Журналисты газеты «Знамя шахтера», которая издается в городе Междуреченске Кемеровской области, не один раз приезжали к моей бабушке и записывали с ней интервью. Первая статья была опубликована в 2001 году. Автор, Наталья Колмакова, так обосновала в предисловии свое решение приехать и записать интервью: «72-летняя Анастасия из Камешков и ее заговорные молитвы – не панацея от всех болезней, порчи и напастей, но баба Тася (как ее называют в Камешках) многим помогла и помогает. Моя знакомая Татьяна поехала к бабуле на Пихтовый Лог, 8, когда на груди своей нащупала шишку – вздутие. Потрудилась над ней поселковая лекарша – шишка переползла на спину. А потом, хотите верьте, хотите нет – и вовсе исчезла. Ушла».
Моя бабушка, Омеленчук Анастасия Гавриловна, была довольно открытым, общительным, добросердечным, любящим и веселым человеком для окружающих и особенно для своих внуков, но не для своих детей. Бабушка родила шесть детей – двоих мальчиков и четырех девочек. Ваня, Тоня, Вася, Вера, Лена и моя мама Марина.
Дома старожилов по ул. Камешковая в Междуреченске, 1967 г.
Фото из архива краеведческого музея пос. Камешек
Проживала бабушка далеко от нас, на юге Кемеровской области. В поселке Камешек, который сейчас находится в городской черте Междуреченска. Добираться до бабушки было сплошное приключение, и каждый раз поездка к ней была не похожа на другие. Эти поездки были связующим звеном между бабушкиными детьми и внуками. Одна из немногих причин, которая объединяла и позволяла встретиться всем вместе.
Я еще с детства помнил одну странную вещь. Если спрашивать у моей мамы, теть или дядь про бабушку, каждый из них говорил вещи, зачастую противоположные друг другу. Если же я сам спрашивал что-то у бабушки – про ее детство, про войну или что иное, она говорила: «Неча тебе стариковские глупости слушать. Расскажи-ка лучше, как вы с мамкой поживаете». Только спустя долгие годы, собирая информацию для этой статьи у своих родственников, читая сохранившиеся бабушкины интервью, я осознал многие вещи. Которые несколько развеяли ореол таинственности вокруг бабушки лично для меня.
Однако вовсе не было открытием или тайной то, что бабушка лечила людей, считалась в деревне знахаркой и целительницей. С самого детства я помню свое ребяческое раздражение каждый раз, когда я, приезжая к бабушке, должен был сидеть фактически в очереди, ожидая, когда очередной проситель наконец-то покинет бабушкин дом, чтобы мы наконец могли поговорить и обязательно сесть за стол. Вспоминаю, как на нас с мамой и тетей смотрели люди, которые и в снег, и в дождь стояли на крыльце в ожидании своей очереди. Печать недоумения и недовольства, иногда смирения или некой обиды, всякий раз, когда мы спокойно мимо них проходили в дом. Тем не менее, даже мы сидели на «кухоньке», общаясь шепотом, чтобы не мешать бабушке лечить человека.
Отчетливо помню людей, как бедных, так и богатых, которые приезжали к бабушке за помощью. Денег бабушка никогда не брала, считала это грехом и кощунством, однако съестное, вязанное, сделанное что-то своими руками принимала.
Это примерно всё, что я знал и помнил о бабушке. Бабушка меня очень любила, а большего мне и не нужно было.
К сожалению, из всех статей, которые были посвящены моей бабушке, в нашей большой семье сохранились лишь две. Самая первая статья в газете, которая была напечатана в 2001 году, была сохранена фактически случайно мною.
Сразу же после смерти моей бабушки ее дети стали приводить дом в порядок и разбирать документы, книги, письма и многое другое. Поскольку мы с мамой и тетей Верой жили дальше других родственников, нам досталось разбирать документы и письма. Помню, как мама собирала редкие сохранившиеся у бабушки открытки, свои рисунки и письма, а тетя Вера собирала книги. Я же увидел на столе желтоватую газетку, на которой изображена была бабушка. Мама мне не разрешала ничего трогать, чтобы, во-первых, не «навести бардак» на столе и не перепутать всё его содержимое, а во-вторых, чтобы я не набирал всякого лишнего домой, ибо везти это всё нам нужно было на своем горбу. Всё же я стянул эту газетку и сунул под открытки, которые мама сама положила в сумку и забрала с собой.
Вторую газету, как раз самую последнюю, забрала тетя Лена, сделав с нее копию (которую она выслала мне), а оригинал передала дочери на хранение в Новокузнецк. Оставшиеся же «газетки» были либо выкинуты, так как совсем потрепались, либо переданы в музей поселка Камешек (хранится там одна или две газеты, никто из родственников точно не помнит).
Когда нам было выдано учебное задание по региональной и локальной истории, я вспомнил о газете, что хранится у нас дома. Поскольку я сейчас живу в Новосибирске, то попросил маму отыскать газету, сделать ее сканы и прислать мне. Мой изначальный план был такой: взять за основу статьи публикацию в газете и телефонное интервью с мамой о том, как жила бабушка.
Но всё пошло не по плану. Когда я предупредил маму об интервью, она ответила: «Сынок, прости, но я фактически ничего не знаю о бабушке. Строгая ко мне была, редко я ее видела, работала она почти всегда. С учебой мне помогала, как могла, мотивировала, как была способна. Деньгами помогала, с поступлением. Помню, посылки мне в Новосибирск высылала. Ну, и когда ты родился, звонила, чтоб я тебя не прятала, а в гости привозила».
Мама посоветовала написать своим сестрам, моим тетям Вере и Лене, которые были старше мамы лет на 10–15, а также написать тете Ларисе, жене моего покойного дяди Васи. Я и сам помнил, как тетя Лариса очень интересовалась прошлым нашей семьи и пыталась даже составить семейное древо. В своих научных изысканиях она смогла сконструировать семейное древо вплоть до конца XIX века, с некоторыми погрешностями.
Таким образом, в основу написания статьи легли мои собственные воспоминания, интервью у трех моих тетушек и две газеты с интервью.
Первым делом я написал тете Ларисе и сам провел с ней небольшое интервью. Публикую ответы тети Ларисы на мои вопросы, дав им свои заголовки.
«О происхождении бабушки и деда. Я в свое время пыталась даже родословную вашу записать, когда общалась с ней. Говорила она с неохотой, но всё же выстроить что-то удалось. Как я поняла, у вас польские корни были и белорусские. Как ты знаешь, девичья фамилия твоей бабушки Кравченко. Но это не ее родная фамилия. На самом деле она Лимачко, вроде это литовская фамилия. Ее родители жили в Польше, а потом через Белоруссию и Украину переехали в Сибирь. Говорили они до конца жизни с акцентом, а бабушка твоя с девства по-русски говорила. Считала себя сибирячкой. Родилась в 1929 году, но вот – в самой Сибири, или совсем маленькой ее туда привезли, я уже не помню. Умерли ее родители рано, а другая семья ее удочерила. Гаврила Кравченко ее удочерил с женой. Это еще до войны было. Сколько ей лет тогда было? Восемь или девять, может, десять.
Родители деда твоего жили то ли в Одессе, то ли в той где-то стороне. Омеленчук Афанасий, отец твоего деда, был репрессирован, вся семья сослана в Сибирь, где они с твоей бабушкой потом и познакомились молодыми очень. Дед твой говорил, что он с семьей на Дону жили.
Семья у бабушки твоей большая была – братья, сестры... Она младшей вроде была самой.
Анастасия Омеленчук в молодые годы
О восстановлении нашей родословной. Да нет уже, только со слов бабушки самой еще можно было что-то сделать. Документы сгорели в доме. Не помню точно, подожгли дом им, что ли. Отомстили деревенские за что-то. У тети Лены спроси или у Веры, их дом был. Я что успела, когда с ней разговаривала, то и записала, зарисовала что-то.
О людях, что приходили к бабушке за лечением. Да мы и сами лечились. Помню – после того, как пошепчет со свечкой, на душе легко становится, боль снимает. Не знаю, как это работает, но видишь – живые. Мамку твою с детства лечила – она себе то пальцы отобьет, то кипятком обожжется. В основном взрослые, естественно, ходили, преимущественно мужчины. То под плуг попадут, кто порежется, и рана загноится. Иногда детей приводили, тоже помогала. А уже с годов 2000-х женщин очень много стало приходить. Приходили разные. Просили приворот любовный сделать и прочее в этом духе. А бабушка твоя с характером женщина была, выгоняла таких. Но напоследок советы давала, что вот такие вещи, что они просят, и противны Богу, оттого он и насылает им беды, что помыслы не чисты у них».
Анастасия Гавриловна и Александр Афанасьевич Омеленчуки с семьей
(моя бабушка – в платке в заднем ряду, улыбается).
Село Верх-Неня, Ельцовский район, Алтайский край
Дальше тетя Лариса посоветовала обратиться к другим тетушкам, ведь они родные дети бабушки и точно должны помнить намного больше. Поэтому я обратился к тете Вере – самой старшей из ныне живущих детей бабушки. Тетя Вера не отказала и тоже охотно пошла на интервью, предоставив несколько фотографий.
«Место рождения и жизни. Так... Ну, родилась она 30 октября 1929 года. Алтайский край, Ельцовский район, село Салма (ныне не существующее село, на территории которого находится братская могила погибших партизан, в связи с чем это место с 1949 года является памятником истории регионального значения).
Александр Афанасьевич и Анастасия Гавриловна Омеленчуки с семьей и соседями
(на заднем плане – село Верх-Неня)
Если отвечать на твой вопрос, почему она переехала из Алтайского края в Камешек (Кемеровская область), то не она переехала, а мы ее перевезли. Построили ей дом, чтоб поближе была к нам. Салма-то вообще с лица земли была стерта. Все уехали, никого не осталось, все в города переехали или другие деревни. После Салмы мы вообще переехали в Верх-Неню, там долго жили, мамка твоя там училась. Дядя твой Вася там так и остался жить. А как бабушка уже в летах была, мы ее и перевезли в Кемеровскую область.
В отличие от родителей, которые говорили на своем родной языке, бабушка твоя быстро русскому выучилась и говорила только на нем, язык родителей не учила. Может, сама не хотела, а может, и не успела, пока они живы были.
Анастасия Гавриловна Омеленчук с дочерьми Мариной и Верой
Где работала. Работала она в совхозе сначала, лет 20 работала вместе с мужем. На колхозной или совхозной пасеке. После этого дежурила в детском садике, ну, а фактически там и нянькой была. Бабушка твоя всю жизнь выживала. Даже если вспомнить, тот же совхоз… или правильно, наверное, колхоз – не знаю уже. Где твоя бабушка с дедушкой пасекой занимались. План, помню, был, сколько всего надо было сдать, а председатель (или кто он там был) говорил – мол, излишки себе оставляйте. Ну, а бабушка честная была, дед тоже идейный, правильный, сдавали они все излишки наверх. Из-за чего, помню, злились на них все. Зуб точили. Не помню уже, то ли подожгли им улья, то ли как-то подставили, но не работали после этого они там. Дом у нас сгорел. Спалили нам его, пока никого не было. Мы маленькие были.
Отец мой и мать сутками работали, чтобы семью поднять и содержать. Не было времени, чтобы воспитывать нас. Мамка старших воспитала, а старшие уже младших. Мы с Ленкой, например, за твоей мамкой следили. Воспитывали ее. Сложно с ней было.
Про дар целительства. Дар у нее по прабабушке. Целительницей считалась народной, лечила людей. (Тут данные с тем, что говорила тетя Лариса, расходятся. Тетя Лариса говорила о прадеде, что он был целителем. Однако тетя Вера и тетя Лена независимо друг от друга утверждают всё же версию с прабабушкой).
В школе лично нас не дразнили за то, что бабушка твоя лечила молитвами. То, что она верующая была, так там почти все такие были. Ходили к ней, лечились простые люди, всем помогала. Хотя сама она рассказывала, что в детстве ей доставалось от других детишек за это.
Заниматься она стала этим давно. Рассказывала, что и бабушка у нее людей лечила, а когда помирать собралась, твою бабу Тасю позвала к себе и посвятила ее в свои секреты, а та записывала.
Во взрослом возрасте очень редко лечила, только если экстренно нужно было или прям приезжали за ней, а так нет. Говорю же – работала днями и ночами.
Об образовании. Ну, грамоте и считать обучена была, семь или восемь классов она закончила. Тогда это хорошо было. Да и мамка моя умная была, соображала быстро. Еще, помню, поступала она на медицинский в Алма-Ату. Год проучилась, но как только приемная мать умерла, она назад и вернулась. Тяжко ей было, говорила. Руки рабочие нужны были. Больше про образование ее не знаю. У бабушки своей она училась лечить еще, но сама лечила молитвой. Но иногда она делала мази всякие, крема, настойки для втирания в тело. Всё на травах, шишках, прополисе. Ну, и обычные лекарства, естественно, использовала. Советская всё же женщина – много знала, много читала».
Третье интервью я взял у тети Лены, которая до сих пор с мужем проживает в поселке Камешек. Она чаще всех навещала бабушку и ухаживала за ней.
«О табличке на доме. Да, на доме у нас висела табличка. Уже не помню, что там было дословно, фотографии нужно искать. Помню, что было написано, что «тут живет труженица тыла и целительница Омеленчук Анастасия Гавриловна, Баба Тася». Ее сделали местные умельцы по заказу музея нашего в Камешках. По этой табличке нужный дом и находили люди, когда приезжали. Помню, бывало, что и к соседям заходили, спрашивали бабку твою. Некоторые с юмором относились, подсказывали, какой дом, а другие и злились, что к ним повадились ходить.
О музее в Камешке. Был у нас музей в Камешках. Сейчас на ремонте вроде. Там твоей бабушке посвящен стенд был. Газеты с ней, фотографии ее. Помню, туда сама лично относила прялку старинную, утюги железные, очень старые. Некоторые документы о наградах тоже туда передавали. Сейчас вроде всё это хранится в местном клубе, или они перевезли это пока на хранение в город.
О политических взглядах. Нет, Миш (тетя Лена засмеялась). Коммунисткой твою бабушку точно нельзя назвать. Вот дед твой – да, был прям идейный коммунист. Помню, по понедельникам в 6 часов вечера – строго на собрания. А к бабушке не лез с этим. Да она и не особо понимала. Она родилась в мире, где надо выживать. Ничего иного она не видела. Была глубоко верующая, но тоже как-то по-особенному. Политика ее не интересовала. Она же сама всю жизнь руками работала. И не думала даже, что бывает иначе.
Как пережила войну. Ох, честно, больная тема для нее была. У нее перед войной как раз родители умерли. Ее удочерили только, казалось бы, все устаканилось, а началась война. Не любила она о войне говорить.
Работала она. Труженицей тыла была. Гоняли то туда, то сюда. Для своих лет очень бойко работала. У нее и в старости руки сильные были. Даже когда ноги уже отказали, она на руки опиралась. Да и хватка рук у нее даже и в 80 лет была сильной.
О воспитании детей. Ну, пока молодая была, воспитывала, мальчишек воспитала и Тоньку, тетку твою. Ну, а на Верке уже и закончилась. Вера себя сама воспитывала, да и мы также следом. Тонька еще помогала, мальчишки работали. Бабушка твоя, может, и рада бы была, да времени не было. Это она под старость стала такой, баловала вас. Время появилось, она и моих детей нянчила, когда я их приводила, и Тонькиных. Сложно бабушке было, она все-таки своих детей пережила. Вася погиб, а Тонька заболела и тоже зачахла рано. Ну, а мамке твоей материнской любви вообще не досталось».
О наградах. Много у нее наград было, и у деда тоже. Труженица тыла, медаль материнства у нее была – шесть детей сама подняла. И на юбилеи (юбилейные даты победы в Великой Отечественной войне) ее поздравляли, медальку дарили и полотенчико. Целая стопка у нее их лежала, этих полотенец. Могли цветы еще подарить или бутылку водки. Которую твоя бабушка тут же и отдавала, или растирала ею больные места, когда лечила.
Украли их (награды) у нее. Причем наши же, деревенские. Продали в городе, деньги потратили. Когда милиция их поймала, они слезно прощения просили. Надо было заявление писать, опознавать... Бабушка твоя не сдала их. Хотя они били ее, связывали, чтоб узнать, что ценного в доме есть. Думали – раз к ней люди едут, то богатая. Она же и деньгами соседям помогала. Только помогала-то с пенсии. Но это никого не волновало, думали – богатая, и всё. Не раз мамка моя за доброту и наивность получала…
Вообще, ее же записывали. Приходили с газеты. Я тебе ее пришлю, там посмотри всё, фотографии еще пришлю».
Анастасия Гавриловна Омеленчук в пожилые годы
Теперь мне хотелось бы привести текст интервью из газеты «Знамя шахтера», изданной 4 октября 2001 года под названием «Баб Тася» (подписано: «У знахарки была Наталья Колмакова»). Здесь моя бабушка проливает свет на некоторые этапы своей жизни.
«Ранним осенним сентябрьским утречком, под “бабье-летошным” туманом, мы подъехали по указанному адресу. Чтобы успеть без клиентов-больных с бабаней-знаткой побеседовать. Не тут-то было. Чуток пришлось подождать, пока она над кем-то “колдовала”.
Меня пригласил в дом хозяин, Василий Михайлович – мол, освободилась жена. А из воротцев вышла их соседка (мы тут же познакомились), Нина Петровна Федюшкина, с перевязанным пальцем. Объяснила:
– Собака меня укусила. Вот хожу, лечусь. Боль снимает, легче стало. Да к ней многие ходят-приезжают.
И скоренько повернула своей дорогой со словами:
– Не помогало бы лечение – не ходили бы...
В маленькой кухоньке сидела за столом, этакой полненькой копалушечкой, синеглазая, круглолицая – и старушечкой не назовешь – почти не седая женщина.
– Моя бабушка, тятина мама, лечила всех в нашем колхозе в Алтайском крае. Как приспичило ей помирать, я тогда еще в третьем классе училась, так она почему-то мне (а нас пятеро у нее, внучат, было) и сказывает:
– Ну, дочка, бери чернила да бумагу...
Так я под ее диктовку молитвы лечебные и записала. Помню, на «обложницу» (молитву от свинки) только не успела.
И все деревенские за освобождением от хвори-сглазу потянулись ко мне, девчонке совсем. Тогда многие мучались от “сучьего вымени” (наросты, как соски, под мышкой) и рожи. Бывало, даже ночью за мной на лошадях из соседних сел приезжали. От рожи нога покраснеет, опухнет, застекленеет. Полечишь молитвой – на другой же день отпускает.
Чуть повзрослела, но школьницей еще была, стала стесняться, потому как дразнить ребятишки взялись. “Колдуньей”. Потом вовсе бросила врачевать. А тут отца на пасеке змея укусила. Он мне: “Ну, дочь, давай лечи. Бабушки-то нет. А к чужим знахарям далече, за 70 верст киселя хлебать”.
Ну, я отца и вылечила. Заговорила. Не отсасывала яд. Молитвою Божьей! И после снова начала людей лечить. Только молитвами – не травами, ничем другим. Руками порой массажирую, когда чувствую – где. У нас в колхозе и фельдшер, и врач, случалось, сами людям советовали: “Сходите, вон, к Тасе”.
Тогда, в начале 50-х, ведь и пенициллину толком не было. Не достать. Избавлять же приходилось не только от порчи – от гноений, от разных травм. То лошадь ударит, то под плуг кто угодит. Ой, всего перебывало!..
Лет десяток назад всё больше мужчин ко мне обращалось. Сейчас женщины. Зачастую с душевными ранами, с тоской. Недобрые люди понакупали этих книжных “черных магий” и угробляют друг друга злыми наговорами. Да с чем только не жалуют...
Пять лет один мужчина маялся с ногой. Уже отнимать хотели. Началось всё с прыщика. К докторам не обратился. Запустил. Сцарапал. Застудил. Надсадил. Ко мне уже без надеги, но привезли его. Месяц я его лечила. Выручила-таки.
Другому трижды ежегодно продалбливали ногу, чтобы гной отсосать. Бог помог, спасла и его. А он потом повинился-признался: “А я ведь вам не верил”.
Сейчас с грудями женщины обращаются. То шишки, то опухлости. Вот буквально вчера моя больная уехала с надеждой (ей еще лечиться): шишка рассасывается. Прямо на ощупь чувствительно. “Лечиться надо, мои золотенькие, – говорю всем, – не лениться”. А то отпустит маленько, они уже не едут. Надо же не залечить, а вылечить. Правда, где неизлечимо, я не берусь…
Поведала мне знахарка и про внучку свою.
– Поступила на психолога в Новокузнецке. Ей дано болячки человеческие глазами видеть. Но она не лечит. Еще. Придется все равно. Дар Божий к этому приведет».
Фрагменты статьи Н. Колмаковой в газете «Знамя шахтера», 2001 г.
Ниже представлена также статья Н. Бутаковой «Бог милостив…» из газеты «Знамя шахтера», которая вышла уже после смерти бабушки. К сожалению, я располагаю неполным текстом. Статья датирована 2010 годом.
«Этот маленький домик в Пихтовом Логу (улица в поселке Камешек) знали все камешковцы. Приезжие ориентировались по табличке, прибитой к стене: “Здесь живет Анастасия Гавриловна Омеленчук”. По имени-отчеству хозяйку дома звали очень редко, для всех она была просто баба Тася. К ней шли и ехали за помощью: баба Тася лечила людей от разных недугов.
Наш с ней разговор, который случился незадолго до того, как ее не стало, то и дело прерывался скрипом открывающейся двери – приходил очередной больной. Светлана, молодая женщина, которая помогала Анастасии Гавриловне по хозяйству, о чем-то тихо переговаривалась с пришедшими, те терпеливо ждали, пока баба Тася освободится. “Лечение, – утверждала она, – таинство, с больным человеком надо оставаться один на один, ничто не должно отвлекать от общения с ним”.
Ушла из жизни еще одна маленькая частица нашей истории. Наш последний разговор... Осторожно спрашиваю Анастасию Гавриловну, опасаясь обидеть восьмидесятилетнюю женщину:
– Современный человек всё же склонен больше верить традиционной медицине. Случается ли, что люди смотрят на вас как на шарлатанку?
– Каждый сам решает, верить ему или не верить, – легко, без тени обиды отвечает она. – Это сразу видно, по глазам, пришел он с верой или на всякий случай – вдруг да поможет. Если с любопытством – таких трудно лечить, такой человек не помогает.
А бывает, приходят хоть и с верой, но с черной душой, это тоже заметно, глаза у таких недобрые. Они могут попросить сделать приворот или отворот, даже порчу навести. Сразу выгоняю! Если делать черное, лечить уже не сможешь, Бог отберет этот дар.
– А когда Вы поняли, что можете помогать людям?
– Ой, давным-давно! У меня бабушка была – лечила от разных болезней, к ней не только с нашей деревни шли, а даже за сто километров. Лечила она молитвами, травами, заговорами. Меня всегда из избы выгоняла, чтоб не мешала. А раз зовет и говорит: “Давай-ка, внучка, пиши в тетрадку, что скажу. Я умираю, а ты должна за меня людям помогать”. Про смерть ее близкую я не поверила, она бодрая еще совсем была. А ведь и правда померла... (Здесь часть статьи оторвана).
– Тогда ведь уже война шла. Как Вы, девочка, успевали и дома работать, и в колхозе, да еще людей лечить?
– Поблажку мне редко давали: если уж кому совсем плохо, тогда отпустят ненадолго. Трудно, конечно, было, а кому легко-то? Война началась – мне двенадцать подходило, уже по тем временам не маленькая. Жили мы на Алтае, семья большая – нас у родителей пятеро было. Работать все начали еще до войны, день и ночь гоняли нас то на одно, то на другое. Сильно тяжело было поначалу полоть в поле. Обувки никакой, ноги стерней колет, к вечеру ступать больно. Потом стали чувяки выдавать, говорили – год должны их носить. А какой там год – подошва тоньше ногтя!
Колхоз наш был бедный совсем. То ли плохо так работали, то ли начальники не заботились об нас. (На этом месте статья опять обрывается).
– Вам всегда удавалось вылечить людей?
– Я не всесильная. Конечно, кого-то не получалось на ноги поставить. Но всё равно многим подмогнула, даже когда девчонкой была. Потом уже лет через 50–60 встречала кого – они узнавали меня, благодарили. И кого позже лечила, все почти приезжают через время – с подарками. Я уже не могу этим не заниматься. Бывает – очередь из машин у дома стоит, кто и пешком приходит, на автобусе приезжает. А как морозы сильные и потому нет никого – руки скучать начинают. Я благодарна Богу, что дар мне такой дал…
– Среди больных больше детей или взрослых?
– Раньше больше взрослых было – с язвами всякими, ранами, когда после операции долго швы не заживают. Вдовы приезжали, которые никак не могли после смерти мужа в себя прийти. А сейчас ребятишек больше. Почему-то болеть они стали в последние годы сильно. Грыжи часто бывают, испуг.
Иногда сами родителя виноваты… Уже несколько ребят было, которым по пять-шесть лет, а они не ходят. Только если за руки вести, на цыпочках шагают мало-мало. А отпустишь – падают. Смотрю, а у них жилочки под коленками срослись. В детсад их не водили, дак никто и не заметил беды. Маленьким поделали бы массаж, всё и прошло бы. (Здесь новый обрыв в статье).
– Баба Тася, а как врачи относятся к тому, чем Вы занимаетесь?
– Дак, некоторые сами смотрят, что не получается у медицины ничего, и шепнут потихоньку обо мне, чтобы сюда ехали. А раз сердце у меня прихватило, в больницу положили. Я никому о себе говорить не стала. Думала, отдохну. Узнали! И вечерами стали ко мне врачи, медсестры приходить. Потом хорошая я стала, домой запросилась, а мой лечащий не пускает: “Не время”, – говорит. Когда настаивать крепко начала, признался: не хочет отпускать, пока я не долечу у него двоих медиков.
Как врачи могут ко мне относиться… Конечно, по-разному мы лечим, но медики понимают, может быть, лучше других: если человек не верит, что вылечится, что Бог ему поможет, лечение может и не выйти. А я молитвами лечу, к Богу человека обращаю, у Бога за него прошу. А Бог – он милостив…».
Фрагменты статьи Н. Бутаковой в газете «Знамя шахтера», 2010 г.
Результаты собранных и изученных мною материалов помогли мне по-новому взглянуть на историю нашей семьи. Накопленные по кусочкам воспоминания членов семьи и собранные в газетных статьях мысли и воспоминания моей бабушки пролили свет на очень многие вещи: на происхождение моей семьи, фамилии, бабушки, и даже помогли понять, почему именно так сложились взаимоотношения в нашей семье.
История учит нас тому, что в жизни не бывает исключительно положительных или отрицательных героев. Моя бабушка всю жизнь положила на подъем своей семьи, на оказание помощи не только близким людям, но и всем тем нуждающимся, кто просил помощи. Совершенно бескорыстно, помогая делом, словом, материально или как-то иначе, бабушка старалась нести в мир добро. Однако младшим своим детям этого добра, воспитания и любви она дать не смогла, у нее не хватило времени.
Я долго не мог понять, почему мои тети, дяди и моя мама совершенно по-разному относились к бабушке. В отличие от нас, бабушкиных внуков, которые очень ее любили. То, что она не смогла дать своим детям, бабушка впоследствии наверстывала, когда работала в садике, или давала по отношению к внукам. Она сделала много доброго, жила как обычная женщина-труженица, старалась делать то, что было в ее силах. Поступала по-человечески, верила на слово, жила по совести, доверяла людям, старалась всегда видеть в них только хорошее. Никогда не отказывала в помощи, если человек в ней действительно нуждался, и учила этому других – и нас, своих внуков.
Сейчас ко мне приходит осознание того, как быстро стирается память. Она словно песок. Если бы моя семья раньше начала сохранять свое наследие – документы, фотографии и многое другое, мы бы знали гораздо больше и не гадали, что правда, а что – уже искажение памяти.
Комментарии
Огромная благодарность Вам!
Добавить комментарий