Настырный Скрыпник
Скрыпник Яков Макарович (родился в 1920 году)
директор совхоза «Мирный» Венгеровского района Новосибирской области, «Заслуженный работник сельского хозяйства».
Печатается по книге:
«Созидатели»: очерки о людях, вписавших свое имя в историю Новосибирска. Т. I. С. 383-391.
Составитель Н. А. Александров; Редактор Е. А. Городецкий.
Новосибирск: Клуб меценатов, 2003. – Т.1. - 512 с.; Т.2. - 496 с.
Когда наступала зима и завывали по Кулунде нешуточные вьюги, Яшка начинал готовиться к долгим зимним походам в школу. Четыре класса он закончил там, где и родился, в карасукском селе Большие Луки. Начиная с пятого класса ему, двенадцатилетнему пацану, предстояло учиться в интернате, в Большой Курье, расположенной за 25 километров от дома.
Каждую субботу с пустой котомкой за плечами он отправлялся из Большой Курьи в Большие Луки, домой, а на следующий день, в воскресенье, уже с полной котомкой (недельным запасом) харчей двигался обратно, в интернат.
Может быть, эти походы и заложили в нем уверенность в правоте главного дела жизни, правоте еще мальчишеской, и некую настырность в достижении цели.
Часть детворы из окрестных, дальних и даже ближних, сел не выдерживали этих походов, отсеивались, а Яшка все ходил со своею котомкой в Большую Курью, пока не окончил семилетку – образование по тем временам нешуточное.
А что это за «те времена»? А как раз те, что ближе к тридцать седьмому году, теперь печально известному. Это те годы, которые ближе к сорок первому, тоже известному сегодня страницами Великой Отечественной войны.
Бывший учетчик тракторно-полеводческой бригады Яков Скрыпник был пулеметчиком в одном из подразделений Красной армии. Курс «молодого бойца» проходил в Иркутске, а потом, почитай, через всю Сибирь, через всю Европу – в Прибалтику. Русский театр в Риге он знает по тому, что в большом его зале жили красноармейцы, а в малом шли спектакли. Это зимой. А летом сорок первого были летние лагеря, в которых красноармейцы успешно уничтожали предполагаемого противника. Первые месяцы войны обернулись жестокими боями, отступлением, окружениями.
– Я столько раз мысленно умирал и думал – а как люди будут жить после войны, когда меня не будет? А я прошел с боями от Прибалтики до Калинина. И тут война для меня кончилась. Ранило, отправили в госпиталь в Москву, а потом в Саратов на долечивание.
После госпиталя в родные кулундинские края он вернулся в сорок втором. Комиссованного фронтовика военкомат направил на службу в органы МВД.
Ничего особенно грозного в службе Якова не было: комендант по надзору за ссыльными поселенцами села Меньшиково и окрестных деревень. А нужно заметить, что в те годы Сибирь, Алтай, Казахстан и другие регионы были местом ссылки так называемых спецпереселенцев: латышей и эстонцев, немцев, калмыков, татар и даже исконных русичей, оказавшихся, по мнению власти, неблагонадежными.
В марте пятьдесят первого, когда уже бурели снега и с домишек, придавленных и снегом, и нуждой, простукивала первая капель, в Меньшиково произошло чрезвычайное событие. Собрались сюда представители соседних деревень и повели речь о слиянии шести колхозов в одно хозяйство.
Собрание, как водилось в те времена, чин-чинарем: президиум, райком, райисполком и новый кандидат в председатели, привезенный властями, тут же инструктор райкома Василий Михайлович Замалов. Убежденный коммунист, энтузиаст, готовый в огонь и в воду, только прикажи ему. Неплохой, в общем-то, человек. Был на собрании и лейтенант Скрыпник.
Однако посреди обсуждения кандидатуры нового председателя встает в зале женщина и говорит: «А вот у нас тут, в Меньшиково, комендант есть. Всё нас, баб, уговаривает – потерпите, дескать, всё плохое пройдет, жизнь наладится. Вот пусть он ее и наладит. Давайте мы его в председатели выберем».
… А меня как ушатом кипятка обдало сразу, жарко стало. До президиума четыре метра, пока шел, думал: что сказать? Но одна мысль оставалась: а, была не была, скажу – согласен! Вышел, говорю: «Если вы это серьезно, и если вы мне поможете, то я согласен». Из зала кричат: «Поможем!»…
Далее начинается история столкновения настырности районных властей и лейтенанта Скрыпника. История весьма типичная для тех далеких времен. Райком и райисполком: а кто такой Скрыпник? Ну, учетчик. Ну, фронтовик. Ну, кэгэбэшник. А навыков-то хозяйственной работы нет! Звонок начальнику райотдела: не отпускать с работы! Тот вызывает лейтенанта на «ковер»:
– Ты что, дурак? В шести деревнях порядка нет, жизнь не налажена, а ты думаешь, что все в порядок приведешь?
– Я на попятную не могу, меня народ выбрал. А за «дурака» можешь и ответить!
– Ладно, посмотрим. А пока – если хоть один ссыльный с твоей территории исчезнет, сядешь как миленький!
Целый месяц новый председатель ходил в колхозную контору в лейтенантских погонах. Пока колхозники не обратились с просьбой к директору школы Александру Ивановичу Плисову написать письмо в высокий кабинет. Пока не пришла из КГБ официальная бумага – освободить лейтенанта Скрыпника от занимаемой должности.
Однажды в его тесноватый председательский кабинет робко втиснулся огромный, весь в бороде, мужчина. Как бывший комендант, Скрыпник знал, что это поселенец из самого дальнего села его «вотчины», работавший на бычатнике. То есть охранял стадо быков-производителей.
– Какие вопросы? – спросил его Скрыпник.
– Не могу больше, – ответил бородач и постучал себя пальцем по лбу. – Если вам нужна моя голова, определите в другое место.
– Что же у вас за голова такая? Кто вы?
– Я бывший прокурор Ленинграда, окончил Институт красной профессуры, юридический институт, а в лагерях, здесь, в Сибири, изучил экономику…
Так Михаил Львович Першин стал первым экономистом в колхозе «Гигант». Много лет спустя, когда Скрыпника наградили орденом Ленина, первым его поздравил М. Л. Першин, бывший его экономист. Еще за три дня до опубликования Указа он позвонил Скрыпнику из Ленинграда и поздравил с наградой.
– Время было трудное. Приближалась посевная, скота было мало, да и тот падал от бескормицы. Да что там скот – люди недоедали, неприбранные какие-то были, на трудодень по 10-15 копеек получали, как тени, ходили. Пришлось снова собирать общее собрание. Я говорю: вы обещали помогать мне, так помогайте! Я, со своей стороны, обещаю вам после уборки на трудодень по килограмму зерна и по одному рублю деньгами…
Между тем, приближался покос. Скот, изголодавшийся зимой, отъедался на выпасах, когда Скрыпник собрал на совещание всех шестерых бригадиров. Всё заметанное в стога сено, каждую скирду приказал обмерять на вес, объем, кубатуру и забирковать. А осенью, если в стогу хоть центнера недосчитается, спрашивать с них будет. И тут, видимо, сказалась вся его природная настырность.
И вот, вроде, и косим, и стариков с литовками подняли, а сена нет. Самые последние в районе идем. К концу сенокоса вызывают в райисполком на балансовую комиссию. Председатель говорит: «Вот этот парнишка сходу колхоз угробил! Надо у него половину скота забрать государству, раздать по другим хозяйствам». Я говорю, что скот никому отдавать не буду, кормить будем сами. Урежем рацион – продержимся. А уже в ноябре оказалось, что у нас сена больше, чем указывалось в сводке. К концу зимовки «излишков» образовалось 20 тысяч центнеров!
И опять начались для Скрыпника проблемы. Опять столкнулись две настырности. На заседании РИКа приняли было решение: излишки кормов «Гиганта» передать в «голодающие» хозяйства, прошлогодним «передовикам» сенокосной страды.
– Никаких кормов никому отдавать не буду, – взял слово Яков Макарович. – А вот поддержать соседей, продать им за деньги или в порядке взаимовыручки – это пожалуйста.
Заявление Скрыпника обошли дипломатическим молчанием, но сено все-таки насильно не забрали.
Еще хуже получилось с обещанными трудоднями (по килограмму и по рублю). В те годы уставом и законодательством был предусмотрен порядок: на трудодни колхозникам выдавалось лишь 15 процентов от хлебосдачи. Скрыпник обошел этот закон и уже в сентябре дал своей бухгалтерии задание: посчитать все трудодни и выдать на каждый из них по килограмму зерна. Что и было исполнено.
Что тут началось!.. Приехал прокурор, районное начальство, из области приехали проверять, что я тут натворил. Снова заседание бюро райкома партии; предложения были – снять с работы и отдать под суд. А за что? Я же не себе зерно взял, отдал людям за работу, по ведомости, каждому под роспись. Тогда принимают решение – забрать у колхозников зерно. Исполнитель – Скрыпник.
– Вы можете посадить меня хоть сейчас, – говорю, – но зерно у людей я отбирать не буду!..
И опять райком вынужден был закрыть глаза на строптивость и настырность Якова. А ему предстояло выполнить и вторую часть своего обещания – относительно денег. И потому по первому морозцу, по первым снегопадам начали забивать в «Гиганте» скот. Много ли, мало ли, но на каждое отделение приходилось голов по десять. Возы с говядиной потянулись в областной центр, на рынок. Молоко на маслозавод стали отправлять как «давальческое», в обмен на масло. И масло тоже повезли в город. А когда отторговались, на каждый трудодень пришлось по одному рублю и еще по три копейки – деньги, которые полностью были отданы колхозникам.
У районных властей пухло-разбухало досье на строптивца, обрастая все новыми фактами. И когда в пятидесятых годах началась борьба с нарушителями устава колхозов, весь председательский корпус был приглашен на совместное заседание РКП и РИКа. А поскольку вышеназванный устав нарушали почти все в силу экономической безысходности, то и приготовило районное начальство всем «сестрам по серьгам»: одного – снять с работы, второго – исключить из партии, третьего – отдать под суд… И тут опять встает этот бывший кагэгбэшник, эта районная «морока», с которой никто ничего не мог поделать:
– Никого из нас вы наказывать не смеете! Вы руководили районом, это с вашего молчаливого согласия нам приходилось нарушать и уставы, и законы. И отвечать за это в первую очередь должны вы, а не те люди, которым вы доверили колхозы, требовали с них планы, урожаи, надои. Вот и отвечайте!
– Меня, конечно, выгнали тогда с бюро, но никого не наказали.
Тем более что никаких видимых причин наказывать Скрыпника не было. Колхоз «Гигант» оставался гигантом районного масштаба, поставляя в баланс района изрядную долю зерна, животноводческой продукции. И еще богат был творчески поиском и в земледелии, и в животноводстве, и в социальном обустройстве своих деревень. Они, меньшиковцы, одними из первых закупили на стороне два дизеля и осветили электричеством село. А когда приехал к ним с концертом Иван Иванович Маланин, жители всех шести деревень, кто не смог присутствовать на концерте, слушали его выступление по местному радио. Уже тогда в колхозе имелся свой радиоузел, с помощью которого Я. М. Скрыпник поздравлял людей с праздниками, в пух и прах разносил на всю округу нерадивых.
– Я, правда, делал это аккуратно, обдуманно. Что значит сказать о человеке плохое слово по радио? Ведь у него есть семья, дети, родственники. Поэтому приходилось быть сдержанным, не унижать человека, но и спуска не давать.
Зимой 1961 года по решению бюро райкома партии Скрыпник был переведен на должность директора Рямовского совхоза. К этому времени он уже закончил Омскую совпартшколу и еще четыре года отработал председателем в Меньшиково.
На дворе стоял февраль с еще крепкими морозами, вьюгами и метелями. Однако провожать Якова Макаровича вышли чуть ли не все односельчане. Колхоз выделил ему персональную кошевку, чтобы на новое место работы прибыл он не «бедным родственником». Таким образом и отправился он принимать еще более крупное хозяйство, насчитывающее девять отделений.
По «наградной графе» трудовой книжки я изучаю сегодня его личные заслуги в тот период. Через пять лет работы в Рямах награжден орденом Ленина. В мае 1971 года награжден медалью «За трудовое отличие». В эти же годы дважды награждался золотыми именными часами.
Венгеровский район и сегодня-то считается «глубинкой». А представьте его себе 40 лет назад, когда он был почти недосягаем для человека «из центра». Зимой – снежные заносы, весной и осенью – непролазная солонцовая грязь. А нужно было завозить сюда и новую технику, горючее и какие-никакие удобрения, и строительные материалы.
Яков Макарович до сих пор живо вспоминает, как построили они первый четырехрядный коровник на 200 голов. Из чего, как вы думаете? Из местного материала, из самана! И началось! Сначала районный и областной семинары в Рямовском, а потом целое движение в области развернулось по использованию местных строительных материалов для хозяйственных и социальных нужд. И до сих пор еще в сёлах Кулунды и Барабы можно встретить руины тех недолговечных, но таких нужных в свое время саманных построек!
Навыки и ухищрения строителей так прижились в Рямах, что соорудить что-то из нормального материала казалось делом плевым. И когда в 1967 году представилась такая возможность, на центральной усадьбе за восемь месяцев был построен Дом культуры. Начали строить в апреле, а 50-летие Октябрьской революции отмечали уже в новом двухэтажном здании.
Руководители и специалисты ехали в Рямовский из окрестных мест учиться не только строительству и социальному обустройству, но и другим навыкам хозяйственной деятельности, которыми обладали специалисты совхоза и, в первую очередь, сам Скрыпник.
А он и сам-то всю жизнь учился. И до сих пор с благодарностью вспоминает людей, удививших его ярким трудовым примером, свежими, оригинальными предложениями в ведении хозяйства: того же экономиста М. Л. Першина, который первым открыл колхозникам тайны «прихода-расхода», и ссыльного калмыка Бангу Тюрбеева, который в сезон стрижки овец обрабатывал по 70-80 овец за день, а потом, после реабилитации, у себя на родине стал Героем Социалистического Труда и прислал Скрыпнику журнал со своим портретом. На всю жизнь связала Скрыпника судьба и с первым агрономом, ссыльно-переселенцем Х. Я. Пээртом, бывшим у себя на родине ученым секретарем Эстонской сельхозакадемии.
Совсем недавно на скромной даче Скрыпников побывал в гостях сын Харри Яновича доктор химических наук Энн Пээрт, руководитель одной из шведских фирм. Яков Макарович рассказал ему о жизни и работе отца, а потом они побывали в Венгеровском районе, где прошли, как считает Энн, лучшие годы его отца.
– Яков Макарович, у вас здесь, в Сибири, прекрасные земли – говорил в те годы Х. Я. Пээрт, – Они без всяких удобрений могут давать хороший урожай. Надо только правильно работать с этой землей.
И они работали. Уже тогда разрабатывали технологию безотвальной вспашки. И когда, уже будучи директором Рямовского совхоза, Скрыпник на своих землях в полной мере применил эту технологию и почти на 10 процентов обогнал соседей по урожайности, снова поехали к нему за опытом земледельцы.
Больше десяти лет отработал он в Рямовском. В 1972 году, по решению областных властей, был переведен в самый центр Кулунды, начальником Купинского управления сельского хозяйства. Однако новая работа, большей частью приближенная к кабинетной, видимо, не пришлась Скрыпнику по душе. Три года спустя, в мае 1975-го, согласно Постановлению Совмина России, его переводят в Куйбышевский район, директором совхоза «Мирный», крупного откормочного хозяйства.
Год ухода Скрыпника на пенсию, 1982-й, явился для него как бы триумфальным: ему было присвоено звание «Заслуженный работник сельского хозяйства России». Совхоз «Мирный» стал победителем во Всесоюзном соревновании, награждён переходящим Знаменем высших органов страны. Под эти «фанфары» и ушел на пенсию Яков Макарович.
– Я, конечно, не совсем ушел на покой, – рассказывает он. – Просто руководящие должности уже не занимал: тяжеловато стало, седьмой десяток шел. Да и молодым дорогу надо было уступать. Поэтому работал до 70 лет на инженерных должностях в разных организациях: в секторе переселенцев, в межлесхозе, на рыбоводно-мелиоративной станции…
Сегодня Яков Макарович с женой Людмилой Васильевной живут в самом центре Новосибирска, в стандартной городской квартире. У него это второй брак: первая жена, Матрена Васильевна, ушла из жизни еще в 80-м году. А с Людмилой Васильевной они познакомились в ту пору, когда он был директором совхоза, а она – директором школы. У них родилась дочка Лена, которая вместе с мужем живет сейчас в нефтеносном краю, в Сургуте.
Во время нашего разговора мне подчас думалось: не одиноко ли им в этом большом шумном городе, где каждый занят своими делами? Но вот Яков Макарович выложил передо мною две кипы красных папок: памятные поздравительные адреса к его юбилеям – от 50-летнего до 80-летнего. Общественные и хозяйственные организации, бывшие односельчане и сослуживцы желали ему доброго здоровья и долгих лет жизни. Из родного Венгерово, как обычно, пришло поздравление с 15-ю подписями его неизменных друзей – А. Плисова, Л. Удаловой, А. Суховеева и других. Они же поздравили Я. М. Скрыпника через областную газету и еще раз рассказали о его жизненном пути.
Оказывается, нет, не одиноки они сегодня! И, словно продолжая эту мысль, Людмила Васильевна вспоминает:
– Когда мы всей семьей приехали на юбилей Рямовского совхоза и вошли в Дом культуры, нас буквально встретили овациями. Я даже растерялась, обняла нашу Ленку и говорю: «Господи, это же как нашему отцу надо было работать, чтоб его так помнили и так встречали!».
Добавить комментарий