Печатается по: История города: Новониколаевск-Новосибирск (исторические очерки). T. I. Новосибирск, 2005. Издательский дом «Историческое наследие Сибири». С. 6-12.
Большие современные города на территориях Америки, Австралии и Сибири наиболее молодые на земном шаре. А Новосибирск среди них самый молодой. Его возраст на 269 лет меньше возраста Нью-Йорка, на 105 – Сиднея. По численности населяющих его жителей он, конечно, еще сильно уступает этим некоронованным деловым столицам мира, да и на пространствах России по величине Новосибирск только третий после Москвы и Санкт-Петербурга. Но ведь и возраст его не сравнишь с Белокаменной, и против прорубленного «окна в Европу» он почти вдвое моложе. И основан он не на средства бережливого Калиты, и не по высочайшему разорительному повелению самодержца-реформатора, а возник самостоятельно из «нахаловок», «шанхаев», самовольных убогих строений, возводившихся людьми, одухотворенными промыслом будущего.
Во времена Российской империи Новониколаевск, расположенный за тридевять земель от самого ближнего ледовитого Карского моря, рос с быстротой приморской Одессы, незамерзающий порт которой был открыт для беспошлинной международной торговли по принципу порто-франко. На рубеже XIX-XX веков юный Новониколаевск, формально еще даже не город, и древняя Одесса являлись самыми стремительно развивающимися городами необъятной Российской империи. По темпам роста численности населения и торгового оборота они опережали отечественные столицы и города традиционных российских ярмарок. С началом Первой мировой войны, отменой порто-франко и установлением советской власти рост Одессы сник. А Новониколаевск, служивший первые полтора десятилетия XX в. одним из важных пунктов переселенческого движения в Сибирь, в годы войны стал пристанищем беженцев, городом-госпиталем для раненых воинов, базой формирования отправлявшихся на фронт воинских частей.
За годы мировой и Гражданской войн город потерял около 30% численности своего населения. Для восстановления прежнего демографического потенциала и обретения еще более высокого ритма развития городу потребовалось около трех лет мирной жизни. Доминировавшая до мировой войны переселенческая крестьянская миграция в Сибирь в 1920-е годы дополнилась полисоциальным потоком бежавших от распространившегося на значительных территориях Европейской России голода. На пути голодных беженцев лежали Тюмень и Омск, но значительная часть бежавших от голода и разрухи проходила их транзитом. За Новониколаевском находились Красноярск и Иркутск, но до них миграционный транзит не доставал. Особенная притягательная сила Новониколаевска определялась двумя факторами. Во-первых, ни у одного сибирского города, кроме Новониколаевска, не было «под боком» фантастически хлебородного Алтая, слава о маслосыроделии которого обошла весь мир. И, во-вторых, молодой Новониколаевск, с еще не окостеневшей социально-бытовой иерархией, представлялся наиболее подходящим пристанищем для обустройства жизни с нуля, в условиях, когда, как говорится, ни кола, ни двора. В сравнении со старооснованными Тюменью, Тобольском, Томском, Иркутском население Новониколаевска отличалось более высокой социальной терпимостью. Городской социум молодого Новониколаевска за короткое время его существования не успел расслоиться по сословным, социальным, имущественным, этническим признакам. К тому же возникновение Новониколаевска и формирование его социума совпало с началом общего для России процесса распада социально-сословной пирамиды. Под воздействием военных и революционных факторов этот процесс углубился и ускорился.
А с установлением советской власти стал тотальным, необратимым и очень скоро завершился повсеместным нивелированием прежнего социального рельефа до нулевого уровня социальных, сословно-имущественных и этнонациональных различий.
Необычный для неторопливой России, фантастически стремительный рост города на Оби еще более ускорился после установления советской власти в Сибири. Первое десятилетие после Гражданской войны было весьма своеобразным и до настоящего времени остается показательным, беспрецедентным в истории социально-экономического развития России. Своеобразие состояло в том, что центральная власть не располагала достаточными материально-техническими и финансовыми средствами, необходимыми для того, чтобы быстро вывести экономику страны из послевоенной разрухи. Столичное руководство владело практически только цементирующей страну в единое целое политической властью, основанной на жесткой партийной дисциплине. По этой причине регионам предписывалось посредством тотальной мобилизации собственных резервов и источников искать и находить выход из послевоенного экономического кризиса. Для эффективного исполнения постановленной перед регионами директивы их руководство наделялось беспрецедентной самостоятельностью и ответственностью в разрешении насущных хозяйственных вопросов. Политическая вертикаль центральной власти была абсолютной, левые, правые и иные уклоны от нее поправлялись, исправлялись и карались полной мерой, но от диктата в разрешении региональных хозяйственных проблем власть воздерживалась. Совнарком, отраслевые наркоматы и Госплан, несмотря на формально неограниченные полномочия, в практической деятельности исполняли, преимущественно, функции организации, координации, диспетчеризации начинавшегося экономического движения из послевоенных руин. Конечно, возникали и ситуации, когда регионам приходилось оказывать помощь из весьма ограниченных централизованных источников или за счет межрегионального перераспределения материально-технических средств. Но в целом центральная власть полагалась на творческую, деловую инициативу, административно-хозяйственные способности, здравый расчет и ответственность регионального руководства.
Впервые в отечественной истории регионы оказались относительно свободными от директивной воли центральной власти. Эта политика поощрения региональной инициативы оказалась весьма продуктивной. Локомотив истерзанной войной экономики страны очень скоро пришел в движение и стал набирать скорость. Фактически до начала разработки плана первой пятилетки центральная власть не пыталась указывать «кочегарам и машинистам» локомотива региональной экономики, как шуровать топку, где бункероваться топливом и заправляться водой, какое держать давление, чтобы с максимальной скоростью преодолеть сложный профиль пути от хозяйственной разрухи до магистральной линии технико-экономического прогресса. Функция Госплана СССР ограничилась, главным образом, монтажом экономических конструкций, разработанных в регионах. Первый пятилетний план стал сводом идей, проектов, конкретных разработок и начинаний, в основании которых находились приоритеты региональной экономической перспективы.
Вполне естественно, что многие региональные экономические инициативы оказались плохо согласованными или совершенно не связанными между собой, подчас противоречащими или взаимоисключающими. Творческий энтузиазм регионов, разбуженный впечатляющими успехами в разрешении архисложных задач восстановительного периода, выплескивался через край. Специалистам Госплана СССР пришлось употребить немалые усилия, чтобы убедить регионы в необходимости агрегирования их инициатив, в первую очередь, с приоритетными общесоюзными экономическими задачами.
Профессиональные историки, а еще больше дилетанты, записные патриоты города, просторно раскинувшегося на берегах Оби, создали немало версий, композиций причин и условий, объясняющих феномен возникновения и стремительного роста Новосибирска. Большинство историографов сходится на том, что город обязан своим возникновением и бурным развитием счастливому, удачному, выгодному положению на пересечении полноводной реки и железнодорожной магистрали. Правда, Сибирская железная дорога пересекла и другие судоходные сибирские реки — Иртыш, Енисей. Однако же стоявшие на этих реках старооснованные Красноярск и Омск еще до переименования города Новониколаевска в Новосибирск уступили ему первенство в темпах роста. Таким образом, объяснение феномена Новосибирска счастливым пересечением реки железнодорожной магистралью представляется, по меньшей мере, недостаточным и неполным. Есть основания полагать, что, вероятно, были и до настоящего времени существуют и иные факторы и условия, соединение которых содействовало становлению города на месте безвестных сибирских деревень и его развитию до масштаба самого большого после двух столичных городов страны. Думается, что своим возникновением и стремительным развитием Новосибирск далеко не в последнюю очередь обязан трем объективным внешним факторам: главной житнице Сибири – хлебородному Алтаю; долгое время единственному на пространствах от Урала до Тихого океана университетскому городу — Томску и, конечно же, угольно-металлургическому Кузбассу. Соединение этих трех факторов в пункте пересечения железнодорожной магистрали с полноводной Обью предопределило возникновение Новониколаевска и обусловило его относительно быстрое, в сравнении с Омском и Красноярском, развитие. Бесспорно, что Омск находится в центре земледельческой, аграрной зоны Сибири. Но рядом с ним, в отличие от Новониколаевска, не было университетского Томска и угольно-металлургического Кузбасса. Вопреки ожиданиям, пересечение железной дорогой Енисея не сообщило и старинному Красноярску импульсов развития, сопоставимых с их созидательным воздействием на поселок рабочих-мостостроителей на берегах Оби. Ритм жизни города на Енисее с постройкой железной дороги, конечно, как, впрочем, и во всей Сибири, повысился. Но город золотопромышленников, в отличие от Омска, располагался далеко не в самой подходящей для земледелия географической зоне. Не было «под боком» у Красноярска и хлебной житницы, подобной Алтаю, а угольно-металлургический Кузбасс и интеллектуальный Томск находились на значительном удалении. Капиталы красноярских золотопромышленников размещались в столичных банках, а городу от них доставалась только слава живущих в нем миллионщиков. Новониколаевское торгово-предпринимательское сообщество, молодое и многоликое, начинало свой бизнес с копейкой в кармане, но делало его на местных нуждах и интересах и «раскручивало» до оборотов, высочайшая скорость которых возмещала дефицит капиталов и сообщала городу необычный для «долго запрягающей России» ритм развития.
Наступившая в 1920-х годах эпоха плановой социалистической экономики основывалась на конструктивной идее о необходимости сообщения экономике России мощного рывка, достаточного для того, чтобы догнать и перегнать передовые западно-европейские страны. Эта широко, энергично и доходчиво пропагандировавшая цель социалистических преобразований народного хозяйства пробудила в массовых слоях нового советского общества волну творческого энтузиазма.
Сегодняшняя весьма многочисленная рать публицистов, среди которых немало историков, экономистов и, конечно, политологов, всеми возможными и невозможными способами и средствами тщится доказать, что Октябрь 1917 года сорвал страну с траектории «мощного экономического подъема». С таким же успехом можно утверждать обратное – «срывать» было нечего. Страна, находившаяся на так называемом подъеме, пахала сохой, сеяла из лукошка, часто голодала. В США, Канаде, западно-европейских странах работали 2 млн. тракторов и 40 млн. автомобилей. В России их насчитывалось несколько десятков. Европейские и американские города полыхали заревом электрического света, российские, за исключением столиц, жили при свечах и керосиновых лампах. Германия с населением вдвое меньшим, чем в России, производила чугуна и стали вдвое больше на душу населения. Американские паровозы были в 15-20 раз мощнее самых мощных, производившихся и работавших на железных дорогах в России. Подобные сопоставления можно продолжать. Впрочем, не стоит уподобляться представителям «болтливой рати» публицистов и доморощенных политологов, ибо теперь уже навсегда остались «за кадром» возможности развития России без Октября 1917 года. История не приемлет сослагательного наклонения. Мы исследуем те события, которые уже невозможно изменить.
В условиях плановой социалистической экономики Новониколаевск, городское сообщество, которого и до событий 1917 года отличалось обостренным стремлением к прогрессу, к производственным, общественным и бытовым новациям, получил дополнительные, новые, более мощные и масштабные, чем прежде, долговременные импульсы ускоренного развития. Плановые начала построения и развития социалистического народного хозяйства предопределили необходимость экономического районирования и поиска оптимальной административно-территориальной структуры огромной страны.
Проблема управления государством, территория которого простирается от южных гор до северных морей и от Балтики до акваторий Тихого океана, всегда была и до настоящего времени остается головной болью высшей политической столичной элиты нашего Отечества. Полюбившаяся со времен Рюриковичей абсолютная централизация власти и управления стала давать очевидные сбои в царствование Екатерины Великой. Она пыталась управлять Сибирью по образу и подобию западно-европейских колониальных держав. В 1762 г. по ее указанию в губернаторском дворце в Тобольске возвели подиум, а на нем установили копию тронного сидения императрицы. Сибирскому губернатору предписывалось, не занимая тронное кресло, находясь на ступенях подиума, принимать верноподданнические выражения обитателей Сибири. Однако губернатор не выдержал искушения символами власти и уселся на трон. Очень скоро сибирский трон демонтировали, а «сибирское царство» отменили. Последующие за Екатериной Великой цари подобными экспериментами не рисковали, совершенствованию власти и управления однозначно предпочитали проверенную веками абсолютно централизованную власть, безапелляционно правящую жизнью подданных. Правда, административно-территориальное устройство Сибири и так, и этак, много раз кроили и перекраивали, желая управление ею усовершенствовать, а еще больше желая сохранить и упрочить централизованную систему власти и управления.
Замена абсолютной монархии властью пролетарской диктатуры не устранила проблемы управления огромным государством, в том числе Сибирью. Поиск новой системы управления, начавшийся в 1922 году с разработки проблем экономического районирования страны, продолжался до конца 1930-х годов, а в Сибири закончился только в годы Великой Отечественной действующим до сегодняшних дней административно-территориальным устройством.
Примечательно, что в первые почти полтора десятилетия советского строительства в Сибири имела место альтернатива существующей в настоящее время системе административно-территориального устройства и управления. Почти вся Западная Сибирь и значительная часть Восточной входили в Сибирский край, административным центром которого являлся Новосибирск. Выбор Новосибирска для размещения находившихся прежде в Омске структур управления огромной территорией Сибирского края не был случайным. Перемещение руководящих структур края из Омска в Новосибирск диктовалось соображениями и замыслами перспективного развития Сибири. В частности, представлялось, что управление краем из Новосибирска будет эффективнее, чем из Омска, расположенного на западной границе огромной территории. Однако решающим фактором возведения Новосибирска в ранг административного центра края являлся сам город, стоявший на пересечении выходов из Кузбасса и Алтая, на пути дальневосточного транзита и после постройки Турксиба ставшего воротами из Сибири в среднеазиатские республики. В недалеком будущем Новосибирск мыслился естественным сибирским узлом производственных связей Кузбасса, Алтая, лесодобывающих северных районов и среднеазиатских республик остро нуждавшихся в лесной продукции и топливе. Новосибирску предстояло превратиться в крупный промышленный центр с профилирующим развитием машиностроительного производства: от комбайнов и других сельскохозяйственных машин до горного оборудования, ткацких станков и самолетов. Машиностроительный комплекс Новосибирска должен был взять на себя главную нагрузку обеспечения восточных районов СССР продукцией современного промышленного производства. В третьей и четвертой пятилетках представлялось возможным выполнить основные работы по созданию в Новосибирске невиданного, небывалого за Уралом машиностроительного гиганта, продукцию которого предполагалось поставлять и на экспорт – в Монголию и Китай.
Индустриализация, одним из средоточий которой в Сибири должен был стать Новосибирск, кроме первоочередной задачи прорыва страны из аграрного прошлого и превращения ее в индустриальную державу, являлась, выражаясь современным языком, ответом СССР на внешние вызовы и угрозы. В Сибири, начиная от Тюмени, до Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре, размещались и в форсированном режиме сооружались промышленные предприятия-дублеры производственных мощностей европейской части страны. Первоочередные усилия сосредоточивались на создании предприятий-дублеров в Омске, Новосибирске, Барнауле, Красноярске и других, более удаленных от границ сопредельных с СССР государств, со стороны которых мог последовать так называемый внешний вызов. Новосибирск и Омск находились к тому же на векторах производственных связей Урало-Кузнецкого комбината, сибирские предприятия которого работали на уральской руде, а уральские – на коксе Кузнецкого угольного бассейна.
Параллельно с созданием и наращиванием промышленного, индустриального потенциала происходили изменения в административно-территориальном устройстве и системе управления Сибири. Сибирский край, территория которого составляла величину, сопоставимую с Европейской Россией, вначале урезали до Западно-Сибирского края, правда, по-прежнему с административным центром в Новосибирске. Затем Запсибкрай стали мельчить на области, а потом слишком большие области – на большее число меньших по территории. Эта, по современной терминологии, реструктуризация административно-территориального устройства Сибири, формально говоря, производилась с целью совершенствования, оптимизации, повышения уровня оперативности системы управления. В этой аргументации реформирования административно-территориального устройства Сибири, а также других окраинных территорий, в частности Северного края, в который входили северные пространства европейской части страны, определенная доля рацио присутствовала. Как утверждал еще Вольтер – «маленькие машины работают лучше больших, потому что в последних сильнее трение. Также и относительно государств». Однако, применительно к конкретной ситуации, нарастающее трение все сильнее обнаруживалось в отношениях между центральной властью и ее функционерами в крупных административно-территориальных единицах. Руководители больших регионов, несмотря на жесткую партийную иерархию и дисциплину, нередко весьма неробко отстаивали интересы экономического развития подведомственных им территорий. В годы восстановительных работ в народном хозяйстве публичные и подчас острые дискуссии в высших эшелонах власти по проблемам экономической перспективы страны были довольно обычной практикой общественной экспертизы крупных хозяйственных начинаний. Творческое хозяйственное многоголосие регионов если и не поощрялось, то, во всяком случае, не преследовалось, не каралось. После успешной реализации плана первой пятилетки реакция центральной власти на региональные хозяйственные инициативы заметно изменилась. Настойчивость регионального руководства в защите и продвижении региональных экономических интересов центральная власть стала квалифицировать языком политических категорий: «отступление от генеральной политической линии партии», «бонапартизм», «хозяйственная автаркия», «экономический сепаратизм» и подобные ярлыки все чаще навешивались на региональных руководителей, не замечавших, что центральная власть окрепла настолько, что больше не нуждается в инициативах с мест. Некоторые руководители центрального аппарата власти глушили чрезмерную творческую энергию регионов откровенными обвинениями в диверсионной, вредительской деятельности, направленной на подрыв растущей и крепнувшей экономической мощи первого в мире социалистического государства. Дозы доверия к хозяйственной самостоятельности регионов и их прав в сфере решения насущных задач социально-экономического развития быстро уменьшались. Наверное, из памяти высшего руководства страны еще не стерлась ситуация 1918-1919 гг., когда Российская империя находилась на грани распада по границам национальных анклавов и административных локалитетов на более чем 20 квазигосударств. Собрать их в прежнее единое целое было не просто. Абсолютная централизация системы власти и управления, разрушенная революционным энтузиазмом, возрождалась, как феникс из пепла. Во второй половине 1930-х годов она восторжествовала повсеместно и окончательно. Вертикаль так называемого демократического централизма стала непоколебимой. Принципиальная схема экономического развития страны стала новым изданием системы управления, созданной более 200 лет назад Петром I. Согласно этой системе, вершина власти распоряжалась по собственному разумению и устремлению всем и вся, предоставляя регионам за переделами столичного пространства единственную привилегию беспрекословно подчиняясь абсолютной власти центра, вносить возрастающий вклад в его благолепие и процветание. Эволюция системы управления в направлении общественно-политического и социально-экономического прогресса во второй половине 1930-х годов прекратилась.
Минимизация размеров административно-территориальных единиц и переход к абсолютно централизованному управлению и планированию на динамике промышленного и социокультурного развития Новосибирска негативно не отразились. Ускорение, заданное городу в период, когда он находился в ранге столицы Сибкрая и затем Запсибкрая, продолжало действовать и после понижения города до статуса областного центра. Более того, к этому фактору прогресса добавился и на долгое время стал определяющим новый, обусловленный планами создания в Новосибирске комплекса машиностроительных предприятий, в том числе дублирующих производственные мощности западных районов европейской части страны. Создание предприятий-дублеров планировалось и в других городах Сибири. По замыслу создания в Сибири глубокого стратегического индустриального тыла Новосибирск, Томск, Барнаул, Омск вместе с Кузбассом и Уралом должны были в случае явно приближавшейся войны стать вторым промышленным эшелоном военно-оборонного потенциала. Однако на общем фоне стремительного превращения Сибири в территорию крупных промышленных новостроек позиции и реалии Новосибирска выглядели предпочтительнее. По объему централизованных капиталовложений, направлявшихся в строительство промышленных объектов, Новосибирск превосходил другие города Сибири. Численность населения Новосибирска росла превосходящими темпами. Количество вакансий строительных и промышленных рабочих постоянно увеличивалось подчас быстрее возможностей набора рабочей силы. Дефицит инженерно-технического персонала не всегда удавалось удовлетворить специалистами, командированными из центральной части страны и выпускниками редких, маломощных техникумов и вузов. В 1930-е годы в форсированном режиме город обзаводится первыми собственными вузами и среднетехническими учебными заведениями. В создании в Новосибирске первых структур высшего технического образования определяющую роль сыграл город Томск – «дедушка» сибирской вузовской науки. Руководящие структуры города и области, ученые университетского Томска, инженерно-техническая общественность Кузбасса инициируют и обосновывают необходимость организации в Западной Сибири филиала Академии наук СССР. Одновременно быстро растущий Новосибирск становится центром притяжения творческой интеллигенции. К концу Великой Отечественной войны Новосибирск обретает облик и характер, которым нет равных в Сибири, а по темпам стремительного развития не уступает столицам – Москве и Ленинграду.
Война, хотя ее ожидали и к ней готовились, грянула раньше, чем на ее вызов удалось в Сибири и на Урале подготовить полновесный ответ. Но, в конечном счете, все-таки именно промышленность Урала и Сибири, дополненная эвакуированными из Европейской России предприятиями, выковывала оружие победы. Новосибирск за годы войны превратился в мощный индустриальный центр, один из ведущих в стране. Большинство параметров промышленного роста города, выход на которые довоенными предплановыми разработками намечался на четвертую пятилетку, были за годы войны превзойдены многократно. Без преувеличения, героическими, жертвенными усилиями новосибирцев и вдруг ставших сибиряками ленинградцев, москвичей, тамбовчан, воронежцев, белорусов, украинцев город превратился в главный военный арсенал страны. Эвакуированные в Новосибирск предприятия в послевоенный период составили новый этаж перспективного индустриального развития города на Оби. В тяжелейших условиях войны промышленность Новосибирска более чем убедительно продемонстрировала способность высокотехнологичного производства вооружений и военной техники, а также машин, станков, приборов, оборудования и другой индустриальной продукции для широкого спектра отраслей народного хозяйства страны. Промышленность Новосибирска стала одним из мощных рычагов, поднявших европейскую часть страны из послевоенных руин.
Менее чем через 20 лет после небывалой по разрушительной силе войны Новосибирск стал первым городом Сибири, численность населения которого превысила миллион человек. Город на берегах Оби стал олицетворением экономической мощи и перспективы Сибири.
В конце XIX в., когда началось сооружение Транссиба и взбудораженное этим грандиозным предприятием сибирское общество мыслило категориями будущего, один из патриотов Сибири горный инженер К.Н. Тульчинский писал: «Через 100 лет Сибирь разовьется сильнее Северо-американских Штатов. Ее общее число, занятых в городах, на заводах, в рудниках, копях и шахтах, составит двести миллионов». Действительность, к сожалению, оказалась значительно скромнее патриотической мечты. Перед постройкой Сибирской железной дороги в Сибири, начинавшейся Тобольской губернией, включавшей Акмолинскую и Семипалатинскую области современного Казахстана, и заканчивавшейся Приморьем, числилось около 6 млн. жителей. Через 100 лет двухсот миллионов, о которых мечтал К.Н. Тульчинский, не получилось. Но это совсем не означает, что мечтать не следует…
Город Новосибирск, о котором эта книга, реальный результат мечты людей, создававших его патриотическим, жертвенным, героическим трудом. Немногим более чем 100-летняя история города свидетельствует, что люди, его основавшие, населявшие и живущие в современном Новосибирске, похожи и едины в главном: они всегда – и прежде, и сегодня – мечтают и думают глобально, а делают реально и конкретно. И будущее Новосибирска напрямую зависит от этого вспыхнувшего при основании города путеводного света всей его стремительной истории, выдающегося созидательного качества городского социума.
Добавить комментарий