Опубликовано: Гуманитарные проблемы военного дела, Военно-научный журнал, Выпуск №1, 2014 год.
В статье анализируется подготовка и служба офицеров военного времени в запасных формированиях Омского и Иркутского военных округов в годы Первой мировой войны 1914-1918 гг. на примере 38-го Сибирского стрелкового запасного батальона (полка), дислоцировавшегося в Новониколаевске, а с октября 1915 г. в Томске. Устанавливается, что катастрофическая нехватка офицеров восполнялась за счет ускоренной подготовки (4 месяца) в военных училищах и специальных школах прапорщиков военного времени из числа призванных в армию студентов, семинаристов, окончивших учебные заведения, и фронтовиков.
Подготовкой новобранцев в годы Первой мировой войны в запасных частях руководили офицеры. В кампаниях 1914-1915 гг. была уничтожена большая часть их кадрового состава и дефицит восполнялся за счет ускоренной подготовки офицеров военного времени, прежде всего из числа отличившихся в боевых действиях солдат и унтер-офицеров. Обучение их осуществлялось в военных училищах и специально открытых школах прапорщиков с 4-х месячным сроком обучения. К концу 1915 г. в Российской империи открылось 32 таких военно-учебных заведения, в том числе 1-я и 2-я школы прапорщиков в Омске и три в Иркутске (одна на базе местного военного училища). 6 марта 1915 г. вводятся в действие правила призыва студентов гражданских вузов для обучения в военно-учебных заведениях. В первую очередь вакансии в них закрывались за счет призыва первокурсников 20-летнего возраста, затем второкурсников и третьекурсников. Студенты старших курсов, медики, ветеринары, женатые не призывались. Со временем в школы начали принимать детей, воевавших в действующей армии «без различия национальностей или вероисповедания вне конкурса и не считаясь с существующими иными ограничениями». В сентябре 1915 г. разрешили задействовать выпускников частных средних учебных заведений, учительских институтов, семинарий, а также городских училищ. Тем не менее, основной контингент их составляли фронтовики (рядовые и унтер-офицеры), хотя бы с элементарным образованием, положительно зарекомендовавшие себя в армии и отличившиеся в боях.
Что из себя представляло такое учебное заведение можно судить по 1-й Иркутской школе подготовки прапорщиков пехоты (данные на июль 1917 г.). По спискам в ней состояло: начальник (полковник), 2 командира роты (капитаны), 8 курсовых офицеров (4 штабс-капитана, 4 поручика), 18 помощников курсовых офицеров (прапорщики), один заведующий хозяйством (прапорщик), один врач (не имел чина), по одному – казначей и делопроизводитель, 374 юнкера (1 зауряд-прапорщик, 8 подпрапорщиков, 7 фельдфебелей, 24 старших унтер-офицера, 333 младших унтер-офицеров, 1 рядовой), 88 солдат команды обслуживания, в том числе 10 писарей и 51 нестроевой, 3 фельдшера [1].
Сословный состав Иркутского военного училища на 1 января 1915 г. выглядел следующим образом: из 316 обучавшихся, детей дворян насчитывалось 31 (9 %), чиновников и офицеров – 59 (18,8 %), почетных граждан – 14 (4,5 %), духовенства – 48 (15,1 %), купцов – 5, мещан – 75 (23,7 %), крестьян – 84 (26,5 %). На 1 декабря 1916 г. эти показатели на общее количество юнкеров в 279 чел составили: дворяне – 17 (6,4 %), дети офицеров и чиновников – 31 (11,1 %), почетных граждан – 22 (8 %), духовенства – 39 (14 %), купцов – 3, мещан – 48 (17,2 %), крестьян – 112 (40 %), прочих – 7 чел. На середину января 1917 г. в 1-й Омской школе прапорщиков из 196 обучающихся выходцы из крестьян составили 104 (53 %), мещан – 68 (34,7 %) [2].
Как установил В.Л. Кожевин, «школьное начальство пыталось привить своим воспитанникам комплекс традиционных моральных и этических норм офицеров, включая представление об офицерской чести и долге офицера перед отечеством и подчиненными. Кроме того, учитывая особенности контингента школ, приходилось просто обучать юнкеров правильно говорить, здороваться, соблюдать элементарные нормы гигиены. Для некоторых из них все эти вещи действительно представляли серьезную проблему». Например, в духе знаменитой «Юности честное зерцало» в Омске в 1917 г. составили «Инструкцию распорядка жизни юнкеров в школах подготовки прапорщиков пехоты», в которой содержался раздел «Соблюдение чистоты и опрятности» с перечислением процедур, естественных для культурного человека: «а) менять белье еженедельно, не менее одного раза; б) ноги содержать в чистоте и по возможности обмывать холодной водой, особенно в жаркую погоду, ногти своевременно стричь; в) на руках ногти должны быть острижены и чисты; г) иметь годные для употребления носовые платки; д) плевать на пол где бы то ни было воспрещается, утром и вечером чистить зубы или полоскать рот водой» [3].
Еще одним каналом приобщения к офицерской корпорации являлось производство в прапорщики отличившихся в боях рядовых и унтер-офицеров, а также предоставление добровольцам права сдачи экзамена на звание прапорщика. Поэтому в дневнике иркутянина И. И. Серебренникова 12 января 1915 г. помечено: «В городе начинают встречаться отпускные из армии: больные и раненые. Много добровольцев из армии прислано для подготовки к экзаменам на прапорщика запаса» [4]. Как вспоминал Ушаков, накануне 1917 г. в 25-м Сибирском стрелковом запасном полку в Томске «офицерами в то время были большинство из бывших солдат» [5].
Наглядно ситуацию с разными типами офицеров военного времени на сибирском материале можно проиллюстрировать на примере героев гражданской войны П.Е. Щетинкина и Р.П. Эйдемана. Первый – выходец из крестьян-переселенцев, плотник, умевший читать и писать, отслуживший срочную службу и уволенный в запас в 1909 г. старшим унтер-офицером. В 1912 г. он становится сверхсрочником, во время войны продвигается до командира роты и штабс-капитана. В январе 1917 г. его назначают начальником учебной команды в 59-й Сибирский стрелковый запасной полк в Ачинске. Второй – сын учителя из Литвы, будучи студентом в Петербурге, в апреле 1916 г. был мобилизован и после окончания ускоренного курса пехотного училища выпущен прапорщиком с направлением в г. Канск, где в 16-м Сибирском стрелковом запасном полку встретил 1917 год.
Еще один пример приводит И.И. Серебренников, встретивший летом 1915 г. в поезде по пути в Москву прапорщика К-ва, уроженца пригородного села Усть-Куда: «Он пошел на войну младшим унтер-офицером, с двумя георгиевскими крестами, полученными за японскую войну. А вот теперь, произведенный без экзамена в прапорщики, награжденный еще двумя георгиевскими крестами, а также орденами Св. Станислава и Анны, побывавший уже за Карпатами, в третий раз направляется в действующую армию. «Вот это наш сибиряк!» – думал я, глядя на него; такие-то сибиряки и создали славу нашим полкам» [6].
Офицеры военного времени доминировали не только на фронте, но и в запасных батальонах (полках) в тылу. Так, в 38-м Сибирском стрелковом запасном батальоне (Новониколаевск) на 1 сентября 1915 г. насчитывалось 38 офицеров и военных чиновников, в том числе 31 прапорщик, т. е. примерно по 2-3 на роту [7]. Регулярно в приказах по части фиксировалось: 3 октября 1915 г. «Прибывшего на службу прапорщика 2-й Иркутской школы прапорщиков Масдовского зачислить в состав батальона. Назначить его офицером 10-й роты»; 5 октября того же года. «Прибывшего на службу прапорщика 2-й Иркутской школы прапорщиков Плотникова зачислить в батальон и назначить младшим офицером в 4-ю роту» [8]. Основным источником пополнения офицерских кадров для упомянутой части стали военно-учебные заведения Иркутска. В свою очередь И.И. Серебренников 9 декабря 1915 г. записал в дневнике: «На днях здесь был произведен выпуск учеников из школы (вернее курсов) для прапорщиков запаса. Выпущено свыше 200 офицеров. Все – самая зеленая молодежь» [9].
Как они служили можно узнать из тех же приказов. Так, 3 октября 1915 г. комбат, подполковник Доброхотов, «посетив около 9 часов утра 9-ю роту я не нашел на занятиях ни командира прапорщика Микулина, ни младшего офицера прапорщика Лебедева, которые пришли уже в 10 часу. Занятия в 9-й роте велись вяло…, выправка не только ратников 2-го разряда, но и молодых солдат находящихся второй месяц в строю – слабая… Принимая во внимание, что прапорщик Микулин уже неоднократно замечался в опаздывании и в последний раз даже был арестован домашним арестом на одни сутки, за последнее опоздание, а также беспорядки в роте, арестовываю его на одни сутки на гауптвахте и предупреждаю, что если его деятельность и в будущем будет также плодотворна как теперь, принужден буду принять против него меры, указываемые законом. Прапорщику Лебедеву объявляю в первый раз выговор» [10].
Недовольство в адрес офицеров военного времени выразил и сам командующий Омским военным округом генерал-лейтенант Н. А. Сухомлин, разразившийся 15 августа 1915 г. в воспитательных целях приказом по войскам объединения: «13-го августа вечером я встретил в городе [Омске] двух обер-офицеров, которые не отдали мне установленной чести, в виду вечернего времени этот случай не особенно удивил бы меня, если бы далее я не встретил целую группу офицеров, которые по явной невнимательности, тоже не отдали мне надлежащей чести. При дальнейшем моем следовании по городу я встретил прапорщика 26-го Сибирского стрелкового запасного батальона Баранова, который тоже не отдал мне чести, а на мое замечание о необходимости быть более внимательным, позволил себе вступить со мной в неуместный разговор, приводя в свое оправдание различные доводы, чем высказал явное непонимание своего положения и неумение держать себя в разговоре со старшим начальником». Далее нижестоящим командирам предписывалось усилить воспитательную работу с младшими офицерами, обратить самое строгое внимание на их дисциплину и т. д. и т. п. [11]
Но были и положительные моменты. «Высочайшим приказом от 26 августа сего года, – говорилось в приказе по 38-му Сибирскому стрелковому запасному батальону от 18 сентября 1915 г., - за отлично ревностную службу и особые труды, вызванные обстоятельствами текущей войны с 1 января сего года прапорщику вверенного мне батальона Грищенкову пожалован орден Св. Станислава 3-й степени. Приказываю означенную награду занести в послужной список прапорщика Грищенкова» [12]. К тому же нужно иметь в виду, что после 9 месяцев службы в запасных частях прапорщика с очередной маршевой ротой отправляли на фронт. Поэтому их пребывание в тылу можно рассматривать как своеобразную форму введения в строй, повышения квалификации и приобретения профессиональных навыков после окончания военно-учебного заведения.
Минимальные сроки подготовки людей, которые в принципе не собирались и не должны были служить в армии, пестрота социального состава, сложный процесс адаптации к военной повседневности формировали нелицеприятный имидж офицера военного времени. На бытовом уровне популярностью пользовался куплет:
«Раньше я был кучер, звать меня Володя,
А теперь я прапор, Ваше благородие».
С другой стороны, на этих офицеров военного времени из числа студентов, учителей, инженеров, отличившихся в боях нижних чинов и т. д., легла тяжелая задача подготовки солдат из неграмотных и малограмотных сибирских крестьян, руководство ими на фронте, подвергаясь опасности быть убитыми или ранеными, как это произошло с бывшим землеустроителем, прапорщиком запаса из Томска С.К. Майковским. Призванный в августе 1914 г. в 31-й Сибирский стрелковый полк, в начале 1915 г. он был тяжело ранен, перенес несколько операций, признан инвалидом, но вернулся на фронт нестроевым офицером с назначением интендантом полка [13]. Что касается ругани и мордобоя, то арестованный уже после Февральской революции за эти пороки анонимный поручик признавался: «Я никогда не готовился и не думал о военной карьере, я студент, надевший военный мундир семнадцать месяцев тому назад. Я так воспитан, что никогда, даже будучи только что выпущенным офицером не допускал мысли о рукоприкладстве. Я смотрел на это, как на нечто дикое, недостойное человека. И вот, как это произошло, я даже не могу объяснить. Я, надевши золотые погоны, впитал в себя традиции «умения обращаться с людьми». Даже в самое последнее время перед арестом у меня было разъедающее сознание чувство, что я делаю не так, как думал, что я иду против себя самого, против своей совести. Но я уже не мог себя побороть» [14].
О качестве усилий офицеров военного времени по подготовке пополнения для фронта можно судить хотя бы по краткому отчету об осмотре 72-й маршевой роты 38-го Сибирского стрелкового запасного полка, прибывшей на укомплектование 244-го Красноставского пехотного полка от 8 декабря 1916 г., в котором фиксируется, что в ней «нижних чинов действительной службы 166 чел., ратников 1 разряда – 23, ратников 2 разряда – 28 и запасных – 3 чел. Сроков службы 1916, 1917 и 1918 гг. и ратники 1903, 1904 и 1905 гг., уроженцы Томской губернии. Срок обучения 9 недель. Стрельб произведено: одиночный подготовительный 3 упражнения и одиночный боевой 2 упражнения. Боевая подготовка: обязанности стрелка в рассыпном строю знают удовлетворительно, наводка со станка и установка прицела правильная. Штыковому бою обучены удовлетворительно, рассыпание в цепь, перебежки и применение к местности удовлетворительны. Сторожевая и дозорная служба удовлетворительны. С действием лопаты в бою ознакомлены. Строевая подготовка: стойка, ружейные приемы и повороты усвоены удовлетворительно. Шаг вялый, колка чучела удовлетворительная… Жалоб заявлено не было. Общее заключение: строевая и боевая подготовка роты комиссией найдена удовлетворительной» [15].
Как видим, пополнение, подготовленное в сибирских запасных частях за 6-9 недель обучения, относилось, по непритязательным оценкам фронтовиков к категории «твердых троечников», но их последующая военная судьба во многом зависела от тех первоначальных азов солдатского ремесла, которые они получили в Сибири.
И последний штрих к портрету офицера военного времени эпохи Первой мировой войны 1914-1918 гг. В конце 1916 г. командир фронтового 52-го запасного пехотного полка сообщал в Томск о том, что «командиры 73, 74, 75 и 76-й очередных рот пополнения прапорщики Сафонов, Грудачев, Расторгуев и Донской во время пути следования эшелона проводили нижних чинов через оцепление и отпускали их домой, отчего было в пути 22 самовольно отлучившихся нижних чина, из которых нагнали эшелон 14 человек» [16].
Положение и позиции офицеров военного времени определялись еще целым рядом факторов. Если квалифицированные специалисты и студенты призыв в армию воспринимали как временное явление с последующим возвращением к мирной деятельности после демобилизации, то для офицеров из крестьян и мещан армия представляла возможность для вертикальной мобилизации. Но реально их карьера в вооруженных силах после окончания войны стояла под вопросом. Дело в том, что офицеры военного времени не обладали в полной мере правами и льготами кадровых военных. Их запрещалось производить в штаб-офицерские чины, их не причисляли к сословию дворян, присваивая статус почетных граждан и, самое главное, они подлежали увольнению в запас после завершения боевых действий. Данные обстоятельства предопределили высокую политическую активность именно этой части офицерской корпорации, ее активное участие в событиях 1917 г.
Вообще социальный катаклизм 1917 года можно назвать революцией прапорщиков. Так, из 54 офицеров – активных борцов за установление в регионе советской власти в 1917 – начале 1918 гг., персоналии которых приводятся в монографии А.Н. Баталова, 37 (68,5 %) являлись прапорщиками [17]. Руководящий орган новой власти – Президиум Центросибири состоял из 5 чел., в том числе двух солдат и двух прапорщиков (Р.П. Эйдеман и К.С. Кошкин).
Библиографический список:
1. Ращупкин Ю.М. Иркутский военный округ во второй половине XIX–начале ХХ веков: формирование, специфика и деятельность. – Иркутск, 2003. – С. 163-164.
2. Волков С.В. Русский офицерский корпус. – М., 2003. – С. 395.
3. Кожевин В.Л. К истокам гражданской войны в Сибири: политические позиции юнкеров омских школ прапорщиков в 1917 году // Гражданские войны. Политические кризисы. Внутренние конфликты. История и современность. – Омск, 1988. – С. 73-74.
4. Серебренников И.И. Претерпев судеб удары. Дневник 1914-1918 гг. – Иркутск, 2008. – С. 83.
5. ГАНО. Ф. П. 5. Оп. 3. Д. 76. Л. 2.
6. Серебренников И.И. Указ.соч. С. 133.
7. ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 193-193об.
8. Там же. Д. 2. Л. 17об, 23.
9. Серебренников И.И. Указ.соч. С. 70-71.
10. ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 17.
11. Там же. Д. 1. Л. 127об.
12. Там же. Л. 274.
13. Данилов С. Потерянный сад // Сиб. старина (Томск). – 1993. – № 5. – С. 35-38.
14. Кожевин В.Л. Российское офицерство и Февральский революционный взрыв. – Омск, 2011. – С. 105.
15. ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 86.
16. Там же. Л. 44.
17. Баталов А.Н. Борьба большевиков за армию в Сибири. 1916 – февраль 1918 г. – Новосибирск, 1978.
УДК 355.233.11
Добавить комментарий