105 лет отделяют нас от событий февраля—марта 1917 года, в результате которых прекратили существование Российская империя и династия Романовых. В год столетия Российской революции проходили многочисленные научные конференция и памятные мероприятия в честь событий 1917 года, но сегодня Российская революция оказалась в тени злободневных событий. О том, как происходила трансформация исторической памяти о Февральской революции и какой её представляют современные россияне, редакции «ЧС» рассказал известный историк, главный редактор научно-исторического журнала «Сибирский Архив», доктор исторических наук Владислав Кокоулин.
— Владислав Геннадьевич, как изображали Февральскую революцию в советский период?
— В советский период Февральская революция занимала маргинальное положение. В официальной доктрине «Красного Октября» Февральская революция самостоятельного статуса не имела, а считалась лишь предтечей Великой Октябрьской социалистической революции.
Согласно советским учебникам, в годы Первой мировой войны происходило нарастание революционного кризиса, во время которого большевики под руководством Ленина вели борьбу за превращение империалистической войны в гражданскую. «Гниение и разложение» царизма, ярким воплощением которого был Григорий Распутин, поражения на фронтах, революционная обстановка в стране и общий кризис в стране стали предпосылками этой революции.
Февральская революция трактовалась как закономерное явление, имевшее объективные причины, которые привели к свержению самодержавия. Революция носила буржуазно-демократический характер, в её основе лежала борьба классов, её течение определялось деятельностью большевиков в борьбе за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую. Эсеры и меньшевики позиционировались как «предатели революционного движения», которые закономерно оказались в этой роли как оппортунисты.
В соответствии с концепцией «Красного Октября» выстраивалась периодизация Февральской революции. Начиналась она со свержения царизма, затем следовал период двоевластия, кризисы Временного правительства, мятеж Корнилова и борьба большевиков за организацию и проведение Октябрьской революции.
Героями Февральской революции и её главными действующими лицами помимо Ленина в разные времена были разные персонажи, но обязательными «героями» были Сталин, Дзержинский, Молотов, Фрунзе и Киров.
Помимо «антигероев» — Милюкова, Гучкова, Керенского и Корнилова, были и «фигуры умолчания» — Троцкий и Антонов-Овсеенко, исключительно в качестве «предателей революции» упоминались Зиновьев и Каменев.
— А когда произошла трансформация представлений о Февральской революции?
— В годы Перестройки. Именно в этот период произошло переформатирование фундаментального мифа, который лежал в основе политики исторической памяти в советский период: «процветающий советский народ» превратился в «страдающий советский народ». Виновником «страданий» был объявлен Сталин, который «извратил чистые истоки ленинизма». Соответственно, в основу политики исторической памяти в период Перестройки была положена идея «назад к Ленину».
В эти же годы началась публикация многочисленных документов, мемуаров и сочинений противников Советской власти, ранее недоступных не только для советских людей, но даже для профессиональных историков. При этом считалось, что достаточно ликвидировать белые пятна в истории страны, а заодно и отказаться от идеологических формул в оценке событий, как можно получить объективную картину того, что происходило в России в разные исторические периоды.
Однако обе эти утопии дали совершенно иной результат, чем ожидалось в годы Перестройки. Первым результатом стало то, что на критике только Сталина остановиться не удалось. По мере нарастания социально-экономических проблем критическое отношение начало распространяться и на социализм как «самый справедливый общественный строй», и на его творца —Ленина.
Вторым результатом стало массовое распространение псевдоисторических и мифологических знаний. Критическое отношение к советской историографии как «идеологической служанке советского режима» привело к тому, что историкам перестали доверять, полагая, что они скрывают истину. В этих условиях любой псевдоисторический текст стал восприниматься как некое откровение, как истина, которую скрывали.
Третьим немаловажным результатом стало активное обсуждение альтернатив развития: представлялось, что наша страна постоянно находилась на развилке и часто выбирала не ту альтернативу.
Эти тенденции отразились и на освещении Февральской революции. Глава Временного правительства Керенский хотя и не перешёл в разряд героев, но его восстановили в должности заместителя председателя Петроградского Совета, о чём в советское время тщательно умалчивалось. Каменев и Зиновьев из «штрейкбрехеров революции» превращаются в её организаторов, а Троцкий возвращается в ряды творцов революции в качестве основного противника Сталина.
Но одновременно стали распространятся мифы о Ленине как «немецком шпионе» и о революции — как «заговоре». Революция из «организованной» стала стремительно трансформироваться в «стихийную».
— Как трансформировались оценки Февральской революции в 1990-е годы?
— В 1990-е годы периодом «страданий» советского народа был объявлен весь советский период нашей истории, а источником «страданий» стали Советская власть и большевики-коммунисты. Официальная политика исторической памяти начала переформатировать советский миф о «Красном Октябре», в котором Февральская революция рассматривалась лишь как предпосылка Октябрьской революции. Теперь она стала «самостоятельной» революцией.
Одновременно в 1992 году был озвучен новый миф — «Россия, которую мы потеряли» — о якобы процветавшей царской России, бурное развитие которой прервали большевики. С активным включением Русской православной церкви в качестве агента политики исторической памяти Февральская революция, приведшая к свержению царизма, стала также оцениваться отрицательно. Однако все эти тенденции проявились в 1990-е гг. не одновременно. Это привело к тому, что возник своеобразный плюрализм исторических памятей, продвигаемых разными агентами, что приводило к самым причудливым сочетаниям в освещении данной темы.
Пышным цветом расцветают мифы о Ленине как немецком шпионе, о заговоре масонов, совершивших Февральскую революцию, и о заговоре большевиков, совершивших революцию Октябрьскую. Да и сама Октябрьская революция превратилась в большевистский переворот, совершённый вопреки воле всего населения, якобы выразившейся в выборах в Учредительное собрание.
— Когда появилась формулировка «Великая Российская революция»?
— Тоже в 1990-е годы. Великая Российская революция стала включать не только Февральскую и Октябрьскую революции, но и Гражданскую войну. Февральская революция теперь стала не предтечей Октябрьской, а, наоборот, Октябрьская революция становится случайным продолжением Февральской. А Октябрьский переворот уже закономерно привёл к Гражданской войне.
Однако следует отметить, что ничего принципиально нового о Февральской революции в 1990-е годы не сказали. Основные идеи, клише и концепты были некритически заимствованы из эмигрантской белогвардейской публицистики и мемуаристики, в частности, из «Очерков русской смуты» генерала А.И. Деникина, которые издавались в это время в России огромными тиражами и стали своеобразной культовой книгой и сокровищницей премудрости для тех историков, которые в советские времена занимались не научными исследованиями, а обоснованием идеологических штампов советской пропаганды. Теперь же с не меньшим усердием они занялись обоснованием штампов антисоветской пропаганды, формируя основное содержание политики исторической памяти о Февральской революции.
— Происходила ли дальнейшая трансформация представлений о Февральской революции в 2000-е годы?
— Очередные изменения произошли в 2000-е гг. Три новых фактора повлияли на политику исторической памяти о Февральской революции.
Первым стала канонизация последнего фактического российского императора Николая II (оставим в стороне схоластические дискуссии о последнем императоре Михаиле, которому Николай передал власть). Февральская революция с этой точки зрения хотя и привела буржуазию к власти, одновременно свергла помазанника божьего.
Вторым фактором стала востребованность новым режимом патриотизма. Соответственно, Февральская революция не позволила победоносно закончить Первую мировую войну, которая как раз и носила этот патриотический характер.
Третьим — нараставшая все 2000-е годы ностальгия по советскому периоду, который по сравнению с 1990-ми виделся периодом стабильности, развития, взаимопомощи, бесплатности всего и вся и т.д. Однако три этих фактора действовали не одновременно и не с одинаковой силой, поэтому историческая память о Февральской революции порой приобретала причудливые очертания, что нашло отражение в многочисленных учебниках истории, которые издавались в эти годы.
Что касается таких российских правителей как Львов (был главой Временного правительства страны со 2 марта по 7 июля 1917 года) и Керенский (глава Временного правительства с 7 июля по 26 октября 1917 года), для массового сознания современных россиян они остаются тёмными фигурами — они не запечатлены в названиях улиц, им не стоят и не ставятся памятники, никто не призывает увековечить их память мемориальными досками или ещё какими-нибудь символами, про них не снимают документальные и художественные фильмы.
Представления большинства россиян о Керенском ограничиваются знаниями о том, что он возглавлял Временное правительство, был главноуговаривающим, а для некоторых вообще — «политическим клоуном»; кое-где в публицистике мелькает анекдот о том, как он бежал из Зимнего дворца, переодевшись в женское платье. Историки знают о нём чуть больше, но значимой фигурой российской истории он так и не стал. Ни одна из современных российских политических сил и ни один из современных политических деятелей не считают себя продолжателями дела Керенского.
Чуть более популярен генерал Корнилов, и то не как организатор «корниловского мятежа», а, скорее, своим дореволюционным богатым на приключения (достойные авантюрного романа) прошлым и участием в организации белого движения. Другие деятели Февральской революции (Милюков, Гучков и др.) для массового сознания безразличны, являясь достоянием историков-профессионалов.
В итоге в современной России одновременно существует несколько версий исторической памяти о Февральской революции, которые проводятся разными агентами исторической памяти. Можно выделить четыре такие версии.
1) Концепция Красного Октября (Великая Октябрьская социалистическая революция как закономерное завершение Февральской буржуазно-демократической революции) была единственной в советское время, а в настоящее время поддерживается КПРФ и их сторонниками.
2) Популярная в годы Перестройки и среди современных либералов концепция, состоящая в том, что Февральская революция была закономерной, а Октябрьская (именуемая как «октябрьский переворот» или «насильственный захват власти большевиками») — свернула Россию с демократического пути развития.
3) И Октябрьская, и Февральская революции одинаково плохи, потому что насильственно свергли помазанника божьего и погубили «Россию, которую мы потеряли» — поддерживаемая малочисленными современными монархистами и весьма влиятельным агентом исторической памяти — Русской православной церковью.
4) Революция, конечно, плохо, но это историческое событие, Великая русская революция — это наша история, а сожалеть о самодержавии не нужно, оно себя изжило к 1917 году — вариант памяти, поддерживаемый, хотя и достаточно пассивно, нынешней российской властью и укоренённый в массовом сознании современных россиян.
Подготовила Марина Вдовик
https://4s-info.ru/2022/03/02/fevralskaya-revolyutsiya-v-istoricheskoj-p...
Добавить комментарий