Окладников Алексей Павлович

«Археолог должен спешить»

Окладников Алексей Павлович (1908-1981)

советский археолог, историк, этнограф, академик АН СССР с 1968 года (член-корреспондент с 1964 года), заслуженный деятель науки Якутской АССР (1956), РСФСР (1957), Бурятской АССР (1968), иностранный член Монгольской АН (1974) и Венгерской АН (1976), член-корреспондент Британской академии (1973), лауреат Сталинской премии (1950) и Государственной премии СССР (1973). Герой Социалистического Труда (1978).

Печатается по книге:

«Созидатели»: очерки о людях, вписавших свое имя в историю Новосибирска. Т. II. С. 346-357.

Составитель Н. А. Александров; Редактор Е. А. Городецкий.

Новосибирск: Клуб меценатов, 2003. – Т.1. - 512 с.; Т.2. - 496 с.

 

Душу кочевника даль зовет…

Привычное беспокойство снова овладело

нами, когда мы тронулись в путь.

Н. М. Пржевальский

 

Не бранил свое время. Не жаловался на действительность. Никого не обличал. На судьбу не обижался.

Обошли его обиды? Не знаю. Знаю только, что всегда его переполняли впечатления последней экспедиции. И занимали планы будущих поездок, раскопок, поисков.

Читал ли он газеты? Тоже не знаю. Никогда ни на какие злободневные темы мы с ним не говорили. Потому что он «читал» Книгу веков, и там откапывал (и в прямом, и в переносном смысле) такие новости, которым и сам не переставал удивляться.

– Археолог должен спешить, – не раз и не два слышала я от Алексея Павловича Окладникова, благодаря которому и мне посчастливилось заглянуть в эту самую Книгу, такую красивую, такую загадочную. Наука и поэзия тут одна без другой непредставимы. И кто кому в этом симбиозе более полезен – художник исследователю или наоборот?

Праздная риторика. Ведь миру известен ученый Окладников, а не поэт. Но на тех, кто с ним общался, его поэтическая одухотворенность поисками действовала магнетически. По себе знаю.

1968 год. Общественность готовилась отметить 60-летие со дня рождения  и  40-летие научной деятельности члена-корреспондента АН СССР, директора единственного в Академгородке «гуманитарного» института А. П. Окладникова. Изготовили билет, извещающий о юбилее, но тут же и предупреждающий: «по просьбе юбиляра юбилей отмечаться не будет». И, конечно, АП в эти дни в Новосибирске не было.

Находясь уже в славе и почете, образ жизни он по-прежнему вел походный. И ничего «общественности» не оставалось, как воздать ему должное в восторженной газетной статье:

По неполным данным А. П. Окладников опубликовал более 400 работ и около 20 монографий, часть из них переведена на английский, немецкий, японский и другие языки.

…Он исколесил вдоль и поперек огромную Сибирь, бывал на островах Ледовитого океана, плавал среди арктических льдов, ездил по пустыням Средней Азии, бродил в горах Узбекистана, Таджикистана и Киргизии, в последние годы исколесил всю Монголию и ведет большие экспедиционные работы на Дальнем Востоке. Много тысяч километров ученый прошел пешком, по безбрежной тайге и бескрайней тундре, ездил на собаках, плавал по великим сибирским рекам и затерявшимся на просторах Якутии речушкам, карабкался по крутым склонам гор. Везде и всюду Алексея Павловича встречала удача…

В тот год мы работали над фильмом об Окладникове.

Точнее – продолжали работать над фильмом, мысль о котором появилась в процессе съемок другой нашей картины – о первобытных памятниках искусства на территории Советского Союза.

«Мы» – это трое: кинооператор Новосибирской студии телевидения Олег Максимов, помощник оператора Валерий Халин и я, сотрудник областной газеты. О первобытном искусстве мы сделали два фильма: цветной «Кроманьонец о себе» и черно-белый «У истоков искусства». Снимали наскальные рисунки в Азербайджане и Карелии, на Урале и Памире, в Сибири и на Дальнем Востоке.

Втянул меня в эту прекрасную и трудную работу Олег Максимов, а его заворожил Книгой веков, конечно же, Алексей Павлович. Окладников высоко ценил Максимова. Одну из своих книг ученый подарил кинооператору с надписью: «Неистовому Олегу Максимову, близкому мне по многому». Он брал Олега с собой в экспедиции, ему нравился в Максимове сплав привлекательных качеств – легкость на подъем, неприхотливость, добрый юмор в отношениях, страсть к путешествиям, поклонение красоте. Нравилось отношение Олега к работе: ради «нескольких кадров» Максимов готов был лететь на край света, многими сутками ждать солнечного проблеска в снежном мае горного Памира, десятки километров по крутым и опасным тропам тащить на себе тяжелую камеру, неуклюжий деревянный штатив, железные яуфы с пленкой.

Алексей Павлович нашел в Олеге душу. Про Олега и говорить нечего Алексей Павлович готов был следовать за Окладниковым куда угодно и когда угодно. С кинокамерой, которой владел мастерски.

Отснял сотни метров Алексей Павлович и попросил меня помочь «организовать» материал, определиться с досъемками, увидеть будущую картину в ее сюжетном и образном решении. Словом, написать сценарий документального фильма об Алексее Павловиче Окладникове.

И Алексей Павлович помучилась я немало. Масштаб личности героя сковывал воображение. Информация подавляла объемами. «Наука» требовала точности, а «поэзия» Алексей Павлович сопротивлялась сухости.

Посмотрела максимовские пленки Алексей Павлович еще больше растерялась. Записывала Алексей Павлович для себя Алексей Павлович увиденное.

«Ходит-бродит человек по степным и таежным тропам. Без рюкзака, без модернового туристского оснащения, в рабочей одежде то ли геодезиста, то ли строителя. Идет Алексей Павлович по долинам и по взгорьям. Через овраги и косогоры. Размахивает руками, к цветку не наклонится, к птицам не прислушается. Зато не пропустит камня, не пройдет мимо выбеленной ветрами, дождями и солнцем кости какого-нибудь зверюги, а, может быть, и… В камень всматривается, как в цветок, вслушивается, как в птицу. Странный человек ходит по диким степям Забайкалья. И что он здесь ищет?

То роет яму, то лезет в гору, то очищает кость, то моет камень Алексей Павлович и снова пошел, пошел, пошел… Человек высокого роста, шаги большие, а походка легкая и ходить ему, видно, по всякой земле привычно: что в тайге, что в пустыне, что по горам, что по равнине…

А вот он спит на переднем сиденье «газика», рядом с шофером. Дорога, похоже, длинная, да, наверное, и утомительная. Бежит машина по монгольской степи, сморило путешественника. Вдруг встрепенулся, остановил «газик» и… опять пошел куда-то. Точно позвал его кто-то. Идет стремительно, уверенно Алексей Павлович будто тайник с кладом вычислил.

Вот лагерь на поляне, палатки. Костер Алексей Павлович с котелками над ним. Раннее солнечное утро. Кашевар у костра. Алексей Павлович сидит на раскладушке около палатки, Алексей Павлович бреется. Один из его учеников держит перед ним зеркало.

Вот прыгает по камням. Это уже на острове Итуруп Курильской гряды.

Переправляется на пароме. Это в Бурятии.

Мчится на катере по Байкалу.

Берег реки. Ямы. Траншеи. Груды земли. Раскопки. Алексея Павловича и не сразу определишь среди других «землекопов».

Монголия. В честь Окладникова в храме Дацан сам Главный лама устраивает прием. Национальный обычай – дорогому гостю подносят баранью голову. Алексей Павлович чуть смущен, слегка скован… Видишь его на церемонии – и сочувствуешь: куда естественнее для него костры и палатки, берега таежных рек и пещеры».

И много-много еще черно-белых кадров. Без звука. Без монтажа. Что с ними делать? Как рассказать за 20 минут о человеке, которого титулуют «выдающимся исследователем древних культур Азии»? Десятки книг, мировое признание, сенсационные открытия, а он, как новичок, опять мчится на раскопки, отдыхает у таежных костров, мотается по дорогам, чаще – по бездорожью Сибири и Дальнего Востока. Кто он? Рыцарь науки? Искатель приключений? Бродяга?

Все вокруг говорили о разносторонности научных интересов Окладникова, о его невероятной работоспособности, о несомненном литературном даровании ученого, умеющего писать о серьезных научных проблемах увлекательно и образно.

Мы и хотели сказать о том же в нашем фильме.

Побывали на Лене, у Шишкинских скал. У этого крупнейшего в стране памятника первобытного творчества, вошедшего в мировую культуру благодаря трудам Окладникова и его жены Веры Дмитриевны Запорожской. Их совместная книга «Ленские писаницы» хранит рисунки, оставленные в камне первобытными охотниками. Более двух тысяч рисунков в этой замечательной галерее на скалах.

Мы были на Лене дважды. И второй раз приехали не к скалам – к человеку. Жив был еще семидесятипятилетний страж Шишкинских скал – Виктор Иванович Силин. Жил в небольшой избушке-развалюшке на пустынном берегу Лены более тридцати лет. Подвижный старик с громадной белой бородой. Говорил быстро, грамотно, образно – «всяко сердце двухсистемно: могу любить, могу убить!». И называл Окладникова не иначе как «Лешкой», «Лехой». Рассказывал нам о том времени, когда он был начальником милиции, а мать нынешнего светила науки носила ему, Силину, молоко за много километров, чтобы «учить своего Леху». И о том, как позже, выучившись, вернулся сюда молодой Окладников с молодой женой, и как в жару лазили они по этим камням и «рисовали, рисовали эти каменные рисунки»… И как им было трудно, но как они были сильны и заняты «рисованием» от восхода до заката…

Мы были в Хабаровске. Сюда приехали к директору краеведческого музея, известному писателю и тигролову, тоже неутомимому исследователю и путешественнику Всеволоду Петровичу Сысоеву. Наследник идей, настроений и дел знаменитого автора «Дерсу Узала» В. К. Арсеньева, Сысоев был в общих маршрутах с Окладниковым. Алексей Павлович руководил не одной дальневосточной экспедицией, «раскопал» здесь замечательные памятники средневекового Приморья, написал книгу по истории древних народов Дальнего Востока. И – прочее, и прочее.

Всеволод Петрович рассказывал нам на съемках:

– Окладников – ученый своеобразный, особого, я бы сказал, полевого типа. Ученый, стихия которого – не кабинет, а поле; и в дебрях, в тех местах, где я его встречал, он поражал меня удивительной зоркостью своего глаза. Мы все, бывало, мимо пройдем, а Алексей Павлович остановится – и найдет какую-нибудь вещицу. Я поражаюсь, как он может из массы предметов выделить то, к чему прикасалась рука человека несколько тысяч лет тому назад. Кстати, поразительное открытие сделал он и в этом парке (мы снимали Сысоева в городском парке – З.И.). Ходили люди по тропинке, но никто не обратил внимания на то, что прямо под ногами видна боковина древнего кувшина. Оказалось, целый неолитический кувшин! Это характерно для Алексея Павловича. Куда бы мы ни приехали, он сразу обращается к склонам и оврагам. Если где экскаватор работает, обязательно пройдет. И обязательно что-нибудь найдет. Ему всегда везет! Окладников – прежде всего путешественник, человек, который очень любит свою науку. До самозабвения. Даже будучи тяжело больным, ездит по экспедициям. Берет с собой шприц – и здоров! (Да, диабет научил Алексея Павловича самолечению в любых условиях. – З.И.). При этом никогда не теряет оптимизма. А вы знаете, что такое оптимизм в полевых условиях? Большая сила! Она-то и влечет людей к нему, вселяет веру в успех дела. И я всегда дивился неприхотливости Алексея Павловича. Солдатская неприхотливость – у маршала… У него так сильна убежденность, что он увлек своими поисками даже национальный колхоз – здесь всегда занимались только рыбой, а теперь выделяют людей на археологические раскопки. И – с удовольствием! Он говорил им: здесь жили ваши предки, у них была самобытная культура. Они даже решили образовать музей из всех находок, которые им Алексей Павлович представил… Это же все поразительно!

И побывали мы в нанайском селе Кондон. Снимали проводника Окладникова – нанайца Михаила Самара, представителя древнего рода, доброго восторженного старика с открытым лицом и детской бесхитростностью. И он говорил, что Окладников – не иначе как нанайского происхождения, иначе откуда бы у него взяться такому следопытскому таланту и врожденной таежной мудрости.

Так и складывался наш фильм – из кадров «кинопутешествия», из бесед с людьми, знавшими Алексея Павловича не понаслышке, из наблюдений за ним не в полевой уже – в институтской жизни, на собраниях, дома.

Кончался фильм, кажется, незамысловатым «резюме»: говорят, что экспедиционной добычи хватит Алексею Павловичу для обработки на 15-20 лет. А он снова пошел – по степным и таежным глухоманям, в пещеры и в горы, за новыми находками. Образ «человека идущего» казался нам наиболее точным.

И представлялось, что так будет всегда…

Алексей Павлович на 10 лет пережил Олега. Олег ушел в тридцать три года, тяжелая болезнь так рано увела этого светлого человека. Но он успел оставить единственные в своем роде кадры, из которых и рождается ощущение бесконечности пути Окладникова.

Окладников первым из современников увидел сотни и тысячи наскальных рисунков по берегам таежных сибирских рек. Он увидел их «в оправе суровых и строгих ландшафтов Севера, голубых далей пустыни и зеленых берегов Амура», в оправе естественной природной красоты.

Он сделал, чтобы чувство восхищения и удивления «письменами предков» разделили с ним другие.

И Олег Максимов успел помочь ему в этом.

Последняя моя беседа с Алексеем Павловичем вышла в телеэфир за несколько месяцев до его кончины. 1981-й. Чувствовал себя Окладников уже скверно, но на передачу согласился – дорожили наши ученые возможностью представить широкой публике предмет своих занятий и увлечений.

А мне как телеведущей хотелось в научных программах «раскрывать» и самих ученых – ведь это яркие судьбы, сильные характеры, широкий кругозор.

Воспроизведу фрагменты последней беседы, в которой, по моему, Алексей Павлович раскрывает себя так полно, что уж и эпитетов добавочных не нужно.

– Из книжек про Вас, Алексей Павлович, знаю такую подробность. В 1925 году, семнадцатилетним парнем из села Бирюльки, что у самых истоков Лены, с тремя буханками черного хлеба и мешком собранных за лето неолитических находок отправились Вы по путевке окружного отдела народного образования в Иркутск, в техникум… Вы представляли себе тогда уровень знаний о древних культурах Азии?

– Едва ли… Началось с того, что в простой сельской школе мне показали две книги, совершенно разные. Первая – «Илиада» Гомера. Небольшая (в изложении для детей) книжечка, которая сразу поразила размахом фантазии. Второй была «Библия». Книга, которая тоже поражает и содержанием, и воображением. «Библию», кстати, в Сибири при Колчаке еще изучали, и у меня была пятерка по «закону божию». А в Иркутске мне попала в руки еще одна небольшая книжечка. Не помню автора. А книгу – помню. Это были рассказы о древнегреческих городах, о древних курганах. Прочитанное увлекло меня, дало полет собственной фантазии. Я еще у стен нашей школы лепил египетские пирамиды, дворцы египетских фараонов. Это начало моей биографии как историка.

– А археолога? Археолог должен обладать страстью к путешествиям?

– Пусть им движет беспокойство! Я бы сказал, что в каждом мальчишке сидит археолог… Конечно, пространство нас захватывает. Чем больше видишь, тем интереснее мыслишь. Благодаря другу моему, директору Эрмитажа академику Пиотровскому, я имел возможность побывать, например, даже в Нубии – там, где в древности между порогами Нила была страна Куш. Мой друг вел меня по переходам внутри пирамид. И для меня было большим удовольствием найти в знаменитых пирамидах орудие каменного века. Специалистов интересовало, как устроены пирамиды, но почему-то никто из них не обращал внимание на такое своеобразие: на слой земли накладывались камни, потом – снова земля, потом – плиты. Слоеный пирог… Я это заметил… Каждый шаг по планете дает много волнующего и интересного…

– Тому, кто умеет видеть. Чего в археологии больше – науки или фантазии? Воображения – или факта?

– Конечно, факт есть фундамент науки. Но здание, построенное на этом фундаменте, должно отвечать и другим запросам. Когда я пишу научно-популярную книгу, я основываюсь на научном факте. Фантазия ученого обязана быть точной.

– Вы, кажется, объездили всю планету. Арктика, Монголия, Индия, Сибирь…

– Не знаю только Атлантиды.

– Существование которой до сих пор не доказано.

– Не я, так другие докажут ее существование. Мой друг, греческий археолог, недавно прислал мне книгу, посвященную Атлантиде. Но – у меня есть мечта побывать там и самому во всем разобраться. А больше всего люблю свою Азию. Те места, где родился, где получил самые первые впечатления, места моей юности – Сибирь. Сибирь ведь тоже – неизведанная страна.

– Но столько открыто! И Академия уже три века интересуется Сибирью…

– Да, по уровню исследованности археологами Сибирь превосходит нечерноземную полосу России. Мы занимаем передовые позиции. И все-таки столько еще нужно сделать!

– Какое из сибирских открытий доставило Вам самую большую радость?

– Одно из таких – ярких, приятных – открытий – находка палеолитической статуэтки женщины в Бурети. Буреть и Мальта – это приангарские стоянки, явившие нам богатую культуру развитого палеолита. Мальту открыл Михаил Михайлович Герасимов в 1928 году. Буреть открыл я в 1936 году. Это были серьезные открытия. Фигурки женщин – наиболее выразительные образцы палеолитического искусства. Сибирские статуэтки имеют совершенно отличные от европейских фигурок пропорции и трактовку. И только в Мальте и Бурети найдены единственные в мире статуэтки женщин в закрытой одежде.

А вот совсем недавно произошло событие, которое взволновало не только меня. На Алтае, на реке Улалинка, мы обнаружили поселение древнего человека, которое отличается совершенно необычными условиями залегания. Мы определили его давность в сто тысяч лет. Представляете себе? Неандерталец! До этого неандертальский человек был найден в Средней Азии. Так что открытие важно во многих отношениях. Мы нашли череп. И определили дату. Решили, что первый человек на территории нынешнего Горного Алтая жил 90 тысяч лет назад. Продолжали работу, потом у нас появился известный геолог, профессор Рагозин. И он сказал: «Вы ошибаетесь!» Мы думали, он скажет: возраст – 10-15 тысяч лет. Ничего подобного, сказал Рагозин, вашей Улалинке около одного миллиона лет! Я… не то чтобы не поверил, но усомнился. Обратились к физикам. И одна наша новосибирская исследовательница – она занимается палеомагнитным анализом – определила возраст в более чем 700 тысяч лет. Это потрясающий факт! И теперь нас трое – радетелей за древность Улалинки: геолог Рагозин, физик Поспелова и археолог Окладников. Работы будут продолжаться. Споры и дискуссии – тоже.

– Археология немыслима без дискуссий. На что опираются Ваши гипотезы и предположения?

– На факты! Факты дает жизнь теориям. Та же самая Улалинка – она выдвигает перед нами серьезные проблемы общего характера. Известно, что древнейшие предки человека найдены в Африке. Но до сих пор идут споры о том, один ли центр становления человека на нашей планете был или, скажем, два? Идет борьба между моногенистами (они считают, что человечество «есть-пошло» из одной точки) и полигенистами. Каждая новая находка – дополнение к чрезвычайно интересной, еще далеко не законченной картине.

– Ради которой Вы и в ранге академика ведете тот же, что и в молодости, походный образ жизни. А Ваш лечащий врач когда-то говорила нам, что бродячая жизнь Вам противопоказана.

– Один врач так говорит, другие, наоборот, рекомендуют «двигаться».

– Вы, кажется, ни разу не были ни в санатории, ни в доме отдыха. Все заменяют экспедиции? Лишь начинается весна, и…

– И – летят перелетные птицы. Экспедиция – это форма моего существования.

– Вам лучше работается в полевых условиях?

– Люблю работать под музыку. Под хорошую музыку. Самые интересные мысли тогда появляются.

– А у костра, вдали от цивилизации?

– Мы берем с собой магнитофон.

(В его домашнем кабинете, заполненном книгами, рукописями, «рабочим материалом», меня в свое время поразила более чем скромная обстановка, в которой единственным атрибутом комфорта была именно стереоустановка – очень, наверное, дорогая и качественная).

– Не утрачивается с годами та радость, которую Вы испытывали при первых встречах с первобытным искусством? Теперь, когда Вы уже открыли сотни, тысячи наскальных изображений, новые находки так же волнуют Вас?

– Ощущения остаются прежними. Петроглифы надо видеть в натуре. Никакая копия не передает той глубины мысли, которая занимает меня в этих рисунках. Но во всех концах света исследователи обнаружили памятники первобытного искусства. Родилась грандиозная литература. Не библиотека, а библиотеки работ, посвященных древнему искусству. И, конечно, теперь я иначе «читаю» открываемые изображения. Углубляется хронологическая перспектива. Хронология, размещение во времени – основа всех построений в археологической науке. Теперь я лучше понимаю, что было раньше, что позже, как видоизменялись образы, сюжеты… Стал мудрее в понимании языка древних. С каждой новой книгой о петроглифах мы все становимся мудрее…

– А Ваша первая книга – «Ленские писаницы» – не забыта?

– Разумеется, нет! Представьте себе: вертикальная скала, под ней – огромные глыбы, Вера Дмитриевна сидит на скале и терпеливо рисует, срисовывает картинки с камня. Смотрю – из-под плиты рядом с ней торчит змеиный хвостик. Подошел, приподнял плиту, а под ней — восемнадцать змей. Ядовитых. Вот вам картинка реальной жизни археолога.

– Тем не менее, одна из Ваших последних книг – «Петроглифы Монголии»… Ваши книги сохраняют для культуры памятники, которые, увы, разрушает жизнь. Потому Вы всю жизнь верны рисункам на камне?

– Когда велись работы на Братском водохранилище, мы организовывали целый ряд экспедиций по спасению писаниц. Вырубали камни с рисунками и доставляли их в Иркутский музей. Конечно, у нас никогда бы не поднялась рука на эти бесценные камни, если бы мы не знали точно, что им суждено уйти на дно рукотворного моря. Эти вырубленные камни — как вырванные из книги картинки.

– Но такого ощущения нет, когда Вы привозите из поездок вещицы, подобные этой. Мне ее и в руки страшно брать, потому что я слышала про ее возраст. Пять тысяч лет этой глиняной маске?!

– Не маска – загадочная мужская личина. Ее сделал не просто гончар, а именно скульптор. Вещь уникальная. Такой в мире нет. Это амурская личина, найдена возле деревни Вознесеновки. Я имел удовольствие в свое время опубликовать большую работу – целая книга! – «Петроглифы Амура». Так вот петроглифы Амура эту личину ничем не напоминают. А в прошлом году нам посчастливилось в 700-х километрах от Вознесеновки найти кусочек такой же личины. Значит, это искусство «захватило» пространство не менее тысячи километров. Ранее неизвестный художественный центр. Уцелело еще несколько фрагментов из произведений этого центра. Они есть в музее нашего института. Там тоже личины. Одна из них поразила европейцев. Они выпустили большой плакат с увеличенным изображением части личины. Плакат путешествовал по странам Европы вместе с выставкой «Исторические ценности Советского Союза». А эту мы не рискнули отправить на выставку. Держим в секрете.

– Она очень красива!

– Да… Но мы опоздали. Амур размыл это место, и торчали из глины только осколки… Приехать бы сюда на два года раньше…

– Хорошо, что хоть это нашли. Соотношение времен: приехали бы на два года раньше – и спасли бы ценности тысячелетий.

– Археолог должен спешить. Его везде ждут находки – важно не опоздать.

– Как Вы оцениваете значение археологии в современной жизни?

– Это наука о человеке. Наука о том, как возникло, накапливалось, приумножалось духовное богатство человечества. Научить людей ценить, уважать, любить духовное наследие веков – главное призвание археологии. А духовное богатство, на мой взгляд, — это самое дорогое, что есть у человечества.

Лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда, член отечественной и иностранных Академий — все это у него было, а он писал:

Я учился и учусь быть человеком у людей, живущих слитно с природой, у нанайских охотников, рыбаков. У людей, не затуманенных корыстью, не уязвленных самолюбием. У людей, в которых ощущаю чисто человеческое и чистое начало.

Его ученик, академик Анатолий Пантелеевич Деревянко, возглавляет Институт археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. И всякий раз в годичных отчетах Отделения «школа Окладникова» представлена яркими результатами, вызывающими неизменный интерес мирового археологического сообщества. И одним из преимуществ этой школы считается мультидисциплинарный подход. То есть – сотрудничество археологов с палеоботаниками и палеонтологами, геологами и геоморфологами, физиками, математиками, биологами.

И, конечно, экспедиции остаются «формой существования» археологов — только теперь все чаще международные. Например, Россия, США и Монголия. Сообща изучили наскальные рисунки в Монголии, в результате получили «новые сведения о ранее неизвестных археологических объектах… В глухих малодоступных горных ущельях они сохранились практически в первозданном виде, и именно такие памятники представляют наибольший научный интерес для получения новых данных по древней истории народов Центральной Азии».

К Монголии, кстати, Алексей Павлович был неравнодушен. Говорил мне:

– Между прочим, один знаменитый американский ученый предложил теорию, согласно которой человек вообще произошел из Монголии. Она и привлекала меня тем, что древнейшие главы ее истории были закрытыми. Нужно было поспешить… И Монголия подарила нам свой палеолит. Но она только приоткрыла свои сокровища. Все главное еще впереди.

Смена поколений – неумолимый закон бытия. Духовное продолжение даруется немногим ушедшим. И эту бесценную награду Алексей Павлович Окладников заслужил всеми трудами своей не знавшей праздности жизни.

 

Справка. Родился 20 сентября (3 октября) 1908 года в деревне Константиновка Иркутской области, умер 18 ноября 1981 года в Новосибирске. Похоронен на Южном кладбище в Академгородке.