Драма

(рассказ в стиле биографического краеведения)

В один из июньских дней на нашем сельском кладбище хоронили Григория Старостенко. Хоронили не как всегда: огромная колонная людей за гробом растянулась на полкилометра. На кладбище играл духовой оркестр – душу разрывало от впервые слышанных мелодий… Когда опускали покойного в могилу, раздались оружейные залпы: стреляли по команде местные мужики – охотники. После трех выстрелов газетные пыжи медленно кружили в воздухе, опускались на раскрытую могилу, на плечи стоявших в трагическом молчании. Лет десять мне было тогда, но я отчетливо ощутил ужас происшедшего, когда стоявшие рядом обменивались репликами:

-Сколько дней он был у медведя?

-Говорят, четыре!

-Медведя-то убили?

-Не знаю. Да где его отыщешь!..

Григорий был выходцем из Турунтаево, но по окончании сельхозтехникума работал агрономом в соседнем Новоархангельске.

Как-то собрался он проверить дальние овсы. Взял с собой парня, помощника агронома по должности в колхозе. Вначале ехали вдвоём на велосипеде по глиняному проселку, затем пошли пешком в сторону таёжки – сперва по клеверищу, затем, ближе к краю тайги, пошли по овсу. Проверяли колос, прикидывали урожай.

-Вон там, у сваленной в кучу раскорчёвки, отдохнём, а потом посмотрим у кромки тайги – там влажней, овес будет ещё сильнее, чем здесь!

Прошли минут пять ещё, на краю полянки с кучей старых деревьев, оставшихся после привычной для этих мест очистки пашни путем выкорчёвывания деревьев, встретилась старая копна соломы.

-Вот здесь можно присесть, покурить!

Только Григорий проговорил это, как из-за копёшки встал на задних лапах, во весь рост, огромный медведь! Как говорят, нос к носу. Люди растерялись, опешили. Григорий рванул парня за руку, отбросил за себя, заслонив от медведя. Сам же инстинктивно замахнулся сумкой-планшетом и ударил зверя по морде. Заревел медведь, хватил лапой по голове Григория, зацепив когтями кепку вместе с волосами и кожей. Попутчик Григория как кинулся бежать, обезумев от страха, так вышел только на пятый день из леса: не знал, где находится. Медведь же ухватил агронома зубами за плечо и поволок в тайгу. Вначале чувствовал Григорий, как мнёт его зверь, слышал хруст собственных костей. Потом впал в беспамятство. Очнулся, захотелось пить.

-Что сейчас – ночь, день? Где я? Что со мной?

Пошевелил руками, ногами:

-Не слушаются!

Сверху чувствует на себе ветви. Вспомнил, что с ним случилось. Вроде плачет, но не так, как всегда. Хочет посмотреть – глаза болят сильно, ничего не видят.

Не знал он, что глаза медведь ему выдрал, когда играл с ним. Сытый был, да еще молодым овсом полакомился! Поэтому применил к Григорию свой известный ритуал: крупную дичь – косулю, лосенка, телка из стада медведь вначале мнёт, кости ломает, затем заваливает ветвями, землёй, запаривает. Когда туша начинает издавать запах тления, вот тогда приготовленное им «блюдо» готово к употреблению!

Услышал журчание:

-Ручей! Пить, пить…

Начал шевелиться всем телом, напрягать мышцы. Боль лишала сознания. Придёт в себя, жажда становится всё мучительнее, иногда начинает казаться: попить бы и всё пройдёт. Он шевелится, извивается, начинает заваливаться на бок. Оказывается, одна рука может двигаться. С трудом подтянул её к глазам, наткнулся на какое-то месиво, выше повел рукой – что-то свисает.

-Господи, это же кожа с волосами! Заправил её назад, прилепил к черепу. Боли здесь не чувствовал. Начал рукой подтягивать себя, цепляясь за кусты, бурелом. С каждым движением сознание меркло. Нашёл положение, когда в руке боль была не слишком острая. Дело пошло быстрее, ручей журчал всё ближе... Вот, наконец, он рядом. Рука уходит в жидкий ил у берега, опирается на глубине о камешки... Вода манила к себе, казалось, ничего уже его не остановит! Сполз прямо в воду, начал пить – долго, стараясь не захлебнуться. Всё равно вода не вся попадала в горло, шла назад носом.

-Напился! Господи, отлежаться бы здесь, может, найдут меня скоро…

Мысль о том, что могут его искать, посетила впервые и тут же овладела сознанием. Он представил себе, как его помощник рассказал в селе о нападении медведя, как зарыдала жена, заплакали дети… А председатель собирает мужиков с ружьями и на лошадях, а то и на ГАЗ – 67 едут за ним. А потом в больницу, в Турунтаево... Там помогут! Вера Фёдоровна с того света поднимет, главное, к ней бы скорее!..

-Пусть парнишка к вечеру только дошёл, ночью не рискнут начать искать, значит, ждать надо! Вот только неясно: сейчас ночь или день? Ничего, продержусь, вода холодная, боли меньше стало…

Услышал вдруг, что, кроме звуков ручья, появился посторонний – треск сушняка.

-Э-э-й, здесь я-я-я!..

Вместо крика из горла вырывалось сипение.

-Громче надо, пройдут мимо, в тайге такой бурелом, что и рядом, в метре ничего не увидишь!.. Э-э-й!..

Треск ближе, кто-то хватает его за ногу.

-Осторожнее, больно же!

Острые зубы медведя впились в воспаленную человеческую плоть, сознание Григория угасло…

Долго мял, забавлялся медведь со своей жертвой. Ничего не ощущал агроном. Очнулся не скоро, сознание плыло. Виделась жена, склонившаяся над ним и говорившая:

-Вот сейчас Вера Фёдоровна полечит тебя!

Председатель будто спрашивал:

-Как овсы-то нынче? Поспеют во время, до снега? Смотри, чтоб не осыпались, следи, срок уборки не проворонь!

Потом увидел, как медведь навалился на всех и потащил... Боли Григорий не чувствовал, сознание прояснилось. Понял, что медведь куда-то волочёт его.

Медведь протащил добычу с берега ручья по тайге метров тридцать, на поляну, неподалеку от прошлогодней зимовки. Разгрёб старый муравейник, бросил свою ношу туда, загрёб снова, потоптался сверху.

Когда к концу третьего дня к поискам пропавшего человека привлекли Михаила Ткачёва, опытного турунтаевского медвежатника, тот прочел по следам все эволюции зверя со своей жертвой и вышел на всё ещё шевелящуюся кучу. Григорий слабо постанывал, когда муравьиную кучу разгребли, а его уложили на брезентовый плащ и потащили по тайге, через овсяное поле, к дороге. Хотели грузить на телегу, но Ткачёв сказал:

-Гоните за машиной! И жену с детьми прихватите, может, бедный, продержится сколько…

Приехал председатель, из машины выскочила жена Григория.

-Тихо, тихо, не трогай его зря, переломан он!

Раскрыли полностью плащ – жена осела в дорожную пыль, увидев бесформенное, изуродованное, в рваных ранах тело, лицо багровое, в ошметках кожи…

-Не надо его больше трогать, мужики. Очнётся жена, может, получится, поговорит с ним.

-Кто здесь, где я…

Чуть слышно, булькая сломанным горлом и повреждёнными лёгкими, Григорий начал говорить, прерывая свою невнятную речь всхлипываниями. Привели в чувство жену. Она потребовала везти мужа в Турунтаево. Прекословить не стали. Положили искалеченного на заднее сидение, как могли, голову пристроили на колени рыдающей жене. Столпились у «газика» все, кто был здесь. Все плакали, не стыдились. Бывшие фронтовики говорили:

-Даже фашисты меньше изгалялись над партизанами! А этот, изверг, что наделал!

-Людоед!

Произнесённое охотником Ткачёвым слово пронзило сознание людей:

-Людоед! Слышали от старых людей про такое – страшно! Что делать-то?

-Вы мужики, езжайте сейчас домой, перезарядите патроны жаканами и ждите меня завтра. Мы его возьмём!

Сел в «газик», машина тронулась. Григорий узнал жену, пытался рассказывать. Многое в этом рассказе воспроизведено с её слов, когда она гостила позднее у родственников в Турунтаево. Кто знает, может быть, описание его переживаний дошло и до читающего эти строки в редакции самого пострадавшего от медведя...

Григорий, рассказывая, не знал, сколько он провёл в тайге времени. В забытьи рыдал. Жена боялась его погладить – не знала, куда можно приложить ладонь.

В углу рта запузырилась кровь.

-Остановитесь!

-Да осталось немного, километра нет!

-Остановитесь, ради бога!    

Ткачёв глянул назад:

-Стой!

Вышли мужики из машины, подошли к открытым задним дверкам. Григорий уже не хрипел.