Алиджанов Али Халилович

Али

Али Халилович Алиджанов (1932-1992)

первый заместитель председателя новосибирского горисполкома. Руководил проектированием и строительством жилмассивов: Молодежный, Горский, Прибрежный, Новая Заря, объектов общегородского значения – МНТК «Микрохирургия глаза», гостиница «Сибирь» и др.

Лауреат Государственной премии СССР.

Печатается по книге:

«Созидатели»: очерки о людях, вписавших свое имя в историю Новосибирска. Т. I. С. 8-19.

Составитель Н. А. Александров; Редактор Е. А. Городецкий.

Новосибирск: Клуб меценатов, 2003. – Т.1. - 512 с.; Т.2. - 496 с.

На Вокзальной магистрали Новосибирска, на углу дома рядом с «Сибгипротрансом», установлена мемориальная доска с барельефом. На ней скромная надпись:

В этом доме с 1959 по 1992 год

жил инженер-строитель

Лауреат Государственной премии СССР

Али Халилович Алиджанов.

Просто – инженер-строитель. Но масштаб этой личности таков, что к очерку просился иной заголовок. Что-то вроде: «Горный орел» или «Русская душа»... И тот, и другой был бы в точку. Но такая выспренность не соответствовала бы характеру героя. Да и обобщенный образ тут не уместен. Потому что Али Халилович Алиджанов был личностью уникальной.

...Он был чемпионом Москвы в беге на 400 метров. Он вообще любил трудные дистанции и был настоящим спортивным бойцом. Он ориентировался на цель, не сомневаясь в ее достижимости. Для него не существовало неразрешимых задач, были те, которые или не ставились, или – еще не дождались своего решения. И тогда Алиджанов увлекал единомышленников, и они настраивались на режим поиска.

Где бы ни работал Али, он умел, со своей кавказской напористостью, поддерживать огонь в горниле коллективной творческой мысли. Но не подставлял грудь под медали. Он вообще не признавал в работе личных местоимений. Он говорил – «мы». Думаем. Решили. Сделали... Случайно ли, что его любимым «жанром» в легкой атлетике была эстафета.

В последний раз он весело бежал по Садовому кольцу накануне государственных экзаменов в Московском институте инженеров транспорта в 1955 году. В день Победы, в честь великого праздника всего народа и, в частности, его семьи.

Это была традиционная для того времени интернациональная семья. Мама Вера – русских кровей, и вместе с бабушкой они немало потрудились над русской душой юного черноглазого создания отточенной красоты, в каждом движении которого угадывался лезгин. Тонкий, быстрый, с необычайно легкой и пружинистой походкой, он был горяч, как молодой конь, но сдержан. Азартен, но реалистичен. Он был не только «породист», но и прекрасно воспитан.

Впрочем, воспитание лишь отшлифовало задатки, определило кругозор, придало блеск изначально добротному «материалу». Не случайно Али чуть ли ни с пеленок считался лидером среди сверстников, комсомольским вожаком в студенческой среде, мастером на выдумку, заводилой и запевалой, непревзойденным тамадой, который умел в застолье заметить каждого и использовать момент, чтобы остроумно и ярко подчеркнуть достоинства каждого. Так что даже на юбилеях обходились без «культа личности», и юбиляры легко и щедро делили торжество со всеми присутствовавшими. Но главное – он умел быть другом и не умел заводить недругов.

Диплом инженера-изыскателя, проектировщика железных дорог, искрометный темперамент, умение взять правильный старт, рассчитать силы, чтобы коснуться финишной ленточки и... не по возрасту зрелое чувство ответственности — вот тот багаж, с которым прибыл по добровольному распределению в наш город Али Халилович Алиджанов в составе четверки таких же романтиков.

В Москве они сели в поезд однокашниками-попутчиками, а стали друзьями навек. Саша Гавриленков был из Подмосковья, Эдик Приц, ныне – генеральный директор «Сибгипротранса», навсегда покинул родную Белоруссию, Витя Николаев подался за Урал из воронежского Черноземья.

В средине шестидесятых страна бурно набирала темпы развития. Сибирь, как и теперь, являлась донором всей экономики страны, ее топливным «реактором» и кладовой сырья, и вообще территорией надежд на прекрасное будущее. Но эти сокровища природа спрятала за семью замками, в непроходимых дебрях. А ведь «за морем телушка – полушка, да рубль – перевоз». Особенно по воде и воздуху. А старый Транссиб практически уже исчерпал свой потенциал...

И вот, в середине шестидесятых, был спущен долгосрочный госзаказ на создание разветвленной траснспортной инфраструктуры для ускоренного освоения сырьевых ресурсов Сибири.

Проектированием железных дорог в стране в то время занимались, в основном, проектно-изыскательские институты. Одним из ведущих считался новосибирский «Сибгипротранс». Огромный коллектив тысячи в полторы «штыков», перед которым стояла стратегическая задача – спроектировать для страны целую сеть стальных артерий на Алтае, в Кузбассе, в Красноярском крае.

Как же обрадовался начальник отдела изысканий и проектирования Павел Иванович Джорбенадзе, тоже выпускник МИИТа, но еще довоенной поры, когда 23 августа 1955 года в кабинете появились с направлениями на работу сразу четверо молодых специалистов. Это были первые в истории института «москвичи». Их ждали, заблаговременно сняли комнатку недалеко, на Омской, хозяйку настроили на гостеприимный лад...

– Добро пожаловать... – Джорбенадзе так и искрился каким-то родственным радушием, словно готов был каждого заключить в объятия. Но быстро перешел на деловой тон:

– Какие планы?

Али высказал согласованное намерение: Сибирь, изыскания.

– Хотим все вчетвером в одну партию...

– Так не пойдет. Нам нужны специалисты в каждую партию. Я на вас давить не буду – пока вы для меня все одинаковы, – но через десять минут вы должны мне сказать, кто поедет первым. Срочно, сегодня же вечером. Под Красноярск. (В то время как раз начались изыскательские работы для проектирования Красноярской ГЭС).

Коль так, любой готов был снова паковать чемоданы, но решили по-честному. Вышли в коридор, написали четыре бумажки. Эдик снял свою шляпу. Ему и выпало снова собираться в дорогу.

В разное время и по разным маршрутам отправились и сотоварищи. Только изредка собирал их вместе общий «дом» – комнатенка на Омской. Это была семья, здесь готовили пельмени к приезду кого-то из друзей. И это был праздник. Али всю процедуру подготовки к встрече «запротоколировал» в юмористических рисунках. Вот это – Эдик, крутит мясорубку, а это Витя своими тонкими пальцами защипывает пельмени. А это Саня с засученными рукавами раскатывает тесто... Картинки Али словно излучали то тепло, которого так не хватало в бесконечных командировках.

Первым женился Али – на обаятельной Лидочке из архитектурно-строительного отдела. Потом привез Эллу, свою студенческую любовь, Николаев... Но пока там, на Омской, задержался хотя бы последний холостяк, все так же там обмывали командировки, встречали с полей горячими пельменями, обсуждали идеи новых инженерных решений.

Вскоре вместо одного общего дома стало целых четыре. Сдружились жены, сформировался образ жизни. Али был очень музыкален, а скоро и вся четверка, помноженная на два, стала завсегдатаем консерватории и филармонии. Жены приобрели абонементы. Али боготворил маэстро Каца и гордился дружбой с ним. Он знал поэзию, читал все новинки сибирских литераторов и был заядлым театралом. И с тех пор  – как вошел в тесный круг сдружившихся театральных семей – Киры Орловой с Игорем Попцовым и Анны Яковлевны Покидченко с Семеном Семеновичем Иониди, не было, пожалуй, ни одной премьеры, на которой Али Халилович не поздравил бы творческий коллектив, не одарил актрис цветами...

Премьера спектакля «Гарольд и Мод» состоялась, кажется, за четыре дня до кончины Алиджанова. Героиню играла Анна Яковлевна Покидченко. Накануне ей позвонила жена Али Халиловича. Передала его приглашение зайти.

– Али нас встретил улыбкой, – вспоминает Анна Яковлевна. – Он был в тренировочном костюме, тщательно выбрит, его прекрасные волосы блестели. Мы обнялись. Я поставила на столик тарелочку со слоеными пирожками. Али взглядом поблагодарил, расспросил про спектакль и реакцию публики. Он всех нас поздравил с премьерой и кивнул на огромный букет роз, стоящий перед ним на столике:

– Эти розы для тебя, Аннушка....

Чувствовалось, что ему трудно говорить, но он шутил и улыбался:

– Как я люблю твои пирожки...

Мы поняли, что он прощается с нами.

С тех пор этот спектакль с неизменным успехом десятки раз шел на сцене и всякий раз, когда звучали прощальные аплодисменты, Покидченко с трудом сдерживала слезы. Перед глазами стояла та, последняя улыбка Али Халиловича...

...Он был лучезарно светел и азартно увлечен всем процессом жизни. Работой. Самообразованием. Литературой, да и вообще всеми музами одновременно. В нем осязаемо шел процесс самореализации редкостного потенциала. Удивляло полное отсутствие даже намека на дилетантство. Много ли найдется вокруг нас таких универсальных «человеков», которые хотят участвовать во всем и только с отличным результатом?! Али Халилович всем и каждому из своих многочисленных «хобби» отдавался радостно и ответственно. За что бы он ни брался, не признавал откатов и пауз. Если уж отправлялся «в путь», то шел до конца. Даже когда казалось, что эту дорогу не одолеть.

– Мне кажется, Алиджанов мог быть асом в любом деле. Он мог бы, к примеру, стать отличным руководителем любого театра. Или филармонии, – пытается еще раз осмыслить личность незабвенного друга Виктор Алексеевич Николаев.— Или возглавить спорт любого масштаба. А где вы видели, чтобы руководителями обществ книголюбов были не литераторы или журналисты, а городские «начальники»? Только в Новосибирске! Али еще в пору книжного голода пачками возил домой книги из командировок и в обществе книгочеев блистал знанием, вдумчивым, почти профессиональным, анализом новинок, имел свой взгляд на классику, ценил юмор и тонко чувствовал лирику.

Кому-то он казался даже излишне «мягким» и «сентиментальным». Но только не в родном коллективе «Сибгипротранса», где его ценили за целеустремленность, жесткую напористость и высочайшую требовательность к уровню компетентности. Как своей, так и других.

...В биографии каждого человека есть первая зарубка, с которой начиналась персонификация личности. До этого ты – был, а отсюда – стал... Все то, что потом расскажут сотрудники об Али Халиловиче, отмечая его новаторский дух, постоянное накопление знаний, творческую дерзость, было обнаружено коллегами и товарищами в их первой большой самостоятельной работе.

В 1959 году молодому инженеру Алиджанову поручено руководство проектной группой на будущей трассе железной дороги Камень-Алтайская. Всего-то три человека, сам Али да два еще «необстрелянных» выпускника НИИЖТа, одним из которых был нынешний главный инженер института Виталий Дмитриевич Кононов. Вот что он рассказывает:

– О талантливом инженере мы уже были наслышаны, и даже рады были походить в подмастерьях. Но первое же рабочее «совещание» нашей троицы было ошеломляющим. Можно было рассчитывать на что угодно, но не такое абсолютное доверие. Али Халилович поделил «нашу» двухсоткилометровую трассу пополам. Первую сотню километров закрепил за мной, вторую – за Анатолием Блохиным.

– Завтра – в путь! Знакомьтесь со строителями. Все вопросы решайте на месте. Чтобы ни одного звонка в Новосибирск не было! – Заметив наше удивление, разъяснил еще доступнее:

– В Барнауле вам тоже делать нечего. Ваше постоянное место работы и пребывания — на объекте. Вы должны знать, где что строится. В каком состоянии работы в каждый момент. И все оперативные вопросы решайте сами...

Такой самостоятельности нас в институте не учили, и, насколько было известно, обычно молодые специалисты начинают стажерами. А тут без «нянек»?

Но бывало, что Алиджанов брал на себя «родительские» заботы о молодых коллегах. В Барнауле им отвели комнатенку при тресте, домой они ездили лишь на выходные, а питались в соседней кафешке со стойками. Без горячего, так... перекус. Видно, Али заметил, что у парней животы подвело. И вот однажды он им пообещал сюрприз. Приходят на обед в «стоячку», а он им: «Пожалуйте за шторку...». А там, вместо опостылевшей стойки, гостеприимно накрытый стол, на котором парил, исходя ароматом, давно забытый домашний борщ.

Как удалось это устроить, ребята не спрашивали. Али был такой красавец, бездна обаяния... И кто мог ему отказать в пустяковом одолжении?

– Удивляла его тяга к самообразованию. Он изучил всю трестовскую, тем более – институтскую библиотеки. Мы тоже смотрели книги, которые интересовали его, чтобы выйти на его орбиту. У Алиджанова была своя манера общения с производственной литературой. Он не читал, не листал, он извлекал квинтэссенцию. На полях пестрели пометы его руки, типа: «изучить»... «запросить из Новосибирска»... «обратиться к такому-то автору»... И если уж им овладевала какая-то идея, все прочее уходило на задний план, пока его не настигало озарение. Али с юности не признавал неразрешимых задач. «Если есть цель, должны существовать и средства ее достижения. Если есть задача, надо создать условия для ее решения».

Такую задачу с одними неизвестными он усмотрел уже тогда, на трассе Камень – Алтайская. Дорога должна была пройти по заболоченным участкам. Еще никто, нигде и никогда не сооружал железнодорожную насыпь по болотной жиже из местных грунтов. Не было не только необходимой нормативной базы, но и литературы на тему... Сыпать землю прямо в воду? Ясно, она тут же будет расползаться. А как?

– Ребята, давайте поизучаем этот вопрос, – однажды решительно предложил Али. «Ребята» только-только собрались за билетами, чтобы, как обычно, на выходные вырваться домой, а тут – стоп!

С тех пор были отменены выходные. В эти, предназначенные для семей, дни выезжали на линию Кулунда – Барнаул и снимали поперечные профили трассы. Вооружившись «мечтой геолога» — ручным буром, поочередно прощупывали насыпи, чтобы узнать, как на них ведут себя эти откосы, как расползаются... В архиве института есть снимок, где молодые проектировщики, больше похожие на рыбаков-подледников, зондируют грунты.

Результаты замеров записывались, анализировались и вносились в знаменитую тетрадку Алиджанова, больше похожую на амбарную книгу. Он всю жизнь вел деловые дневники, подробную летопись своего ДЕЛА с иллюстрациями в виде цветных схемок и графиков. Будь то проектирование или, позже, – городское капитальное строительство. Эти записи отражали всю анатомию процесса, возникавшие проблемы, предлагаемые пути их решения с указанием ответственных, фамилий лиц, в компетенции которых «продвижение» тех или иных вопросов.

А проба собственных сил и способностей у Алиджанова состоялась в том 59-м, на алтайских плавунах. Впоследствии, когда Али Халилович уже был главным инженером проекта линии Тюмень – Сургут, результаты тех наблюдений пригодились. На новой трассе участки оказались еще более сложными, в смысле зыбкости почв, и Али использовал свой творческий «загашник».

– Работа была захватывающей. Мы с Али просиживали в институте ночами, – вспоминает Эдуард Антонович Приц. – Хотя работа инженера-проектировщика лишена всякой романтики. Это ведь не изобретательство, а рутинный труд. Проект надо «высиживать», как наседка – цыплят. Считать, крутить... Искать нестандартные решения, так как в нестандартных обстоятельствах иных не могло быть.

Специалисты знают, что земляное полотно – самое сложное инженерное сооружение. Потому что возводится из материалов, которые постоянно меняют свои физико-технические характеристики. Дождь пошел — все раскисло, высохло – иное состояние упругости, подморозило – полотно спрессовалось в камень. Словом, инженерные требования к грунтам, из которых насыпается земляное полотно, очень жесткие. Но на всем протяжении этой трассы необходимых грунтов не было. Их надо было завозить чуть ли не за тысячу километров, из-под Семипалатинска. Можно представить, каким «золотым» вышло бы такое полотно, и как бы это отразилось на себестоимости грузоперевозок.

Институт взялся за поиск новаторского решения. Группа новосибирских инженеров, а так же коллег из Москвы и Ленинграда, в содружестве с геологами, поставила перед собой дерзкую задачу по использованию местных грунтов. Для этого предстояло разработать совершенно новую конструкцию земляного полотна и технологию его возведения.

Следующий этап – серия динамических и статических испытаний, по результатам которых можно создавать нормативную базу.

Разработчиком этой базы и стал Али Халилович Алиджанов. Его заслугой коллеги считают не только этот новаторский документ, но и саму возможность реализации дерзкой затеи. Можно лишь предположить, чего стоило в то время «пробить» нестандартное решение и доказать на всех уровнях, что надо делать так и только так! И получить разрешение на экспериментальное строительство.

За разработку новых технологических решений группа соавторов, в том числе А. Алиджанов и А. Якубов, была удостоена Государственной премии СССР. А время и практика доказали эффективность нового инженерного решения.

В 1973 году Али Халилович назначен руководителем «Сибгипротранса». Семь лет он возглавлял этот прекрасный коллектив, и это счастливый период в жизни и его, и его коллег. То была пора бурного развития города: строилось жилье, промышленные предприятия, и существующая инфраструктура уже не могла их обслуживать. До 1973 года успели построить лишь водозаборные сооружения водопровода, но ни очистных, ни канализационных систем построено не было.

Проектирование этих и других сооружений, в частности, насосно-фильтровальных станций поручили «Сибгипротрансу». В то же время институту пришлось прийти на помощь «Новосибгражданпроекту» в проектировании ряда жилых комплексов. А еще продолжалась работа на БАМе, в Кузбассе. Осуществлялись другие транспортные проекты.

В коллективе царил дух творчества и дружбы. Али затеял проведение вечеров встреч с изыскателями, которые поздней осенью возвращались с полей в родные стены. В «конторе» их ждали, как родных. По отделам распределяли обязанности. Кто-то «достает» дефицитные продукты, кто-то готовит концерт, кто-то отвечает за стенгазету. Али Халилович с Виктором Николаевым, Юрием Глуховым и другими энтузиастами, как правило, готовили сценарий праздника. Один из них проходил на тему: «Если бы древние греки строили БАМ...»

Сейчас, вспоминая это, коллеги Алиджанова пеняют себе за то, что не все затеи «запротоколированы». Все было так искрометно, остроумно и адресно, что теперь составило бы яркую экспозицию для институтского музея.

В «греческом зале», то есть, в красном уголке, обычно отмечались и дни рождения. Статус «именин» Али выходил за рамки: 13 августа нередко совпадало с Днем строителя (второе воскресенье августа) и Днем физкультурника. Алиджанов вполне вписывался в эти ипостаси, и какой это был повод для спичей и стихов! Виктор Николаев, по совместительству поэт, однажды разразился целой поэмой, в которой припомнил своему однокашнику-начальнику все, в том числе и чемпионские лавры.

Институт стал его вторым домом, из которого он, можно сказать, не уходил. Даже когда стал заместителем председателя горисполкома по капитальному строительству.

Его и потом так сильно тянуло «домой», что многие размышляли: почему же он ушел? По дороге в Дом Советов его всегда поджидал кто-то из сослуживцев, чтобы посоветоваться или – чего греха таить! – попросить содействия. Так сказать, по-родственному. Самой жгучей бытовой проблемой того времени была установка квартирного телефона. Али искал возможность сделать все, что «в пределах закона», а вот «по блату» и пальцем не шелохнул. Безукоризненная справедливость – первая отличительная черта этого человека.

И все же – почему он ушел от любимого дела на административное поприще?

А ушел он, похоже, потому, что на этом настаивали два очень уважаемых им человека: городской «голова» – Иван Павлович Севастьянов и его заместитель Александр Павлович Филатов. Они не просто настаивали. Ведь было общеизвестно, что Али не признает вообще никаких «установок» и принимает решение только в том случае, если оно обосновано. Аргументов имелось предостаточно. Да и сам Али смутно чувствовал внутреннюю потребность в расширении масштабов своей деятельности. Это был крупномасштабный человек...

Кроме того, Алиджанов умел любить. Друзей. Коллег. Земляков. И город, который стал ему родным. А любить для него значило – служить. Жить для... С поста директора проектного института он хорошо видел, что городу необходимо придать кругозор и направление развития. Нужно создать единый градостроительный комплекс, управляемый из одной точки. Городские чиновники безуспешно «воевали» с многочисленными подрядчиками, и строители умели выходить чистыми из воды, бессовестно затягивая сроки строительства и оставляя за собой «списки недоделок». Списки терялись, обязательства забывались, а недоделки оставались.

С приходом в горисполком Алиджанова схема взаимоотношений городского руководства, заказчиков, подрядчиков стала меняться на глазах. Изменился и стиль совещаний. Больше здесь не раздавали нагоняи, не искали виноватых. Анализировалось реальное положение дел для поиска оптимальных решений, «развязывающих» узлы на тех или иных строительных объектах.

Чтобы так руководить, надо самому детально разбираться в положении дел. И Али начинал день в своих экзотических галифе и высоких сапогах. Он ехал на объекты. На Кировскую котельную, например, или на отдаленный жилмассив. Он знал по именам-отчествам, наверное, весь руководящий строительный персонал, вплоть до бригадиров. Знал, в каком состоянии бытовки и как кормят строителей. Знал, кто и где тащит или разбазаривает добро, кто дает «завиральные» обещания, а на кого можно положиться.

Поэтому совещались накоротке. Алиджанов не слушал демагогов. «Идите, подготовьтесь», – вежливо просил он. Но и сам тщательно готовился. Нередко звонил Эдуарду Антоновичу в институт: «Зайди, пожалуйста, посоветуемся». Это если возникали какие-то вопросы по проектированию. У строителей в то время был отлаженный «ход»: «зашиваешься» на объекте – вали на проектировщиков. Плохо, мол, подготовлена проектно-сметная документация.

Городские начальники, как правило, не разбирались в таких тонкостях. И вместо того, чтобы разобраться и помочь, просто «закрывали вопрос». А дело как стояло, так и продолжало стоять.

Эту коварную практику Али Халилович низверг своей компетентностью. Они садились с Прицем и подробнейшим образом рассматривали те объекты, которые институт проектировал. С чертежами и схемами. Перед Алиджановым всегда лежала его тетрадка, куда он заносил необходимые расчеты, делал схемки, на полях завязывал для себя «узелки на память».

Потом, «на синклите» разговор уже был простой и конкретный. Там обсуждались лишь те вопросы, решение которых возможно именно на этом уровне. И строители скоро все поняли и оценили. Если ты заинтересован в деле, но тебе необходима поддержка – иди к Алиджанову. Если вздумал «крутить», лучше не попадайся ему на глаза. Но и не попадешься – не спрячешься. Он во всем разберется и заставит отвечать.

Ему удавалось состыковывать интересы города и строительного комплекса. При Алиджанове разработана и стала реализовываться большая программа культурно-спортивного строительства, началась реконструкция стадиона «Спартак». Он задумал и дал заказ на проектирование сказочного театра кукол, «пробил» реконструкцию театра оперы и балета. И МНТК «Хирургия глаза», и гостиница «Сибирь» – от выбора места, проектирования и до завершения строительства – все шло под его руководством и при непосредственном участии. Любимец города, цветомузыкальный фонтан, тоже обязан своим рождением Алиджанову. Вообще в городе так много «автографов» Али, что по ним можно бы составить туристский маршрут.

Его ценили и уважали все. Даже недруги, которые всегда находятся у принципиальных людей.

Алиджанова выбили из седла, можно сказать, на скаку. Шел 1991 год. Первая, организационная сессия «демократически избранного» Совета превратилась в политический митинг. Клеймили «номенклатурщиков», зачитывали по бумажкам, кто, сколько галстуков достал «по блату». Алиджанов не был замечен ни в «блатмейстерстве», ни в каких-либо иных номенклатурных прегрешениях, но и он сдал на вахту ключ от кабинета. Неожиданно оставшись без работы, Али не мог адаптироваться к состоянию невостребованности. Он «выпал» из жизни. Никуда не ходил, никому не звонил. Но институт вместе с ним переживал эту драму, и друзья не позволили потеряться такому человеку.

– Если бы это зависело от меня, – Эдуард Антонович, сменивший Алиджанова на посту директора института, едва уговорил друга встретиться и поговорить, – я бы сейчас собрал свой портфель и усадил тебя в твое же кресло. Но ты знаешь, что это не моя воля. Тебе надо искать новое дело...

– Какое? Идти в УКС «Сибакадемстроя», куда меня приглашают? В «Гражданпроект»? Не хочу. Я – инженер-транспортник.

Как-то Лида Алиджанова позвонила Галине, жене Прица. Спросила, где Эдик, и предложила, точнее, попросила махнуть к ним, на Береговую. Прямо сейчас.

Друзья долго ходили по лесу. Али хотелось снять с души какой-то груз.

– Понимаешь, я простил им всем. Так сложились обстоятельства...

– Я знаю твой принцип, Али. «Не суди, да не судим будешь». И думаю, ты прав. Так тебе будет легче.

Снова говорили о перспективах трудоустройства Али. Приц осторожно предложил поговорить с Константином Леонидовичем Комаровым, новым ректором НИИЖТа, с которым был на ту пору лишь «шапочно» знаком. Алиджанов оживился.

Эдуард Антонович поехал к Комарову. «Что я могу ему предложить?» – внимательно выслушав, спросил Константин Леонидович. «Да хоть должность профессора на кафедре проектирования». «Ладно, я подумаю. Пусть он мне позвонит дня через два...». «Он не позвонит!». «Хорошо, я позвоню сам».

Прошло два дня. Три, четыре... Звонка нет. К вечеру в трубке голос Алиджанова: «Эдька, срочно дай машину. Комаров позвонил...»

Оказалось, за эти четыре дня Константин Иванович сделал почти невозможное. Он слетал в Москву, добился дополнительной ставки проректора («Не мог же я такому человеку предложить всего лишь профессорскую должность!») И даже согласовать кандидатуру.

Али оживился, с головой ушел в работу. Но друзья улавливали надлом. В августе девяносто первого Эдуард уговорил Али поехать с женами отдохнуть в подмосковный санаторий. Это была незабываемая поездка. Али вставал рано, делал зарядку, бегал. А потом тормошил честную компанию. Затевал туристские походы по округе, вылазки в театры. Казалось, он вновь полон сил.

Но это только казалось. Операция не дала результатов. Он угас за четыре месяца, так и не договорившись с болезнью.

Умер он в День победы, дождавшись последнего залпа салюта. Хоронили его «из дома» – из института; и когда Приц, Николаев вместе с Толоконским и Индинком выносили на плечах гроб с крыльца, они были потрясены. Вся Вокзальная магистраль была заполнена людьми. И такая стояла тишина...

Индинок на всем протяжении траурного пути плакал. Потом, над могилой, он нашел самые точные и искренние слова. Люди видели: это для него вторая, после гибели сына Алешки, непереносимая потеря. Если бы мы так ценили и любили живых...