Седло

(рассказ в стиле биографического краеведения)

Этот рассказ я пишу, вспоминая вечера в гостях у бабушки с дедушкой. В начале пятидесятых годов я подолгу гостил у них в деревне, пока вся наша семья не перебралась сюда, в это же село.

-Сань, а помнишь, как у нас колчаковцы останавливались?

-Помню.

-А помнишь, как я седло украла?

-Ну, как же, конечно!

Если говорить всю правду, то из тех разговоров у меня мало что осталось в памяти. Но рассказы о том времени, когда они были молодыми, вспоминались иногда в виде каких-то отрывков, видений обозов, военных с винтовками…

Уже в зрелом возрасте я вел с ними беседы более обстоятельно, пытаясь выудить побольше сведений о «ранешней» жизни.

Село Турунтаево Томской области, в котором жили мои деды, родившиеся оба в 1900 году в европейской части Российской империи и переехавшие в Сибирь с родителями до революции, располагалось вдоль знаменитого Иркутского тракта. Рассказывали они, как слышно было издали группы перегоняемых «по этапу» на каторгу: звенели кандалы. Интересно, что выражения «гнать по этапу» и «этап идёт» имели тогда равно смысловое значение.

Арестантам бросали хлеб, выпечку – охранники особо не  препятствовали. Ночевали будущие каторжане в остроге, недалеко от дома моих дедов. Сюда также приносили жители еду.

Перед проездом каких-то важных особ жителям велели ровнять тракт, убирать мусор у домов. После весенней распутицы, после дождей также принуждали к поддержанию дороги, проходившей через всё огромное село.

В памяти моих бабушки и дедушки, родителей мамы, сохранилось несколько эпизодов, связанных с проходом колчаковцев.

Дед Саня рассказывал, что перед появлением войск Колчака он был в Томске – продавал на базаре пшеницу да мед. Распродав, заехал к знакомому, достаточно образованному и богатому человеку. Тот встретил его несколько встревоженным:

-Здорово, Александр! Ты лошадь-то не распрягай. Ослабь чересседельник, да дай овса. Сам зайди, чаю попьем!

За чаем знакомый рассказал:

-В город начали войска адмирала Колчака втягиваться, через Басандайку, Межениновку идут. Не знаю, что будет дальше, но неразберихи всякой не избежать. Думаю, перво-наперво, мобилизовывать молодежь будут. Если не хочешь с войсками дальше, на Иркутск идти – уезжай скорее, но на тракт сразу не суйся!

Саня взнуздал жеребца, подтянул повыше чересседельник, уселся в кошевку, да ходу – только уворачивайся от комьев снега из-под копыт! На тракт выехал не сразу: пробирался проселками. Лишь где-то у Семилужков выскочил на накатанную санями дорогу.

Через неделю в село вошли обозы, сопровождаемые верховыми офицерами. На постой к деду Сане, совсем молодому тогда хозяину, определили три или четыре подводы с возчиками. Двор был просторный, всем места хватило. Накормили солдат, постелили на полу.

Бабушка моя, в то время молоденькая Нюра, еще при свете дня увидела на возу несколько новых седел. Они отличались от виденных ею раньше широченными пластами новенькой кожи.

-Эх, Сане бы такую кожу! А то шьет сапоги из чего попало! Вот бы он обрадовался!

В натопленной избе храп стоит – не заснешь! Да и кожа эта перед глазами… Оделась, вышла во двор. Луна ярко освещала двор, припорошенных снегом лошадей, возы. На одном возу притих солдатик-часовой: дремлет.

-Слышь, солдат! Отдай мне седло вон то!

-Ты что, сдурела? На что оно тебе?

-Муж сапоги шьет, а на седле кожа хорошая…

-Заругают меня, а то и застрелят!

-Да не застрелят! Как они узнают? Они что, считают на каждом возу? У вас вон их сколько!

Задумался часовой. Может быть, свою деревню вспомнил, хозяйство, жену…

-Ай, да ладно! Бери! Только быстро и прячь сразу куда подальше!

Нюра, моя будущая бабушка Анна Емельяновна, ни до, ни после не взявшая ни крупинки чужого, ухватила тяжеленное седло и поволокла под сарай. Обмирая от охватившего вдруг страха, секунду помедлила и ринулась к лестнице на сеновал. Как поднимала седло – не помнит! Протащила к задней глухой стенке, разрыла сено и закопала добычу на самый низ, к перекрытию. Выбралась к лестнице, а ноги не идут: сейчас её схватят!..

Утром рано прискакал верховой офицер:

-Запрягай!

Наскоро попили чаю солдаты-возчики. Сунула Нюра втихомолку ночному часовому сверток с салом да буханкой хлеба. Он пристально посмотрел на неё, подобрел взглядом, повернулся к своим лошадям.

Со всех дворов выводились на дорогу подводы, обоз растянулся на полдеревни. Когда исчез из виду последний всадник, Нюра зашла в дом, села за стол и зарыдала.

-Ты что, Нюра?

-Знаешь, что я натворила?

-Что?

-Я украла седло с воза!

-На што?

-Кожу тебе на сапоги…

-Где оно?

-На сеновале…

-Если бы хватились, то нашли бы сразу…

Саня вышел, пришел не скоро.

-Хорошая кожа! Но если бы нашли – что бы с нами было, ты подумала?

Рассказывая о своём «геройстве», бабушка даже посмеивалась немного. Потом, помолчав, произнесла:

-Тяжело тогда жили. Этой кожи хватило надолго, какие сапоги из неё были! Да вон, посмотри, у деда в ящике и сейчас обрезки остались!

И, правда, небольшие кусочки, всё еще пахнувшие запахом настоящей кожи, хранились долго, напоминая о не таких уж и далёких событиях, вошедших в историю как Гражданская война в России, 1918-1922 годов.