омская страничка его истории.

Как писала в апреле 1920 года газета «Советская Сибирь»: «Изголодавшийся без него [искусства] народ широкими волнами хлынул в театр, который близок и понятен каждому. Среди рабочих уже явились своего рода «театралы», которые каждый свободный вечер идут в театр посмотреть, нет-ли чего там нового, интересного. Но в омском театре нового ничего нет, а интересного очень мало. Репертуар театра построен слишком по столичному — одна пьеса повторяется десятки раз, а новая постановка — целое событие. Революционно-пролетарские пьесы почти не включены в репертуар; привоза их у нас пока еще очень мало, но они все-таки есть, и именно их так хочет видеть пришедший в театр рабочий зритель»[6].

Уже тогда проявился курс на создание РАБОЧЕГО театра.

Первый государственный советский театр (через год сменивший имя на Сибирский государственный театр оперы и драмы) был образован в Омске, тогдашнем центре Сибирского революционного комитета. Чрезвычайным уполномоченным по открытию театра был назначен известный большевик, заместитель председателя Сибнаробраза Вениамин Давидович Вегман. «Немедленно приступить к организации оперы. Имея ввиду высокую художественную ценность оперной труппы Сибполитпросвета (зачеркнуто, написано Сибгостеатра) и считая недопустимым дробление собранных в означенной труппе артистических сил, приказываю:..»[7].

Отделом народного образования Сибревкома была поставлена задача: «в настоящее время театр должен являться и является одним из путей внешкольного образования. Он знакомит пролетариат с историей, с историей общественной мысли, с бытом различных классов. Цели, преследуемые и достигаемые через настоящий театр, есть цели исключительно общеобразовательные, но отнюдь не художественно-образовательные. <…>Естественной и прямой задачей театра является развитие художественной самодеятельности масс, развитие в них художественного вкуса, знакомство с художественными образами литературы и драматургии.<…>Необходимо достижение полной гармонии сцены и зала, связи не только внутренней, но и внешней между творцом-исполнителем и зрителем, для чего желательно, при постановке каждой, особенной по своему “я”пьесы,  зал и фойе сливать воедино со сценой посредством украшений, меблировок, устройством выставок соответствующей пьесе эпохи и стиля. Перед началом представления должно быть сказано вступительное слово. <…>В антрактах — музыка, танцы, пение и демонстрация живописи означенной эпохи»[8].

Деятельному Вегману удалось быстро собрать коллектив нового театра из числа творческой интеллигенции, беженцев, оказавшихся в Западной Сибири в годы Гражданской войны. 31 октября в Большом народном театре Омска состоялась генеральная репетиция оперы А. П. Бородина «Князь Игорь», а вслед и премьера. 16 ноября «Грозой» А.Н. Островского там же открыла сезон драматическая труппа, а 17-го дал первый концерт симфонический оркестр, на котором также были исполнены «сольные выступления балерин, отдающие аттракционами»[9].

Это было самое большое артистическое объединение в Сибири: оперная труппа и балет (140 человек), большой симфонический оркестр (80 музыкантов), драматическая труппа (117 человек), группа для камерных выступлений (11 человек) плюс 185 человек техническо-управленческого аппарата. Всего 533 человека[10]. И хотя, полностью штат артистов собрать не удалось, в первый же сезон 1920/21 годов театр поставил семь опер классического репертуара: «Князь Игорь», «Паяцы», «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Кармен». «Сельская честь», «Севильский цирюльник». За творческую основу оперной труппы сразу же была взята академичность. Спектаклями дирижировали К.Ф. Брауэр, Б. Я. Виткин, Ю. М. Юровецкий. Тогда посещение театра ещё было бесплатным: «Платные спектакли безусловно воспрещаются»[11], с распространением билетов через военкоматы и профсоюзы.

Весной – летом 1921 года из Омска в Ново-Николаевскпереводят главный орган управления Сибири – Сибирский революционный комитет. 13 июня 1921 года постановлением ВЦИК была образована Новониколаевская губерния, включавшая части Томской, Омской и Алтайской губерний. Вместе с отделами Сибревкома потянулись и другие государственные, партийные и хозяйственные учреждения: Сиббюро ЦК партии, Сибцентросоюз, редакция газеты «Советская Сибирь» и… театр.

24 августа 1921-го постановлением Сибревкома оперная труппа объявлена государственной, а 30 августа принимается решение о переводе театра в Новониколаевск. «Учитывали и то обстоятельство, что если опера будет [здесь], куда часто работники всего Края съезжаются на краевые съезды, конференции и по разным другим административным и хозяйственным делам, то более широкий круг сибиряков получит возможность послушать музыку и пение в хорошем исполнении»[12].

Но второй сезон театр работает ещё в Омске, в его репертуаре уже 20 оперных спектаклей. Драматическая труппа оставалась в Омске в статусе городского театра, а вот оперную и балетную пришлось фактически формировать заново, поскольку её бюджетное финансирование закончилось, да и нужно было переоформлять контракты с артистами.

А тем временем, в Ново-Николаевске публику начали готовить к восприятию оперы. На летней сцене сада «Альгамбра» гастролерами показываются «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Демон», «Тоска», газета «Советская Сибирь» публикует подробные рецензии[13].

Под перевозимый театр отдали самый крупный в городе зрительный зал в здании Коммерческого собрания, построенного по проекту архитектора А. Д. Крячкова. Тогда оно называлось «Домом революции», военные годы было занято военным госпиталем, но 27 июня 1922-го было принято решение об организации «Рабочего Дворца», для «создания показательного центра духовной и физической культуры, предоставления рабочему населению Новониколаевска научно и художественно ценных занятий и развлечений… На Рабочий Дворец возлагается… устройство театра оперного и драматического, всякого рода концертов, празднеств, киносеансов, спортивных состязаний и т. п»[14].

Здание пришлось значительно реконструировать, были переоборудованы сцена и зрительный зал. Губисполком выделил на это 500 тыс. рублей. Ремонт был объявлен ударной стройкой. «Создание “Рабочего Дворца” должно быть делом рук самих рабочих. Рабочим организациям необходимо сейчас же установить, что они могут сделать для “Рабочего Дворца”. Единовременные отчисления коллективов, периодические отчисления от заработной платы, вступление членами “Рабочего Дворца”, организация добровольных рабочих бригад по производству ремонта, — вот тот путь, по которому должны пойти рабочие организации. К этому рабочие организации должны приступить немедленно»[15]. Работа «ведется весьма интенсивно. Производится перекройка полов, штукатурка внутренних и внешних стен и т. д. Наружная надпись “Коммерческий клуб” будет снята и заменена надписью “Рабочий Дворец”. К сожалению, ощущается некоторый недостаток в материалах в т. д»[16].

 Результат ремонта всех порадовал: «Возник настоящий дворец. Отделан он — это надо признать — как игрушка. Электричество, световые снопы которого прорываются сквозь окна на улицу, рельефно выделяет дворец на черном фоне темной ночи. Дворец производит тогда впечатление феерической сказочности, как будто его иллюминировали»[17].

Илл. 1.Здание Сибгостеатра. 1920-е г.

7 ноября, к 5-летней годовщине Октябрьской революции, Дворец был открыт торжественным заседание Горсовета. «В конце заседания присутствующие в зале гости по предложению тов. Равделя устроили шумные овации рабочим, строителям дворца, и профессору-строителю Крячкову, руководившему работами. Около 8 час вечера заседание было закрыто тов. Лавровым пением “Интернационала” всем залом»[18].

Через два дня состоялся первый бесплатный концерт для рабочих — вечер русской песни. Зрители «пришли в театр прямо с заводов со своими знаменами. Зал дворца был переполнен. В концерте выступили лучшие музыкальные силы. Концерт произвел на рабочих хорошее впечатление, в зале все время стояла абсолютная тишина, артистов слушали с большим вниманием»[19].

«При Рабочем Дворце имеется, как уже известно, опера. С трудом почти из ничего, пришлось ее создавать — все, начиная от занавеса, декораций бутафории, костюмов и до сцены включительно, сделано в настоящее время. Много усилий и энергии ушло на это. Опера все же создана, хотя это не являлось основной задачей Рабочего Дворца»[20]. Здесь также предполагались организация губернской библиотеки с читальным залом, лекционного бюро, художественная студия, научно-технический клуб с научным кинематографом, общество мироведения и др.

И вот, наконец-то, 15 ноября премьерой оперы А. С. Даргомыжского «Русалка» Сибирский государственный театр начал свой первый сезон в Ново-Николаевске. Назывался он тогда Сибирский государственный театр музыкальной драмы, а немного позднее Сибирский государственный оперный театр.

Через три дня вышла первая рецензия. Некто П.К. в статье «Театр и искусство» отметил: «Для Новониколаевска это звучит гордо и непривычно радостно. До сих пор ему приходилось довольствоваться отдельными сценами “под рояль”, без хора. Не удивительно, что театр был переполнен. И стены преображенного до неузнаваемости здания, украшенные росписями под Билибина и древнерусским орнаментом, наверное, с жутким удивлением смотрели на пестрые людские потоки». Критик разбирает игру актеров и называет их исполнение «приличным для провинциальной сцены», но в тоже время замечает тесноту сцены, однообразность декораций и недостаточность световых эффектов. «В заключение два слова о репертуаре. В то время, как русская музыка завоевала и завоевывает Запад, мы недостаточно внимательны к ней у себя дома. Желательно сократить итальянщину за счет введения Римского Корсакова, Мусоргского и др.»[21].

Ещё одна рецензия, вышедшая после 4-го подряд исполнения оперы, подробно разбирает игру актеров и их дублеров, особо отмечая вокальные средства баса И. И. Березняговского в партии мельника, широту диапазона тенора С. Д. Лебедева в партии князя и драматическое сопрано Л. Н. Балановской в партии Наташи. Ария «Днепра царица, предаюсь могучей власти я твоей» была «исполнена ей с редким подъемом»[22]. Также отмечена работа дирижера Ю. М. Юровецкого. «Новониколаевск, как центр Сибири, в театрально-художественном отношении занял подобающее ему место» - отмечает «Советская Сибирь»[23]

Сибгостеатр ориентировался на направление, известное под названием «музыкальной драмы». Руководство Сибгосоперы было превосходным: главным режиссером приглашён талантливый Я. А. Гречнев, хормейстером Н. С. Петров, балетмейстером Н. М. Сокольский, первым дирижером беспощадный А. В. Павлов-Арбенин. Чтобы не утомлять читателя излишними театральными подробностями, позвольте порекомендовать обширную, в целую полосу статью «Новониколаевский рабочий дворец» в газете «Советская Сибирь» от 8 декабря 1922 года, где подробно перечислены первые новониколаевские составы оперной, хоровой, балетной труппы, симфонического оркестра, постановки Сибирского государственного театра музыкальной драмы.

Илл. 2.Члены худсовета Сибгостеатра:

Гречнев, Павлов-Арбенин, председатель Вегман, Милеант, Виссонов 1923/24 гг.

 При театре сразу организуются оперная и балетная студии. «В студию будут приниматься в первую очередь командированные профорганами и РКСМ — бесплатно, во вторую — все желающие за плату. <…> Задача студии — создать новые активные балетные силы и инструкторов по художественному развитию, дабы бросить их в массы»[24]. Балетная студия создавалась на основе школы РАБИСа А.И. Пигин-Шамрета, созданной ещё в годы Гражданской войны. Её солистки — Р.П. Райковская, И.А. Российская, И.Р. Шорохова, Н.И. Ловцова не были балеринами[25], но танцевальные сцены ставились почти во всех операх. К ним привлекались артисты миманса и хора. 

В первом сезоне было поставлено уже два самостоятельных балета: «Шопениана» и «Сказка о рыбаке и рыбке», а во втором «Волшебная флейта», а 23 марта 1923-го на сцене прошёл «сильный и захватывающий» бенефис балета студии Н.М. Соколовского с «Пляской смерти» Сент-Санса, «половецкими плясками» и другими балетными фрагментами из опер.

Следующая премьера «Евгений Онегин», прошедшая в декабре 1923 года, была провалена. «Все ушли разочарованными. К концу театр опустел наполовину. Было томительно, было скучно. Томились, потому что спектакль начался с большим запозданием и антракты были бесконечно длинные. Спектакль закончился лишь в два часа ночи. Не у всякого хватило терпенья высидеть до конца. Мы на эту премьеру склонны смотреть как на генеральную репетицию, которой, собственно говоря, не было»[26] – пишет Вениамин Вегман.

Положение «Рабочего дворца», занимаемого театром в 1923 году, было «материально критическим – нет средств»[27]. Задолженность его составляла 240 000 рублей.  Необходимо было провести его реорганизацию. Опера переходит из ведомства в ведомство: в 1923-м в Губоно, потом Сибнаробраз, пока в мае 1924 не закрепилась в ведении ГОМХа Губисполкома.

В то же время новое для пролетариата искусство вызвало сильное противодействие. Газеты публиковали материалы с резкими возражениями. В числе аргументов была названа неподготовленность жителей города к восприятию такого формы развлечения и дороговизна билетов.

Сибгосопера была единственным сибирским театром, и одним из немногих в стране, который с приходом НЭПа остался на госбюджете. Ещё до его переезда газета «Советская Сибирь» ставит вопрос об экономической нецелесообразности открытия нового театра, об излишних расходах на его содержание, переводе на хозрасчёт: «Мы очень бедны духовно, если говорить о широких рабоче-крестьянских массах. Но из этого не следует делать вывод, что нам, в первую очередь, нужны театры, а не школы. Мы бедны материально. Этого нельзя забывать. Отсюда и нужно исходить при разрешении вопроса: быть или не быть в Новониколаевске государственному, да еще оперно-драматическому театру? <…> Помещение клуба нуждается в генеральном ремонте и приспособлении под театр. Для оборудования сцены, зрительного зала, проводки освещения и т. д. по рыночным ценам необходимо будет иметь один миллиард рублей. Перевезти оперу из Омска будет стоить не менее 100 миллионов рублей. <…> Ежемесячный расход по содержанию оперы <…> составит цифру в 350 млн. <…> Театр — хорошая вещь, но нам в первую очередь нужны школы, как первичные ячейки борьбы с темнотой и невежеством. <…> На содержание театра ни гроша из государственной кассы! Вместо Сиб.-оперы —школа!»[28].

Весной 1923-го тему активно продолжил редактор журнала «Сибирские огни» Валериан Павлович Правдухин. Диспут вылился в обвинительные речи. «…Искусство вообще является в истории человечества после второго обеденного блюда, поле удовлетворения первично-материальных потребностей… Человеку пресытившемуся надоедает вареный кусок мяса, свежий плод. Он выдумывает окрошку, винегрет, сложные кушанья. Сложные кушанья. Рождается опера… Не то горчица для мяса, не то мясо для горчицы... Я уже не говорю о балете, который удовлетворяется обычно любовью, полученной им в наследство от жеманного XVIII века. Эта любовь или другое несложное чувство, которое выражается специальным языком, специализацией эротических движений, где голова и остальные части прекрасного человеческого тела приносятся в жертву пляске ног». Писатель развил свою мысль до простого и ясного лозунга: «Долой оперу»[29].

Несмотря на субсидию, театр еле сводил концы с концами.  В сентябре 1923-го директором театра становится Н. М. Милеант. В акте приёма от Юровецкого: «деньги в сумме одного червонца.., два счета типографии “Советская Сибирь”.., две квитанции.., авансовый отчет с семнадцатью оправдательными документами..., лошадь масти вороной 5-ти лет, грива на левую сторону.., 6 дел канцелярии.., клавир к “Пиковой даме”, одноместная на резиновом ходу и рессорах, комплект затяжной сбруи…»[30].

 В 1924-м Сибревком хлопочет перед Ленинградским губисполкомом: «Просим выдать временное пользование ответственностью Сибревкома для Новониколаевского оперного театра костюмы ноты виду полного отсутствия таковых Новониколаевске»[31].

Илл. 3.Телеграмма в ленинградский Губисполком. 1924 г.

Неоднократно помогает и нарком просвещения А. В. Луначарский: «В ЦК РАБИС. Настоящим прошу Вас оказать всяческое содействие СибОНО при подборе им штата и ответственного персонала Сибгосоперы в Новониколаевске <…> Директору Большого театра тов. Лапицкому. Прошу Вас выдать <…> для Сибгосоперы необходимые партитуры для их репертуара либо во временное пользование на предстоящий сезон, либо на срок для переписки их»[32]. «Ликвидационной комиссии по Госснабу. Настоящим прошу из театрального имущества, имеющегося в вашем распоряжении, выдать необходимые теа костюмы для Сибгосоперы по выбору управляющего Сибгосоперой тов. Милеанта. Считаю целесообразным поддержку этого учреждения, а потому прошу Вас ходатайство Сибгосоперы удовлетворить без промедления»[33].

В 1925-м следует ещё одно обращение к Наркому «оказать содействие получения Сибирью тысячи единиц костюмов театральных актеров. Ленинградом вопрос согласован»[34].

Город рос, в нём постоянно был жилищный кризис, и многим работникам приходилось квартировать в самом театре. Директор Милеант отмечал: полная неустроенность целого ряда наших артистов <…> в смысле удовлетворительного жилища, служит крайне отягчающим и вредным фактом к вполне нормальному течению работ нашего театра»[35]. Поэтому многие артисты и руководители театра Юровецкий, Гречнев, Павлов-Арбенин после окончания сезона вынуждены были покидать труппу.

На фоне «безденежья» населения и сильного падения сборов руководство всячески пыталось пополнить доходность организации — театральный занавес использовался как рекламная площадка, управлению Сибоперы передавали в подсобную эксплуатацию летний театр-сад «Альгамбра», кинотеатр «1-й Госкино». Большая концертная и просветительная работа проводилась и в самом здании Сибгосоперы.

С другой стороны, необходимо было соблюсти баланс между увеличением доходности и привлечением в театр «профсоюзных масс». Этот вопрос стоял все годы работы Сибгосоперы. Несколько раз расширялся сектор дешёвых билетов, упорядочивался вопрос прохода по контрамаркам, в том числе незанятых служащих и родственников артистов, уменьшались квоты «казённых» (бесплатных мест) для руководства. Своё постоянное место в театре имели журналист Вегман, полномочный представитель ОГПУ Заковский, комендант города, начальник гарнизона, брандмайор и многие другие.

Нужно заметить, что первые лица города часто посещали оперу. Например, её поклонником был председатель Сибревкома М. М. Лашевич, который не пропускал ни одной премьеры и приходил даже на генеральные репетиции.

Тем не менее, давили оперу и органы власти. Анализируя финансовый отчёт предприятия за 1923 год, Вениамин Вегман отмечает: «Кто хоть раз побывал в опере, тот должен был признать, что нигде в Сибири, а только в Новониколаевске имеется уголок, в котором ярко горит очаг искусства. И этот очаг, понятно, надо и следует беречь. <…> Какое же отношение к этой опере? Город, например, за освещение дерет с оперы вдвое больше, чем с других предприятий. Губфинотдел нажимает всей тяжестью своего налогового пресса: опера, мол “увеселительное заведение”. А вот бесплатные спектакли для членов профсоюзов ставь»[36].

В мае 1925-го Сибгосопера была «обследована <...> по инициативе ПП ГПУ по Сибири в связи с имеющимися данными о бесхозяйственном ведении дел»[37]. Некоторые замечания по учету материалов и злоупотреблениям были подтверждены. «Заменены завхоз и администратор. Подыскивается опытный бухгалтер».

Но, несмотря на трудности, Сибгосопера продолжала работать и успешно. Труппа была достаточно полно укомплектована, каждый год театр расширял репертуар, ставил новые постановки, экспериментировал. Например, следуя общей тенденции «приближения к зрителю», в 1924-м театр перекроил «Тоску» Пуччини. Действие было перенесено из Италии во Францию времён Парижской коммуны. Премьера была приурочена к годовщине Октябрьской революции. «Эта постановка в плане общественном — была необходима, в плане художественном — сомнительна, но приходится считаться с тем, что опера — наиболее инертное из всех искусств, что в опере еще нескоро появятся подлинно революционные композиторы. <...> Важнее всего, что постановка означает сдвиг нашей оперы в сторону более внимательного обслуживания запросов широкой массы зрителей»[38]. Но новый спектакль «Дни коммуны» в репертуаре не удержался и вновь был заменён «Тоской».

В 1927-м была поставлена вахтанговская драма «Турандот» по пьесе Карла Гоцци. Она шла «в плане китайского представления: без занавеса, перемене декорации на глазах у публики. Изготовлены специальные китайские декорации, костюмы, бутафория»[39]. Но критика опять было строга: «Трудно представить себе “Турандот” невеселой, но произошла, очевидно, ошибка, опечатка, таинственная перестановка. Веселье пустячок был превращен в серьезную пьесу, Забавную сказочку сделали мелодрамой с благополучный окончанием... Вместо живой, веселой заключительной сцены, нам преподнесли финал американской фильмы»[40]. 

Илл. 4.Афиша спектакля «Турондот». 1928 г.[41]

В сезоне 1924/25 годов в труппе играла Л.А. Андреева-Дельмас, которой Александр Блок посвятил цикл стихов «Кармен».  На новониколаевской сцене Дельмас была не только роковой Кармен, но и неотразимой Сильвой. Кроме того, в разные сезоны среди солистов были московских и киевских театров И.И. Березняковский, Я.С. Загумённый и О.М. Добродеева-Короленко, А. Покровская, Ю. Щур, Ю. Матусевич, И. Полферов.

Рецензии на спектакли часто появляются на страницах губернской газеты. Во внимании и классовый подход — специально для рабочих ставится «Евгений Онегин».  В 1923 году известный журналист Вениамин Вегман пишет: «Первый спектакль исключительно для рабочих, наконец, состоялся. “Рабочий дворец” был, конечно, переполнен. Состав слушателей был на 90 проц. чисто пролетарский. Аудитория — самая благодарная. Все слушала со вниманием, все горячо отзывались на удачные выступления актеров. <...> Кое-кто из не совсем настоящих и чистых пролетариев всё-таки пробрался по билетам, предназначенных для пролетариев. <...> Просьба к профсоюзам бережно обращаться с билетами и распределять их с большим разбором, так, чтобы по ним шли только пролетарии»[42].

Не оставалась в стороне и детская аудитория.  В воскресенье и праздничные дни в театре ставились утренники. «Какой-то добрый гений, покровитель детворы, внушил администрации “Рабочего дворца” счастливую мысль устроить в минувшее воскресенье балетный утренник для детей и учащихся.<...>Поставленный в заключение одноактный балет “Волшебная флейта” увлекательный, живой изобилующий комическими положениями с финальной погоней всех участников спектакля за обладателем “Волшебной флейты”и с появлением всех артистов среди публики—явился блестящим завершением этого исключительного по настроению спектакля, создавшего редкое единение между зрительным залом и сценой и превратившего артистов балета в расшалившихся детей, а юных “зрителей” в антрактах в танцоров и балерин»[43].

Всегда на высоте была оперная труппа, состоящая из сибиряков, которая «поистине является большим вокальным достижением. В репертуаре Рабочего Дворца нет такой оперы, в которой хор не выделился бы своей звучностью и стройностью»[44]. Самая молодая артистка хора Вера Афиногеновна Евреинова вспоминала: «Голоса были подобраны великолепно, один к одному. И почти каждый артист с листа мог читать свою партию. <...> Хор составлял костяк всей труппы. Если состав солистов оперы каждый сезон менялся почти наполовину, то хор всегда оставался прежним»[45].

Летом 1926-го наш хор ездил на гастроли и в европейскую часть страны, в Астрахань, а вот заезжие к нам гастролеры сильно проигрывали: «Два дня подряд концертировал Лабинский. Он не удивил и не поразил нас. Он только показал, что некогда у него был мощный голос, которым он и теперь прекрасно управляет. <...> Что касается Стекль, то она танцует не дурно и в балете всегда будет выделяться, но Новониколаевск уже не такая захолустная провинция, чтобы Стекль могла здесь кого-нибудь пленить своим хореографическим искусством»[46].

Сезоны чередовались, несколько зимних месяцев давали оперу, весной приезжала драматическая труппа. Когда в 1927 году из-за малых сборов дирекция театра решила досрочно закрыть оперный сезон в Новосибирске, горожане обратились в редакцию «Советской Сибири» с требованием продолжить спектакли. Письмо подписало 400 человек: «опера в последнее время имеет много слушателей среди рабочих и служащих и начинает приобретать особенное значение»[47].

В сезоне 1925/26 годов «за первых три месяца Сибгосопера получила 55.000 руб., при средней посещаемости в 600 чел. (в прошлые годы 400 чел.). Этот успех следует рассматривать как значительное культурное достижение, как крупную победу над косностью и консервативностью публики, которая вовлекается понемногу в орбиту подлинного искусства. <...> Правда, и сейчас еще приходится делать уступки — ставить два раза в неделю оперетки, Мусоргского чередовать с Валентиновым, но пока это неизбежно: опереткой материально поддерживается опера»[48]. И всё равно из-за огромных расходов дефицит бюджета к концу достиг 180 тысяч рублей.

Бичом оставались цены на билеты. «Открылся долгожданный оперный сезон. Вы льстили себя надежной посмотреть хорошую оперу. Но увы! Цены оказались на билеты далеко выше поля зрения не только рабочих, но и служащих, получающих приличные ставки»[49].

Вводятся сезонные абонементы на льготное посещение театра, Крайсовпроф договаривается о выделении для членов профсоюзов 270 билетов со скидкой 50 процентов на каждый спектакль. Практикуется и «рабочая полоса» с 30% удешевлением билетов. В сезон 1926/27 по ней прошло более четверти зрителей. Для рабочих и служащих предоставляется кредит по коллективным спискам. Два раза в неделю на спектакли продаются дешевые билеты (по 15 копеек), и обычно в такие дни театр переполнен. Пошли навстречу и власти: госоперу освободили от местных налогов со зрелищ и сборов с афиш; страхование здания взял на себя Горсовет; театру стали давать электроэнергию по себестоимости.

Сибгосопера снова и снова всячески ищет дополнительные финансовые средства и весной 1927-го выходит в Горсовет с предложением аренды и эксплуатации «тенистого» Кладбищенского сада (ныне Центральный парк) для организации в нём «народного коммунального сада» с постройкой большой сцены, летнего кинематографа, буфета-ресторана, игр и т.д.

В 1928 году артисты Сибгосоперы дали несколько концертов классической музыки в новом клубе завода «Труд». «Зрительный зал клуба — на 350 мест. Но на концерт собралось чуть ли ни в два раза больше — сидели на полу, стояли в проходах и т.д. Аудитория — рабочие завода с семьями, и немного других граждан Закаменки»[50].

Коллектив не только выезжает в рабочие клубы, но проводит радиоконцерты и лекции, благотворительные выступления – по случаю разных годовщин, в помощь воздушному флоту, школам, бесплатные спектакли для воинов Красной армии,  целевые для профсоюзов и т. д. Перед симфоническими концертами с объяснительной беседой стал выступать музыковед.

 Перед сезоном 1926/27 года произошло обновление руководства театра. Директором и одновременно главным дирижером стал М. Я. Крамер, хормейстером С. Ф. Абаянцев, дирижерами были А. А. Позен, Ф. С. Таль и М. Г. Шейн. Сильно приросла балетная труппа. Главным балетмейстером стала Е.А. Пушкина, приехавшая с группой артистов из Одесского театра. В тот год Екатерина Антоновна поставила в Новосибирске первый классический балет – «Лебединое озеро». Она же в нём танцевала партию Одетты-Одиллии.

Илл. 5.Балет Сибгосоперы. Сезон 1928/29 гг.[51]

[52]Неплохим было и качество постановок. В 1926 году столичный журнал «Жизнь искусства» отмечает: «Наибольшим успехом у публики пользуются В. Попова, М. Ростропович, А. Дорова… <...> А. Петровский (последний очень хорош в оперетке). Нельзя не отметить отличную работу режиссера И. П. Варфоломеева. Хорошо поставлены оркестр и хор. Вполне прилично внешнее оформление спектаклей. Есть в деле и дефекты: отдельные исполнители иногда неудовлетворительны. Чувствуется порой непроработанность спектакля в целом и т.д., но все же из всех сибирских театральных предприятий Сибгосопера — самое серьезное и ценное, наиболее свободное от халтуры»[53].

«Театральная жизнь молодой сибирской столицы по сравнению с теажизнью других сибирских городов составляла до сих пор счастливое исключение. В то время, как остальная Сибирь в течение ряда лет должна была довольствоваться “налетами” гастролеров, Новосибирск пять лет подряд имел самостоятельное и довольно солидное оперное дело. Среди наблюдавшегося по сибирским городам громадного разлива беззастенчивой халтуры и стопроцентного провинциализма Сибгосопера являлась все эти годы маленьким оазисом подлинной театральной культуры»[54].

В 1926-м оформляется идея создания в Сибири «театрального комбината», подразумевающего регулярную «перегруппировку» трупп Новосибирска, Красноярска и Иркутска.  Воплощён проект так и не был, но являясь общесибирским театром, Сибгосопера каждое лето выезжает на гастроли по сибирским городам, где всегда имеет успех. Пермь, Омск, Бийск, Сталинск. Так, в Барнауле билеты были проданы за неделю до приезда театра. «Барнаульцы, изголодавшиеся по серьезной музыке и пению, встретили оперу восторженно. Все спектакли коллектива Сибгосоперы прошли с успехом, превысившим ожидания»[55]. Здание театра в Новосибирске тоже не пустовало, в нём показывали кино, выступали гастролеры, например, в 1927-м знаменитый квартет имени Глазунова, который ещё вернётся в наш город 14 лет спустя, в годы Великой Отечественной войны.

 В январе 1928 директора М.Я. Крамера сменил П. Е. Карабинин. Он начал с увольнения пьяниц и «бездельников», включая скандалиста балетмейстера Р. И. Баланотти. «После этой операции установился порядок»[56].

Илл. 6.Приказ по театру о снятии с работы. 1928г.[57]

В феврале 1928-го Сибгостеатру продано здание каркасного цирка на Андреевской площади (ныне Кондратюка). Теперь в цирковые программы, проводимые там, включаются и выступления артистов театра, балетной студии, постановки оперетты. В сезон 1928/29 годов труппа оперетты во главе с Ю. Л. Сагайдачным выделяется из Сибгосоперы в самостоятельную организацию — государственный театр «Советская оперетта».

Помимо классического репертуара Сибгосопера ставит и произведения советских авторов: первые советские оперы: «Орлиный бунт», «Северный ветер», «Прорыв», готовится к показу (вслед за Большим театром в Москве) первый советский балет «Красный мак» по либретто М. И. Курилко, на музыку композитора Р. М. Глиэра.

В 1928-м на афише впервые появилась надпись: «Билеты все проданы». «Страсть новосибирцев к опере превращается в мистику», – пишет «Советская Сибирь»[58].

И хотя Вениамин Вегман заверяет, что «Если в первом сезоне еще возникали сомнения на счет того, способен ли Сибгостеатр выжить со своей оперой, то теперь никто уже в этом не сомневается. Теперь уже всеми Сибгостеатр признается, как очаг театрального искусства, как очаг музыкальной культуры»[59], нападки на оперу снова стали возрастать.

Но вдруг, в мае 1928-го произошёл мощный надлом. В городе прошли гастроли 1-го московского рабочего театра Пролеткульта. Спектакли «Власть», «По ту сторону щели» и другие получили восторженные отзывы новосибирских критиков и широкое (удивительно созвучное) рабочее обсуждение в прессе.

«Призраки новониколаевского купеческого клуба, утвердившие в новосибирском гостеатре перезрелую напудренную оперетку, бродят по кругу на корде жирной благопристойности. Мясистые призраки с набухшими вырезами платьев, с оголенными окороками плеч и мощными крупами, с которых складки шёлка не успевают добежать до чуркообразных икр…»[60] и далее, далее, далее.

Илл. 7.Карикатура журнала «Настоящее». 1928 г[61].

 «Я ходил в театр только один раз, — говорит рабочий Кринц, — на оперу, я не помню теперь ее названия, нo знаю, что показывали жизнь богачей. Смотришь, слушаешь, а там, на сцене, какие-то все княгини, князья и проч., что давно уже рабочему о них вспоминать и смотреть их подлость надоело. Или еще лучше. Какая-нибудь 8-пудовая баронесса выйдет на сцену почти совсем обнаженная, ну, тут и подумаешь: — чего хочет добиться автор этой мещанской, буржуазной пьесы, что здесь может получить рабочий?.. Нет никакого интереса смотреть то, старое, что было да прошло, а нового, вот как жить сегодня, как жить завтра, — об этом театр молчит»[62].

«Я лично ходил на оперы раза два, а потом плюнул. Сидишь, смотришь целый вечер, слушаешь и ничего не понимаешь. А если и поймешь, то все равно тебя не заинтересует постановка — не для нас она. Bсе постановки из жизни каких-то помещиков, капиталистов, что было когда-то, при царе Горохе. А вот что нужно сейчас, как сгладить шероховатости в нашем корявом быту, в нашей жизни — этого не показывают»[63].

«Довольно нас угощали опереттами и операми с графьями, князьями и восьмипудовыми баронессами, — говорят железнодорожники: — мы этого „искусства" не понимаем и понимать не хотим". Удешевите цены на билеты! Покажите „Власть" рабочей массе!»[64].

«Пусть рабочие Новосибирска увидят настоящий революционный пролетарский театр! Пусть увидев его, они загорятся желанием построить в Новосибирске Дом Культуры и завести такой же постоянный театр. Давайте, нажмем на новосибирские «власти», — им это только приятно будет — возьмем их с собой в театр и будем вместе грохотать на превосходном истинно-художественном и революционном спектакле!»[65].

«Театр Пролеткульта — подлинное детище революции. Его постановки, при участии выдающихся режиссеров, советских драматургов и талантливых высококвалифицированных молодых актеров отличаются прекрасным исполнением, большой технической слаженностью и бодрым, революционным содержанием»[66].

Нападки краевой газеты подхватили и авторы литературно-политического журнала пролеткультовцев «Настоящее», известного своей ярко выраженной левой позицией. Они подошли к вопросу и с классово-художественной стороны. «Искусство тенденциозно. В эпоху диктатуры пролетариата труд художника должен служить делу классовой борьбы. Художник должен все свое мастерство посвятить, с одной стороны, борьбе с мещанством, с разлагающим влиянием враждебных пролетариату классов, со всеми проявлениями пережитков рабского прошлого; с другой -активизированию рабочих и крестьянских масс в сторону строительства новых, коллективистических форм личного и общественного быта… Мы хотим вскрывать факты. Отражать мы хотим те факты, которые надо отражать, как нападение врага. Мы хотим воздействовать, а не воспевать. Делать и переделывать жизнь, а не украшать ее нежными видовыми открытками»[67].

Илл. 8.Карикатура журнала «Настоящее». 1928 г[68].

 Отражение нападения врага иллюстрировалось вот такими карикатурами, высмеивающими богему и прочих «любителей искусства». Максим Горький назовет «настоящинцев» вредителями, выйдет специальное Постановление ЦК ВКП(б) «О выступлении части сибирских литераторов и литературных организаций против Максима Горького», на Сибирском Крайкоме партии их действия будут названы «и наглостью, и “левым” загибом, и  глупостью – всё вместе взятое»[69]. Это будет в 1929-м, потом в 1932-м РАПП и Пролеткульт будут «перестроены».

Осенью 1928-го в городе открылась мастерская этого театра Пролеткульта, «обнаружившая большие жизнетворческие силы»[70].

В декабре в Сибгосопере прошла производственная театральная конференция организованного зрителя. Обсуждение происходило долго и эмоционально. Директор театра П. Е. Карабинин описал положение театра и подробно расписал куда расходуются те пресловутые «отпетые сто тысяч» рулей, статья о которых в газете «Советская Сибирь» подняла столько шума[71].

Пришедшие на конференцию рабочие, из которых «очень мало кто бывал в опере», решили «выразить своё недовольство новосибирской “театральной политикой” <…> Сибгостеатр далёк от рабочих, не только в силу своего территориального положения. Ничто в этом театре не ориентируется на рабочего, — ни его программки (20 коп.), ни его буфет (аховые цены), ни, наконец, характер его художественной продукции»[72].

В пример приводится группа 13 «развитых» шахтеров. «Тов. Лучинин (Союз горняков) Конечно, искать в опере больной помощи делу социалистического строительства это дело отчаянное… Нам пришлось сводить сюда 13 человек шахтеров членов нашего краевого пленума. Ребята не самые отсталые можно оказать конфетка… ну, как, понравилась? Да так немного недопоняли. Видишь тут идет, а музыка не дает слушать слова»[73]. Вот незадача - «шахтеры нашли, что в опере не всё обстоит благополучно»[74].

Также рабочие ставили вопрос о необходимости перед спектаклем разъяснять им, что это за опера, в чем она заключается и т.д». Вот тов. Пиняев из типографии «Советская Сибирь»: «Там сидят эти дяди и дамы оголенные. <…> Опера не для нас, не в том смысле, что она не отвечает, а в том смысле, что она нам дорога. И это так и это совершенно верно. <…> Опера нам нужна, но нужно только дать понять рабочему, что это за опера и как ее нужно слушать и как смотреть»[75]. Иначе, как справедливо заметили критики, нам «остается водку пить и морду кулаками бить»[76].

Проблемой было и позднее начало спектаклей (в 8 часов вечера, а то и с опозданием, которое, бывало, доходило до полутора часов!) и, соответственно, позднее их окончание, а рано утром идти на производство: «Тов. Погубников (мылзавод): Коротенько в двух словах. Почему у нас малая посещаемость? Я скажу по своему заводу – потому что у нас рабочие не в центре, а разбросаны по окраинам, и в Нахаловке, и за Каменкой, и на Второй Ельцовке. Поэтому, приходится в силу необходимости воздерживаться, и если пойдёшь отсюда в час ночи, то, пожалуй, и не придёшь. Тогда наша неявка получится на все 100%. Про себя скажу, что я в этом здании не был уже около 2-х лет. Живу около окружной больницы и куда же я пойду, тебе ещё голову оторвут»[77].

Говорилось и о дефиците оперы: «она пожирает каждый год сто тысяч и даже больше», о необходимости концертов для рабочих, о партийной политике в области театра и о предпочтении драмы. Эту позицию поддержали культотдел Крайпрофобра и редакция газеты «Советская Сибирь». Дотацию, выделяемую опере, предлагалось использовать на постройку «приличного циркового здания американского типа», литейного цеха завода Труд.

15 декабря в редакции газеты прошёл диспут «Какой театр нужен Новосибирску». «Все выступления со стороны представителей СовСибири направлены были против оперы и носили крайне резкий, непримиримый, порою просто недопустимо оскорбительный характер. Враждебная по отношению к опере, атмосфера диспута настолько была насыщена непримиримой ненавистью, что даже дельная и спокойная попытка режиссера ТРАМа тов. Брауэра, выступить в защиту оперы, повлекла за собою угрозу тов. Шацкого изменить свое и газеты отношение к спектаклям ТРАМа, возглавляемого тов. Брауэром, в сторону резкого осуждения. Больше всех неистовует на диспуте его "хозяин" редактор газеты Советская Сибирь тов. Шацкий, выливший на голову, приглашенных им "гостей" из Сибгостеатра, целый ушат помоев. Критикуя оперу, как "совершенно безсмысленное идиотское искусство тов. Шацкий договорился в конце концов до прямого обвинения оперы и оперного театра в определенной контрреволюции /он сказал, что "опера это гнездо контрреволюции"/ с художественной же стороны неся в Новосибирске гастрольной характер, опера Сибгосопера является сплошной халтурой, не представляющей собой никакой художественной ценности… С оперой надо покончить раз и навсегда»[78].

Пресса подхватила рабочий посыл, на её страницы вновь начали выплёскиваться нападки на чуждый рабочему зрителю, «буржуазный» жанр.

«Не хватает нам идеологического театра, обслуживающего рабочего зрителя. <…> Обветшалая эстетика оперных постановок, рутина оперного спектакля только портит вкусы»[79]. «Вообще нельзя дрыгать ногами только от оперы. Культурную революцию на театре будет делать драма и комедия. Прежде всего эти виды искусства»[80].

В то же время «Советская Сибирь» поставила в пример красноярцев. Местная филармония дала 3 камерных концерта: «Существуя исключительно на членские взносы, общество тем не менее нашло силы поставить 3 камерных концерта, общедоступность которых привлекла в стены гортеатра подлинного рабочего – слушателя, чего так тщетно добивается Новосибирск»[81].

А вот вокальные вечера, проводившиеся в Новосибирске, опять не угодили.  На этот раз критике не хватило «серьёзной» музыки: «Концерт памяти композитора Чайковского был вечером его романсов. Это все равно, что вечер творчества Гоголя посвятить опере «Нос» Шостаковича»… На вечере симфонического композитора пели только романсы. Чайковский, написавший квартет, трио, скрипичный и фортепьянные концерты, сюиты; Чайковский, написавший 6 великолепнейших симфоний, на вечере его памяти был забыт… Недоставало еще романса “Был у Христа младенца сад”, который исполнялся в прошлом году оперными артистами на десятилетии Красной армии»[82].

Будучи у нас в командировке по городам Сибири, и, зная тяжелое положение театра, в него приехал нарком просвещения РСФСР А. В. Луначарский. Его визит 15 декабря был совершенно неожиданным, руководству даже пришлось срочно уйти с конференции рабкоров, обсуждавших вопрос «Какой театр нужен Новосибирску?». Вероятно, наркому удалось увидеть репетицию спектакля, т. к. премьера «Красного мака» состоялась лишь через две недели, 29 декабря. Он писал в журнале «Красная нива»: «В городе есть театр. <...> Я, например, имел удовольствие видеть там не что иное, как “Красный мак”, — вещь, которая имеет смысл только при известной роскоши постановки. И что же — на малюсенькой сцене, с небольшим количеством балетных танцоров руководителям новосибирского театра удалось устроить премилый спектакль, удивительно свежий, находчивый в смысле мизансцен, Небольшой оркестр и танцоры нисколько не уронили общего впечатления от постановки, которая достаточно интересна для любой столицы, а для новой Сибири должна быть признана изумительной»[83]. Луначарский оставил театру отзыв: «Я удивляюсь искусству, с которым Оперный театр Новосибирска поставил со слабыми средствами такой постановочный балет, как “Красный мак”. Очень искусно, очень умело»[84]. Этот отзыв был отпечатан большим тиражом, его распространяли среди зрителей, но даже народный комиссар просвещения, которого самого упрекали в правом уклоне, не смог остановить рапповско-пролеткультовскую атаку на Сибгостеатр.

В 1929-м журнал «Новый зритель» сообщает, что в Новосибирске «на спектакле в Сибгостеатре возмущёнными зрителями была освистана оперетта “Белая моль”. Раздавались возгласы: “Долой мещанское нытье!”, “Убрать из Сибгостеатра похабщину!”, “За наши деньги требуем здорового зрелища!” После выражения протеста против постановки “Белой моли”, часть зрителей покинула зрительный зал»[85].

Но гонения на оперное искусство в Сибири было уже не остановить. В них приняли участие не только рабселькоры. На заводе «Труд», хлебозаводе, пивзаводе, мельнице прошли единодушные собрания трудовых коллективов. Рабочие энергично сказали: «Нам нужен рабочий театр, как орудие борьбы с классовым, как средство организации активности масс, строящих социализм. — Довольно нас пичкали буржуазной дребеденью, идеологически вредной, вроде тех опер, оперетт и драм, которыми богат Сибирский театр. Долой политически чуждые нам постановки! Довольно, прикрываясь разговорами о классиках, драматургах, о классической музыке, преподносить нам мещанскую обывательскую халтуру! Долой правых уклонистов в вопросах театральной политики. Мы целиком поддерживаем лозунг общества рабочего театра: “Чтобы к концу пятилетки и духу не было в Сибири буржуазного театра”. Да здравствует новый, бодрый, действенный пролетарский театр! Дорогу сибирскому пролеткульту! Дорогу массовой инициативе в деле создания рабочего театра!»[86].

«Пролетарская общественность Новосибирска требует прекращения расточительной траты советских денег на обслуживание классово чуждых пролетариату слоев. Новосибирску нужен рабочий театр, который обойдется гораздо дешевле Оперы. "Нужна ли Опера?" - такой вопрос задал на партийной конференции Закаменского района при обсуждении доклада секретаря окружкома ВКП(б) т. Зайцева делегат винзавода тов. Винокур»[87].

«…У нас шесть лет существует Опера. Это всё равно, что зимой ходить в шубе, но без обуви…»[88].

«Дискуссия заставила руководителей театральной политики пересмотреть свои старые позиции и решительно пойти на встречу рабочем зрителю в смысле обновления репертуара. <…> Затасканные, обветшалые декорации “Травиаты” и “иже с ней” запрятаны в самый дальний угол театрального зала. Новый зритель от этого только выиграет»[89].

В мае 1929-го газета «Советская Сибирь» опубликовала фактически некролог по поводу бесславной кончины оперы в Новосибирске: «вряд ли кто добрым словом поминает “покойницу”: оперное дело не сумело снискать себе симпатий советской общественности, оно было глухо к зовам современности и, угрожая самым консервативным вкусам обывательской публики, чуждалось обновлений, свежего духа, художественных реформ. <…> До сих пор мы щедро поливали из лейки госдотаций чужой нам по форме и духу сибирский оперно-балетный театр. На “па де де” мы тратили в среднем 120 тысяч рублей в год. <…> Вопрос о постройке нового театрального здания в Новосибирске решен в положительном смысле. Надо подумать о достойных “жильцах” для этого дома. Не для оперетки же мы собираемся воздвигать новый театр?»[90].

Гонения на оперу удивительно совпали с концом периода НЭПа, пострадали и другие творческие организации – в 1927-м в Новосибирске закрылась музыкальная школа, через два года был распущен даже оркестр народных инструментов. Время менялось на глазах. 

Ещё в 1926-м в Новосибирске задумались о постройке для рабочего театра нового, большого здания, но пока ограничивались «внешним и внутренним ремонтом»[91] прежнего, пристройкой к зрительному залу со стороны Михайловской рощи. Летом 1928-го в прессе развернулась дискуссия. «Работники искусств “Сибгосоперы” уже отработали один день в фонд “Дома Культуры”. Пусть это явится примером. Нужно бить во все колокола, призывать всех граждан к активному участию в создании фонда “Дома Культуры”», пишет тов. Ордынский. Ему возражает С. Ф.: «Сбор добровольных пожертвований уже начат. Но мое мнение такое, что товарищ, который возбудил этот (очень ценный вопрос) все-таки ошибся и не заметил более острого вопроса, о котором везде и всюду кричит рабочая масса <…> — это постройка жилища для рабочих»[92].

С одной стороны, властями признавалось, что театр является «наиболее доступным орудием пропаганды идей социализма», с другой заявлялось, что «современный театр является буржуазным наследием со всеми признаками буржуазного характера, является театром интимного характера, со свойственным для него делением мест по удобству: ложи, партер, балкон, галереи. <…> Современный театр не годен для массовых постановок и не рассчитан на массового зрителя»[93].

В июле в городе состоялось собрание актива рабселькоров, на котором выступил Председатель ЦК Пролеткульта тов. В. Плетнев: «Мы находимся на пороге к созданию рабочего театра в Новосибирске, такого театра, который явится проводником новых начал на театральном фронте, активным участником социалистического строительства и борцом с мещанским засилием в области театрально-художественной работы. <…> рабочий зритель Новосибирска до сих пор совершенно не был обслужен театром. Рутинная опера ему не по карману и не по вкусу. Поэтому местные и краевые организации должны немедля оказать поддержку этому прекрасному начинанию»[94].

Создан Комитет содействия строительству театра («Комсод»), во главе с зампредседателя Сибкрайисполкома И. Г. Зайцевым и основателем Сибгосоперы В. Д. Вегманом. Строительство «Дома культуры» как «композиция театра с центральной библиотекой и музеем» требовало более 10 лет и предварительной суммы «до 2 ½ миллионов рублей». Поэтому, руководство Сибгосоперы предложило проект кардинального расширения своей сцены и зрительного зала до 2 000 мест.

С 1927 года в сибирских городах начали обмен театральными труппами. Сибгосопера потеряла краевой статус и была передана на городской баланс. Сезон 1927/28-го она начала в Томске, несколько месяцев следующего в Иркутске, 1929/30 прошел в Перми, половина следующего снова в Томске, а в начале 1931-го труппа возвращается в Новосибирск, но лишь на четыре месяца. Её репертуар претерпел кардинальные изменения — в нём всего четыре классические оперы, три советских и балет «Красный мак». Региональная пресса приветствует изменения: «Сибирская государственная опера <…> встает на путь советизации одного из самых неподвижных театральных искусств – оперного искусства»[95].

Илл. 9.Программа Сибгостеатра. Сезон 1927/28 гг.

 

Переброска больших трупп и громоздких декораций давно уже беспокоила театральную общественность. «Это обстоятельство создает угрозу распыления того, что годами собиралось вокруг Сибгосоперы, и что представляет для Сибири известную художественную ценность, ибо в сибирских условиях подбор достаточно квалифицированной оперной силы вызывает большие трудности, не говоря уже о больших денежных затратах. Однако, факт остается фактом. Повторяемые эксперименты над Сибгостеатром, очевидно, приведут к тому, что от солидного театрального дела в сибирской столице может остаться пустое место»[96].

22 мая 1931-го на центральной площади Новосибирска состоялась торжественная закладка первого камня в строительство Дома науки и культуры, будущего «Большого театра Сибири», в которое, в том числе, планируется заселить и Сибгосоперу. Её работники также были приглашены на этот торжественный митинг. А пока её здание «Рабочего дворца» передаётся передвижному драматическому театру «Красный факел», сама же труппа оперного театра выдвигается в очередной путь, в Красноярск.

Свой последний сезон 1933/34 годов изгнанная Сибгосопера провела в Иркутске, но уже в качестве Восточно-Сибирского краевого театра, а потом Иркутского городского оперного театра. Но не удержалась и здесь. 31 мая 1934 в Иркутске был дан последний спектакль — «Кармен», а после возвращения театра в Новосибирск коллектив был распущен. Часть артистов уехала из Сибири, а хор, симфонический оркестр, некоторые солисты были приняты на работу в штат Новосибирского радиокомитета. Некоторые из них после смогли послужить и в труппе нового оперного театра.

Как бы там ни было, Сибирский государственный оперный театр оставил широкий след в культуре Новосибирска. Его художественная позиция выражалась в последовательной преемственности русского реалистического театра. За 14 лет репертуарный список Сибгосоперы включал почти 60 названий русских и зарубежных композиторов. Среди них первое место (36 названий) занимали оперы, в основном классические: 15 русских и 16 европейских, но были и 5 советских. Также ставились комические оперы, оперетты, кабаре, а также балеты. В репертуаре 13 оперетт: «Корневильские колокола», «Цыганский барон», «Сильва», «Баядера», «Прекрасная Елена», «Марица», «Принцесса цирка», «Женихи», 10 балетов: «Шопениана», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Волшебная флейта», «Лебединое озеро», «Красный мак», «Конек-горбунок», «Корсар», «Футболист» и др[97].

Прекрасные начальные страницы академического искусства в Новосибирске, незаурядные постановки провинциального оперного театра имели революционное культурное значение не только для Сибири 1920-годов, но и стали явлением в театральной жизни всего Советского Союза. Но они опередили своё время.

Константин Голодяев

В некотором сокращении материал опубликован в журнале «Сибирские огни». 2022. Октябрь. С. 148-166 https://www.sibogni.ru/content/vzlet-i-padenie-sibgosopery