ПРЕСТУПНОСТЬ В СИБИРИ. Уровень и структура П. в Сибири и на Д. Востоке в осн. определялись общими для всей страны факторами, но за Уралом П. имела и нек-рые особенности, обусловленные спецификой региона как колониальной окраины Рос. империи. Сибирь и в меньшей мере Д. Восток с момента присоединения к России использовались гос-вом в кач-ве места ссылки и каторги. Повышенная доля людей с криминал. наклонностями в составе населения, жившего за Уралом, сказывалась на состоянии П. В 1913 в ср. по России на 100 тыс. населения приходилось 105 осужденных за различ. преступления, в Енисейской губ. – 200, в Иркутской губ. – более 260 чел. Нестабильность соц. связей, обусловленная большими пространствами и относительно недавним переселением в Сибирь осн. массы населения, дополнялась высокой миграцией значит. групп новых переселенцев из европ. части страны. По данным стат. органов Сибири за 1926, только 36,9 % сиб. горожан являлись уроженцами региона, меньшая их часть родилась в городе и проживала в нем постоянно. Все это повышало долю криминал. элементов в об-ве. Не случайно Сибирь в обществ. сознании воспринималась как край каторжников. Перед нач. Первой мировой войны по уровню преступности Сибирь занимала одно из первых мест среди регионов Рос. империи.
В годы революции и Гражданской войны правовые институты рос. об-ва претерпели радик. изменения; они ослабли и деградировали, резко упало уважение населения к праву и закону. Разрушение существовавших в Рос. империи правоохран. учреждений имело серьезные негатив. последствия. Особенно тяжелым было положение в таких окраин. регионах, как Сибирь и Д. Восток. После восстановления здесь сов. власти в нач. 1920-х гг. одной из гл. задач нового гос-ва стало обуздание П., к-рая по ср. с дорев. периодом резко возросла. По данным Центр. стат. упр-ния СССР, в 1923 в Сибири совершалось 1 050 преступлений на 100 тыс. населения, правда, в целом по России уровень П. был еще выше – 1 440 преступлений на 100 тыс. населения. По данным НКВД, в 1920-х гг. в общерос. объеме совершенных преступлений доля сиб. П. составляла ок. 15–16 %, что было гораздо выше доли ее населения. По уровню П. Сибирь занимала место в 1-й десятке среди регионов страны, лидерами являлись урбанизир. центр. и юж. р-ны России, а также Москва, Ленинград, Одесса, Ростов. «Отставание» уровня П. в Сибири от общерос. показателей наблюдалось благодаря обширности территории и преобладанию сел. населения. Города Сибири в это время также представляли собой очаги повышен. П. По данным за 1924, в регионе на 100 тыс. горожан приходилось 1 713 осужденных за различ. преступления, в сел. местности этот показатель составил только 612.
На Д. Востоке уровень П. был одним из самых высоких в РСФСР. В 1924 в Забайкалье 1 преступление приходилось на 69 чел., на Амуре – на 50, в Приморье – на 37, в Воронежской губ. – на 228, в Вятской – на 135, в Иркутской – на 85 чел. В 1-м десятилетии сов. власти уровень П. на Д. Востоке превышал общерос. показатель. В 1928 в Дальневосточном кр. на 100 тыс. населения совершалось 1 120 преступлений, по РСФСР – не более 600. За 1920-е гг. на Д. Востоке уровень П. повысился более чем в 3 раза, в целом по РСФСР к кон. 1920-х гг. П. начала ощутимо снижаться.
В 1920-е гг. в Сибири ежегодно совершалось примерно 150 тыс. преступлений в год, во 2-й пол. 1920-х гг. на Д. Востоке – более 40 тыс. Воровство и разбой часто сопровождались убийствами, мошенничеством в различ. видах. Более пол. всех уголов. дел, возбуждавшихся правоохран. органами Сибири в 1920-х гг., составляли т. н. бытовые преступления, связанные с хулиганством и самогоноварением. Самогоноварение занимало примерно от ¼ до 2/5 от общего числа преступлений всех видов. В 1924 за преступления, связанные с изготовлением и продажей самогона, в регионе осуждено более 23 тыс. чел., или ок. 40 % всех привлеченных к уголов. ответственности. Особенно досаждало жителям региона массовое уличное хулиганство. Доля преступлений, квалифицируемых как хулиганство, в общем кол-ве преступлений в Сибирском кр. в 1920-х гг. резко возросла: в 1923 – 4,3 %, в 1926 – 12,5, в 1927 – 15,6 %. В сер. десятилетия в составе осужденных хулиганы занимали 3-е место после самогонщиков и воров. В 1928 за хулиган. действия привлечено к ответственности более 67 тыс. чел., в 1929 – более 72 тыс. Т. о., криминал. статистика зафиксировала явное соц. неблагополучие в об-ве.
Примерно 85–86 % преступлений совершали мужчины и только 14–15 % – женщины. Но по таким преступлениям, как гос., имуществ., против порядка упр-ния и против личности, женщины не отставали от мужчин. Напр., женщины опережали мужчин по кол-ву преступлений, связанных с изготовлением самогона и кражей имущества. Жен. П. в городах была в 2 раза выше, чем в сел. местности. Среди преступников преобладали лица наиб. актив. возраста: 80,8 % составляли 20–39-летние, 3,6–3,8 – несовершеннолетние, 6,2–6,5 % – престарелые. Доля рецидивистов в общей числ. осужденных в целом по региону не превышала 21,7 % в составе преступников-горожан. Среди преступников 60–65 % составляли крестьяне, 25–30 % – рабочие. Преступления совершались чаще всего зимой и весной, во время религ. праздников. Спад приходился на авг. и сент., когда развертывалась уборка урожая. На Д. Востоке преступники были в осн. из крестьян, но их доля значительно уступала сиб. показателям. В 1920-х гг. сел. население Д. Востока составляло ок. 76 %, а в составе преступников – только ок. 30 %, рабочие – 9 %, в составе преступников – ок. 25 %. Следовательно, в городах и этого региона интенсивность совершения преступлений оказывалась более высокой.
Большая работа правоохран. органов по снижению П. постепенно давала результаты: в 1930-х гг. кол-во уголов. преступлений начало снижаться. По данным Западно-Сибирского краевого суда, за 1-ю пол. десятилетия число рассмотренных уголов. дел сократилось вдвое. Стала снижаться организ. П. В 1933 в Зап. Сибири ликвидировано 150 банд, к уголов. ответственности привлечено 809 их чл., из них 294 расстреляны. В 1934 милицией края уничтожено 269 банд. групп (более 1 тыс. чел.) Усилилась борьба с воровством: в 1934 осуждено ок. 20 тыс. чел. Однако по мере усиления тоталитар. тенденций в развитии сов. гос-ва увеличивалось кол-во дел, возбужденных по полит. мотивам, а также связанных с ужесточением законодат-ва по экон. преступлениям (ст. 58 УК и печально знаменитый указ от 7 авг. 1932 «О борьбе с хищениями социалистической собственности») (см. «Закон о колосках»). Форсир. коллективизация, сопровождавшаяся разорением десятков тысяч крест. хоз-в, серьезное снижение уровня жизни резко усилили маргинализацию населения, из нормальной жизни ежегодно выбрасывались мн. тысячи людей, к-рые пополнили криминал. дно об-ва. В новых условиях Сибирь и Д. Восток выполняли роль «каторжного края», куда направлялись осужденные и адм. ссыльные из др. регионов страны. В 1933 в ходе т. н. очистки центр. и курорт. регионов СССР в Западно-Сибирский кр. этапировано 132 тыс. «деклассированных элементов», из к-рых до 20 % составляли уголовники-рецидивисты; кроме того, спецконтингент региона пополнили бродяги, нищие, проститутки, колхозники-«саботажники», 5 тыс. цыган и тысячи крестьян и горожан, высланные из-за отсутствия документов. Повышению уровня П. в 1-й пол. 1930-х гг. способствовало также прибытие в Зап. Сибирь ок. 100 тыс. спасавшихся от голодной смерти казахов, не имевших никаких средств к существованию. В ходе репрессий в сер.–2-й пол. 1930-х гг. власти попытались уничтожить не только полит. врагов, но и орг. П. с ее базой, «вычистив» маргинал. элементы. В 1934 «тройкой» ПП ОГПУ по Запсибкраю было осуждено 8 322 чел. «социально-вредного элемента». Затем темпы «очистки» снизились: за 1-й квартал 1935 осудили 809 чел. С сер. 1935 при всех упр-ниях НКВД начали действовать милиц. «тройки», имевшие право заочно осуждать задержанных на срок до 5 лет заключения. Пик действий этих «троек» пришелся на 1937–38. В рамках приказа № 00447 наркома внутр. дел Н.И. Ежова в июле–авг. 1937 по р-нам Сибири и Д. Востока разверстаны контрольные цифры на аресты «социально-вредного элемента» (см. «Большой Террор»). По числ. «вычищенные» маргиналы сопоставимы с репрессированными «врагами народа»: за янв.–нояб. 1937 в Новосибирске было арестовано ок. 7 тыс. чел. «социально-вредного и уголовно-преступного элемента». Однако уничтожение во внесудеб. порядке как «врагов народа» неск. тысяч рецидивистов, а также массовые аресты и осуждения бездомных, нищих, безработных и ранее судимых в условиях низкого уровня жизни не давали ожидаемого эффекта. П. оставалась одной из острейших проблем, осложнявших жизнь населения Сибири и Д. Востока. Освобождавшиеся из мест заключения привносили в об-во лагер. законы, дети, лишившиеся в ходе репрессий родителей, становились одним из источников пополнения кадров уголов. мира.
В нач. Великой Отечественной войны в связи с очередным резким ухудшением условий жизни П. вновь усилилась. Статистику П. пополнили дезертиры и уклонявшиеся от мобилизации, беглецы с оборон. предприятий, спекулянты. В 1944 только в Новосибирской обл. от наказания скрывались более 15 тыс. осужденных заочно «дезертиров оборонной промышленности». С введением карат. мер по усилению труд. дисциплины в лагеря было отправлено много молодежи и подростков; здесь они попали под влияние уголов. мира. В воен. время широкое распространение получили корыстные преступления и всевозможные злоупотребления, связанные с осуществлением нормированного снабжения. С нач. 1941 до нач. 1942 в РСФСР доля приговоров к расстрелу по указу от 7 авг. 1932 увеличилась с 6 до 19 %. Ужесточение репрессий не давало ожидаемого эффекта, П., в частн. среди работников правоохран. органов и госаппарата, сохранялась очень высокой. В Сибири и на Д. Востоке вновь появились банды, на рынках свободно продавались похищенные карточки на продукты и пром. товары.
Смягчение репрес. политики после 1953, качеств. улучшение милиц. состава, а также подъем жизнен. уровня обусловили снижение орг. П. в теч. 1950-х гг.
В последний период существования сов. гос-ва благодаря эффектив. работе правоохран. органов, вовлечению общественности в охрану правопорядка, а также значит. повышению уровня жизни населения уровень П. в СССР была намного ниже, чем в большинстве развитых стран. Новый поворот в развитии страны в кон. 1980-х – нач. 1990-х гг., «шоковые реформы» в 1990-х гг., приведшие к созданию «дикого» капитализма и обнищанию значит. масс населения, обусловили резкий всплеск П. Задача ее обуздания и снижения в наст. время является одной из приоритет. задач в политике нормализации и улучшения жизни россиян.
Лит.: Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД в 1936–1946 // Минувшее. Исторический альманах. М.; СПб., 1997. Вып. 21; Шабельникова Н.А. Милиция в борьбе с преступностью на Дальнем Востоке России (1922–1930 гг.) Владивосток, 2002; Исаев В.И., Угроватов А.П. Правоохранительные органы Сибири в системе управления регионом. 1920-е гг. Новосибирск, 2006.
В.И. Исаев, А.Г. Тепляков, А.П. Угроватов