Записки Сибирского клуба бывалых

       Представьте себе идиллическую и абсолютно не типичную для нашего суматошно-обессмысленного времени картину: добротный деревянный дом на краю обширной лесной поляны, тесно обставленной со всех сторон соснами; окна дома ярко освещены, из трубы дымок, у крыльца уютно устроились симпатяги-лайки, то и дело настораживающие уши на взрывы хохота, доносящиеся из дома.   В доме  —  тяжеловесная и весьма приглядная, собственными руками хозяина изготовленная из подручных, в основном, таежных материалов мебель, бревенчатые стены в полном соответствии с законами самодеятельного, не по современному уютного дизайна тесно увешены фотографиями, картинами и рисунками все того же хозяина, в камине жарко потрескивают березовые поленья, на столе, судя по настроению собравшихся, вполне достаточно всего, потребного для хорошего настроения.  Вокруг же стола…   Впрочем, не только у стола: у камина, на диване, у окна, на пороге в соседнюю комнату —  люди.  И какие люди!  О каждом можно не один приключенческий роман написать.  Вот только с определением жанров этих приключений могут возникнуть трудности.  «Любой отыщется,  —  как выразился однажды один из постоянных посетителей этих встреч.  —  Романтико-иронический, приключенчески-юмористический, мемурно-фантастический и даже детективно-сатирический.  Главное, чтобы было интересно, смешно и… поучительно.  Это основные и неизменные принципы нашего взаимного общения на «научном хуторе».  А общение это базируется на наших абсолютно правдивых воспоминаниях, которые не только развлекают собравшихся, но обогащают их новыми впечатлениями и переживаниями, оживляют собственные, казалось бы, давно забытые воспоминания». 

       «Научный хутор»  —  это лишь одно из названий владений доктора биологических наук Владимира Николаевича Седых.  В ходу еще названия «научный стационар», «штаб-квартира Экологической Академии», «Тайга-парк».  Но и сам хозяин, и все остальные, кто в курсе существования этого места в тайге под Новосибирском, предпочитают называть его «таежная заимка».  Иногда с добавлением фамилии его хозяина  —  «таежная заимка Седыха».  И этим, как говорится, все сказано.  Для знающего человека, конечно.  Ибо фамилия В.Н. Седых по сегодняшним меркам бренд международной научной значимости, заставляющий кое-кого нервно вздрагивать и принимать боевую стойку, а тех, кто поумнее, готовиться к очередной, захваывающе-интересной встрече с талантливым полемистом, облекающим свои многочисленные научные откровения в виртуозно-парадоксальную форму статей, книг, выступлений и… как это ни странно для ученого такого ранга, фотографий, прекрасно иллюстрирующих не только его книги, но всю его жизнь и его к ней отношение.

     Но о хозяине  —  разговор отдельный.  Кое-что разузнается из последующих записок, остальное  —  из отдельного и немалого очерка, который скоро вы отыщите на страницах нашего журнала, а также из его великолепных фотографий.  Сейчас же, для начала или, как говорят, для затравки  —  первые страницы этих встреч на «таежной заимке», своеобразный репортаж, составленный из рассказов-воспоминаний собирающихся здесь людей  —  ученых, лесников, геологов, врачей, артистов, писателей, таксаторов, топографов, путешественников.  Людей очень разных и в профессиональной своей деятельности часто отстоящих очень далеко друг от друга.  Здесь же их объединяет одно  —  все они очень много видевшие и пережившие, много сделавшие и очень много прошагавшие по этой жизни и по сибирской земле люди.  Раньше таких людей называли бывалыми.  И все они дружно согласились с тем, что их встречи стали называть «клубом бывалых», а записи их воспоминаний, баек, рассказов  —  «Записками сибирского клуба бывалых».

       Для нынешнего времени характерна растущая популярность мемуарной литературы и, особенно, бурное распространение развлекательного телевизионного трепа.  Но, как говорила незабвенная Мэри Поппинс:  «Шарик шарику рознь, моя детка».  Воспоминания бывают разные.  Одни действительно не способны подняться выше обывательского трепа и досужих сплетен из жизни гламурных звездунов, балансирующих на грани порнографии, которые сегодня щедро выдает на гора телевизионный экран, руководствующийся единственным  своим главным принципом  —  «пипл все сожрет».   Другие торопливо и без особого разбора вытаскивают из архивных загашников жареные факты и фактики, бессовестно выкладывая из них нужный для заказчика политический пасьянсик, не мало не озабочиваясь его достоверностью.  Третьи…   А вот третьих-то, действительно умных, знающих, много видевших, а, главное, имеющих собственное, не зависимое ни от какой конъюнктуры мнение, вы на современном телевизионном экране не увидите.  Да и мемуаров их на книжных развалах  —  раз-два и обчелся.  Причин тому несколько, и одна из них та, что умному человеку интересно общаться с умным, а не с безликой массой за экраном.  И еще им интересна подлинная достоверность, а не шоуменские подтасовки, от которых (надеемся, что многие из вас ловили себя на этом) с души воротит от фальши и пошлости.

       В «Клубе Бывалых» основной девиз  —  правда.  То, что случилось с каждым из рассказчиков на самом деле.  А это, согласитесь, не малого стоит.  Индивидуальные интерпретации услышанного могут быть самыми различными.  Но за каждым из рассказов подлинная жизнь, которая, как мы все это прекрасно знаем, намного неожиданней и интересней самой блистательной выдумки.

       Рассказывает охотовед А. ШИШКИН.  Рассказ первый.

       —  Во время наших прошлых экспедиций по Сибири в самых заповедных ее уголках, мы не раз встречались, общались, а то и работали со староверами, одними из первых в ней поселенцев.  Колоритные, интереснейшие люди.  И по собственному опыту знаю, что все рассказы об их нелюдимости, неприступности, замкнутости, молельной истовости и прочая, прочая, либо, как говорится, давно устаревший материал, либо просто выдумки.  Я вот вам сейчас о некоторых из них расскажу, с кем сам непосредственно общался, своими ушами и глазами был свидетель, а выводы вы уж сами делайте.

       В свое время наш институт леса всерьез занялся аэрокосмическими исследованиями.  Группа охотоведов обеспечивала наземную информацию для оценки биологических ресурсов и выбирала в тайге полигоны, для оценки их состояния.  Один из таких полигонов оказался около Александровского шлюза в Западной Сибири.  Забрасываемся мы туда.  Люди мы для этих мест новые, всем интересные.  Председатель колхоза  —  молодой совсем еще мужик  —  приглашает к себе:  отметься, познакомиться, отобедать.  Пришли, садимся за стол.  Стол таежный, богатый.  Насчет выпить и от хозяев, и от нас сполна.  Наливаем за знакомство и видим в окно, что в хозяйском дворе красивый такой старик, с седой бородой, рост метра под два, дрова колет. 

       —  Кто такой?  —  спрашиваем.

       —  Дед мой,  —  отвечает председатель.

       —  Нехорошо как-то,  —  говорим.  —  Мы тут за столом, а старый человек дрова колет.  Давайте и его за стол.

       А внук чего-то ерзает:  —  Да ну.  Он из староверов, не пойдет.

       —  Надо пригласить.  А не пойдет, его воля.

       Начальник наш, Владимир Иванович, вышел во двор:  —  Отец, выпьете с нами?

       —  Ну а че ж, выпью, конечно.

       Ну и хорошо так пошло: по одной, по второй.  С дедом разговорились.  Колоритный дед, самый интересный человек в нашей компании.  О том, о другом его расспрашиваем.  А дед и говорит:  —  Я, сынки, полный георгиевский кавалер.

       Внук его и без того сидел, как на иголках, когда дед пришел, а тут и вовсе завертелся, пытается на другое разговор перевести.  А мы деду не верим:  —  Ты же старовер.  «Не убий» и все там прочее.  Как ты можешь быть георгиевским кавалером?  Не верим.

       Он как шарахнет кулаком по столу, вся посуда подпрыгнула.  Выпрямился, глаза засверкали, кричит:  —  Мать, где там мой сундук?

       Бабка с внуком его успокаивать:  —  Чего, мол, ты, старый…

       А он свое:  —  Показывай!

       Бабка сундук открывает, а там у него старая казачья форма и четыре георгиевских креста на ней.

       Мы с расспросами:  —  За что кресты?

       —  Эти три  —  за германскую.

       —  А четвертый?

       —  Этот за то, что мы красную сволоту на Дону рубали!

       Как говорится, немая сцена.  Время  —  начало шестидесятых.  Вот вам и старовер.

       Рассказ второй.        

        —  Если помните Федосеева, книги его читали, то знаете, что проводником у него много лет был Василий Николаевич Мищенко.  А его сын Павел Васильевич Мищенко, мы с ним близко были знакомы.  Он из Назимово на Енисее.  А там у нас стационар.  Так вот, этот Павел Васильевич нам рассказывал про старовера Греченева.  Мы его тоже знали, ему тогда уже далеко за шестьдесят было.  Набожный такой старик, веру блюдет, поучать молодежь любит.  А когда сам молодым был, слава о нем окрест та еще шла.  Напьется когда, на лошадь с гармошкой заскочит и от заимки до Назимово  —  а это три с половиной километра  —  стоя на лошади, на полном скаку на гармошке играет.  Все километры сначала туда, потом обратно.  Такой вот ухарь был.

       Рассказ третий.

          В экспедиции в Восточных Саянах нас по реке Барбетай возили староверы на длинных лодках.  Река горная, поэтому лодка должна быть длинной 9 – 12 метров, чтобы вставала на три волны.  Когда идешь на ней по валу, то она нормально проходит, а короткая лодка в волну зарывается.  Булькнешь и всё  —  только пузыри кверху.  Провезли они нас через пороги, а дальше нам пешком идти.  Надо мужиков благодарить, рассчитываться.  Ну, а самая конвертируемая валюта в тайге, это все полевики знают  —  спирт.  Он у нас во фляжках.  Одну из них мы им и отдали.  Собираем вещи, перетаскиваемся, а они быстренько фляжку открыли и по кружкам.  Слышим только  —  буль-буль-буль.  И разговор.  Один другому говорит: 

       —  Будя, будя.

       —  Так тож тобе.

       —  Ну, тогда еще плесни, не жалей.

       Этот их разговор в нашем полевом фольклоре навсегда остался.

       Рассказ четвертый.

               —  А то еще одна встреча у меня со староверами была.  Это уже в Томской области, на Чулыме.  Я тогда в Васюганье  за клюквой поехал с другом.  И познакомились мы там с дедом-старовером.  Пошли с ним клюкву брать.  И бабка его с нами увязалась.  День проходили, и чем-то мы ему приглянулись.  На завтра он нас домой к себе приглашает.  Пришли.

       —  Бабка, накрывай на стол!  —  кричит.

       Бабка, видим, не очень рада, но стол все-таки накрывает.  Стерлядь малосол достает, стерлядь копченую.  А дед снова кричит:  —  Я тебе сказал, стол накрывай!

       Так я вам скажу, чего только на этом столе тогда не было.  И стал он нас своими напитками потчевать.  Сам, конечно, тоже не отставал.  А ему где-то уже под 70 наверное было.  Разговорился.  Интереснейший дед оказался.   Около сорока медведей за жизнь добыл.  По молодости на них еще с рогатиной ходил.  А потом и вовсе разоткровенничался.

       —  Меня бабка моя не любит.

       —  А что такое?

       —  За то, что я всех молодых баб тут до сих пор врачую.  Всем животы правлю.  Лечиться ко мне идут.  Одна родить никак не может, другая.  Я им всем животы правлю, после этого рожают.

       Потом сидел, сидел и говорит:  —  Сила во мне имеется.  Наскрозь все вижу.

       —  Как так?

       —  А вот так.  Еду в поезде, напротив баба сидит.  Ну и затеялся какой-то разговор с пассажирами  —  то, да се.  Гляжу, врет она все.  Говорю:  — «Ты мне это дело не рассказывай, я тебя наскрозь вижу».  Баба на дыбки:  «Быть того не может!»  «Может,  —  говорю.  —  Вот на тебе сейчас трое штанов, одна резинка слабая».  Та так рот и раскрыла:  —  «И правда…»

       Много он нам тогда чего рассказывал, вспомню, в следующий раз расскажу.

       Рассказывает артист С. БОЙКОВ.

       Приехали мы как-то в Ярославль на гастроли.  Поселили нас в гостинице «Медведь»  —  самая тогда лучшая гостиница в Ярославле.  Эпохи сталинского классицизма  —  огромные номера, потолки под четыре метра, бронзовые люстры, коридоры конца не видать.  Мы словно из нашей обычной начала перестройки действительности в какой-то другой мир попали.  Но и мы для обслуживающего персонала  —  горничных там, консьержек, швейцаров  —  тоже экзотика.  Сибиряки!  Они ж о Сибири только по слухам да по фильмам знают: «Сказание о земле Сибирской», «Сибириада», ну и прочая лапша на ушах.  И все с расспросами пристают:  —  Как там у вас в Сибири?  Холодно?

       —  Конечно, холодно.

       —  А как?

       —  Ну, градусов 50 – 60.  Бывает и 70.

       —  Говорят, там у вас медведей много?

       Надоели со своими расспросами.  Будто мы из другой страны приехали.  Смотрят на нас, как на негров из Зимбабве.  В общем, достали.  Как-то снова начали про медведей.  Я не выдержал и говорю:  —  Полно у нас медведей.  Надоели, сил нет.  Идешь по улице, а тебе навстречу то один медведь, то другой.

       —  Что,  —  спрашивает,  —  так и ходят по городу?

       —  Да мы уже к ним привыкли.

       —  Не страшно?

       —  А чего бояться?  Они у нас с пониманием, сознательные, цивилизованные.

       —  Серьезно, что ль?

       —  Натурально.  Я тут один раз в троллейбус захожу, а он на задней площадке устроился.  Едет себе, как ни в чем ни бывало.

       Эта, которая спрашивала, аж рот раскрыла:  —  А дальше-то чего?

       —  Да ничего.  Проехал остановку, вышел и пошел по своим делам.

       Она тогда швейцару кричит на весь коридор:  —  Слышь, дядя Вася, мы вот с тобой в старинном городе живем, Москва, считай, рядом, а от цивилизации совсем отстали.  У них там, в Сибири медведи с людьми в троллейбусе ездят, общаются.

       Так я до сих пор не знаю, кто из нас кого разыграл.

       Рассказывает В.Н. СЕДЫХ.

       Ну, о наших сибирских особенностях по всему белу свету разговор.  И правды, и брехни  —  всего хватает.  А вот о характере сибиряков действительно есть что рассказать.  О женщинах-сибирячках, к примеру.

       Расскажу один смешной случай.  О том, как грузины на нашу сибирячку обиделись.   Решили, что она их жестоко оскорбила.  А дело было так.

       В 1985 году наш директор института академик Александр Сергеевич Исаев решил организовать выездной семинар на большом трехпалубном теплоходе по маршруту Красноярск – Туруханск.  Со всей страны собрались специалисты по разработке методов использования аэрокосмических материалов и по решению различных экологических задач.   Человек 150 приехало, не меньше.

       Понятно, что как только теплоход отошел от Красноярска, народ загудел.  Симпозиум симпозиумом, но все научные разговоры велись параллельно с возлияниями вин слегка разбавляемых минеральной водой.  Общались в основном в своих компаниях, сложившимся по научным, профессиональным и чисто человеческим интересам.  У нас тоже сложилась очень симпатичная компания.  В общем, все, как обычно.

       Плывем, плывем и подходим, наконец, к Назимово, где у Александра Сергеевича в то время строился стационар, нацеленный на отработку тех самых методов, по поводу которых мы и собрались.  Руководитель, естественно, обещает нам по прибытии на стационар необыкновенное застолье, баньку и замечательный отдых.  В тайгу еще раньше выбросили группу охотников во главе со знаменитым Гриценко, чтобы они добыли к нашему приезду лося.  А мы тем временем ждем-не дождемся   высадки на берег, поскольку наше научное плаванье всем нам порядком надоело.  Наконец высадились в Назимово.  До застолья на стационаре, обещанного Исаевым, еще уйма времени, и мы со своей компанией решили проявить инициативу.   Пошли всей командой в деревню, купили барана и стали искать, кто бы нам его освежевал и пустил бы в дом, чтобы приготовить шашлыки и съесть их в содружестве с гостеприимным хозяином.  Всю деревню почти прошли  —  никто в дом не пускает.  Наконец все-таки отыскали большой добротный дом, хозяин которого говорит нам:  —  Никаких проблем.  И освежуем, и шашлыки приготовим и все остальное, что надо.  Потом мы узнали, что хозяин этого двора рабочий исаевского стационара, поэтому такое его гостеприимство было, в общем-то, естественным.

       Мигом и барана разделали, и шашлыки приготовили.  Хозяин в дополнение ко всему стерлядку достал, которую для будущего стационарного застолья приготовил.  Загуляли по-настоящему.  Было нас человек 25, и среди них двое грузин  —  Георгий и Кобо.  Гуляем, песни поем.  Оказалось, Георгий много наших частушек знает, в том числе и матершинных.  Стали они их с женой нашего хозяина Людмилой наперегонки выдавать.  Он выйдет по кругу  —  споет, она следом с платочком, еще более заковыристые выдает.  Баба она симпатичная, здоровая, бригадир доярок.  В честь гулянки свое лучшее платье, атласное, золотом шитое надела и весь вечер умилялась:  —  «Ой, никогда Грузинцев не видела!  Ой, да какие симпатичные!  Да еще сами ко мне в гости пришли!»  И снова частушку за частушкой выдает.  В общем, расслабились, гуляем.  Часов до четырех утра гуляли.  Пора на корабль возвращаться.  Пошли всей компанией.  Людка нас провожать пошла.  Прихватила с собой бутылку коньяка, рюмки для своих «грузинцев», ни на шаг от них не отходит.

       Мы с математиком Пяткиным впереди идем, о высоких материях рассуждаем.  Остальные поотстали.  А мы уже к теплоходу подошли, стоим, лалалякаем о космосе, о проблемах человечества.  Вдруг мимо Георгий и Кобо чуть ли не бегом.  Георгий злой, как черт, кричит:  —  С этими русскими ничего не поймешь!  Все им не так, и мы какие-то не такие, а они какие-то такие!

       —  Георгий, что случилось?

       —  Говорить даже не хочу!

       —  Кобо, ты хоть скажи.

       —  Потом расскажу.

       Ушли на теплоход.  Мы стоим с Пяткиным, ничего не поймем.  Что случилось, что за скандал?

       Ну, потом все остальные подошли, рассказали.  Вышли они всей толпой на берег Енисея и стали на посошок выпивать.  А Людка все свое:  —  «Грузинцы!  Какие хорошие!  Как хорошо погуляли!  Как хорошо частушки пели!  Настоящие мужики!»  А потом кричит:  —  «Кто настоящие мужики, за мной!»  И прямо в своем праздничном платье, в туфлях с разбегу в Енисей.  И пошла саженками.  Вода градусов десять, а ей хоть бы что.  Выбралась потом на берег, стоит из туфель воду выливает.  Все к ней  —  что случилось?  Кобо с Георгием тоже к ней, пиджаками укрывают.  А она им:  —  «В гробу я вас теперь всех грузинцев видела!  Думала, вы мужики, а вы…»  И домой босиком подалась, туфли в руках держит.

       Утром симпозиум продолжается.  Смотрим, Александр появился, муж Людкин.  Ясное дело  —  погуляли хорошо, теперь бы опохмелиться.  Он к грузинам, а те от него.  Он тогда ко мне:  —  «В чем дело-то?  Вчера, вроде, все нормально было, а сегодня даже не здороваются».  Ну, повел я его опохмелиться и рассказал, как дело было, какой инцидент произошел.  А он хохочет:  —  «Все нормально.  Людка, когда напьется, всегда в Енисей плавать лезет.  Чего тут такого-то?  Нормальное дело».

       Потом, когда мы уже дальше поплыли, я с Георгием разговорился, объяснил ему все.  А он все никак успокоится не может.  Кровь горячая, обиделся, переживает.  Я тогда ему говорю:  —  Слушай, Георгий, если бы всего этого не случилось, ты бы уже забыл все.  А теперь вернешься в Грузию, всю жизнь помнить будешь.

       Так оно и получилось.  Несколько лет спустя я приехал в Грузию.  Встретились, и все вместе со смеху покатывались, вспоминая этот случай.

       Рассказывает А. ШИШКИН.

             Ну, если уж о сибирячках рассказы начались, то вот еще какой случай.  Даже не случай, а просто зарисовка.

       В деревне моей родной Галина Аркадьевна была учителем русского языка в нашей школе.  Я тогда в третьем классе учился.   Женщина она была крупная, метра под два ростом, а мужичонка у нее по сравнению с ней, совсем небольшенький.  Спартаком Михайловичем звали.  Да еще поддавал  крепко.

       И вот такая картина.  Иду я к деревенскому колодцу за водой.  А там Галина Аркадьевна стоит и с бабами треплется.  И Спартака Михайловича под мышкой на весу держит.  А он висит в полной отключке.  Я воды набрал, иду и оглядываюсь.  Дошел до поворота, метров 150.  А она как стояла со своим мужичком под мышкой, так и стоит, с бабами лясы точит.

       Рассказывает  В. Н. СЕДЫХ.

          Не буду менять тему.  Продолжаю о женщинах-сибирячках.

       Стояли мы тогда недалеко от Ханты-Мансийска.   Там на острове небольшой такой поселок Тренька.  Деревушка, дворов сорок, не больше.  Самые лучшие рыбацкие места там.  И осетр, и муксун, и какой только рыбы там нет.

       Прилетает как-то туда к нам сотрудник нашего института Мишуков Коля.  Надо встретить, устроить, накормит, напоить.  Устроить нет проблем.  Напоить тоже. А вот насчет накормить  —  сложнее.  Погода стоит мерзопакостная  —  конец августа, дожди.  В деревне грязь непролазная.  Смотрю, Коля наш на глазах скисает.

       —  Ладно,  —  говорю я ему.  —  Пойдем сейчас к дяде Пете.  У него посидим.

       А дядя Петя был мой знакомый рыбак, без одной ноги.  Но рыбак от Бога  —  все знает, все умеет.  Без улова никогда не остается.

       Пришли.  По дороге водки прихватили.  —  Вот,  —  говорим,  —  дядя Петя.  Твоя закуска, наша водка.  Принимай.

       Хозяйка стала на стол накрывать.  У Николая глаза на лоб:  икра черная осетровая, икра красная муксуновая, осетр, стерлядь копченая.  Ну, мы естественно загуляли.

       А хозяйка у дяди Пети такая крепенькая полухантайка, полурусская.  Секретарь парторганизации этой деревни.  Что-то там жарит, что-то варит, что-то готовит.  Приносит на стол то одно, то другое.  Мы с Колей разговорились, вспоминаем прошлые экспедиционные дела.  Дядя Петя сидит и молчит.  Он же рыбак, молчун.  Мы ему наливаем, он пьет и молчит.  А жена его такая подвижная, веселая.  Туда, сюда, принесет, присядет, улыбается, выпивает, снова на кухню.  Мы ей комплименты всякие отвешиваем за ее доброту, за гостеприимство.  Она смеется, ей приятно.  Дядя Петя сидел, сидел, слушал, слушал, смотрел и вдруг как своей большой заскорузлой рукой размахнется и жену по лицу.  Да сильно так.  Мы обомлели, не знаем, что делать.  Смотрим на дядю Петю, смотрим на хозяйку.  А она улыбается и говорит ему:  —  «Какой ты у меня, Петенька, мужик настоящий!  Так хорошо посидели, поговорили.  А теперь хватит, между прочим, с приличными людьми пить.  Нехорошо много пить, ведешь себя не аккуратно.  Пошли, Петенька, спать, пора спать, милый».  Берет его на руки и уносит.

       Мы сидим, смотрим друг на друга  —  уходить или как?  Она возвращается минут через десять.  «Все, спит мой милый, хорошо заснул.  А теперь, мужики, давайте гулять начнем».

       Рассказывает Б. АДАМОВИЧ.

           А я хочу рассказать о находчивости полевиков-геофизиков. 

       Прилетели мы тогда из Новокузнецка в экспедицию.  Надо было проверить в отрядах вертолетные площадки.  И вообще посмотреть, как дела.  Поехали на вездеходе с начальником экспедиции и начальником партии.  Добираемся до отряда, заходим в вагончик.  Сидят мужики чинно на нарах, вроде бы вполне приличные.  Начинаем расспрашивать  —  у них языки заплетаются, глаза в разные стороны.  Бухие.  Все, как один.  А тогда сухой закон, тем более, в поле.  С этим делом тогда строго было.  Стали разбираться.

       —  Пьяные?

       —  Нееет

       —  Как нет, если пьяные.  Где взяли?

       —  Никак нет, не пьяные.

       Начальник партии давай искать.  Под нарами все перешуровал, рюкзаки проверил, спальники вывернул  —  ничего!

       Я сижу на нарах, жду, и мне все сапоги резиновые мешают за спиной.  У них там в стену штыри вбиты деревянные и на них сапоги болотные висят, сушатся.  Я сапог в сторону, чтобы не мешал, а он тяжелый какой-то, на место возвращается и снова в спину уперся.  Встаю, перевесить хотел, а он тяжеленный, снять не могу.  Начальник партии сразу смикитил, снимает сапоги.  А в них брага.  Полные сапоги браги.

       Так он в них пачку соды высыпал.  «Все,  —  говорит,  —  Теперь две недели трезвые будут, пока снова не забродит.  Если вообще забродит.  Но две недели можно жить спокойно».

       Рассказывает А. ШИШКИН.

           А я еще о староверах.  Соколов, знакомый мой, рассказывал.  Он в лесоустройстве экспедицией руководил.   И вот такой рассказ.

       «Приходим мы к староверам на заимку. Стучимся.  Бабка из-за двери спрашивает:  —  Кто?

       —  Пустите, бабуля, переночевать.

       —  А сколько вас?

       —  Ну, я и таксатор еще.

       Она дверь открывает:  —  Заходи.  А таксатора к забору привяжи.

От редакции.

       Это наша первая встреча с клубом бывалых сибиряков.  Продолжение следует.