Кондратюк Юрий Васильевич

В погоне за Луною

Кондратюк Юрий Васильевич (1897-1942)

один из основоположников отечественной космонавтики. В начале XX века рассчитал оптимальную траекторию полёта к Луне.
 

Печатается по книге:

«Созидатели»: очерки о людях, вписавших свое имя в историю Новосибирска. Т. I. С. 210-221.

Составитель Н. А. Александров; Редактор Е. А. Городецкий.

Новосибирск: Клуб меценатов, 2003. – Т.1. - 512 с.; Т.2. - 496 с.

Что прежде всего приходит в голову, когда речь идет об отечественной космонавтике? Мы первыми запустили спутник. Первый космонавт в истории человечества – наш. Раньше остальных мы вышли в открытый космос. Имена, которые мгновенно всплывают в сознании при слове «космос», – Гагарин, Королев, Циолковский. Безусловно, это величайшие люди своего времени, о них написаны книги, сняты кинофильмы – они знакомы нам еще со школьной скамьи.

А что мы знаем о Кондратюке? Ну, был такой инженер-конструктор, тоже что-то изобретал… вот, пожалуй, и все. А между тем это был не просто гениальный ученый, но и удивительнейший человек очень сложной, даже трагической судьбы, которая сыграла с ним злую шутку. Гений-самоучка, печальный рыцарь, влюбленный в Небо, но вынужденный жить под чужим именем и заниматься чуждым ему делом, так и не осуществивший свою заветную мечту. Неудивительно, что о Кондратюке мы знаем так мало: на долгие годы его имя вообще оказалось вычеркнуто из истории. Потом Кондратюка, к счастью, все же вспомнили – но в его биографии еще долго оставались «белые пятна». И самой главной тайной была загадка имени.

Впрочем, расскажем обо всем по порядку.

21 июня 1897 года в Полтаве в семье студента и учительницы городской гимназии родился мальчик. «Александр Игнатьевич Шаргей», – вывел чиновник в свидетельстве о рождении.

Детство Саши едва ли можно назвать счастливым: вскоре после родов его мать тяжело заболела и была отправлена в колонию для душевнобольных, откуда больше не возвращалась. Отец, «вечный студент», так и не доучившись, скончался в 1910 году от внезапной и страшной болезни. Воспитанием осиротевшего мальчишки пришлось заняться бабушке с дедушкой.

Интерес к разного рода механизмам, их устройству, равно как и способность к беглому чтению и быстрому счету, заметили в нем очень рано. Любимым Сашиным занятием было чтение. Выпросив «что-нибудь про технику», он прятался в саду и изучал довольно непростые учебники и книги, после чего на свет появлялись жестяные мельнички, пароходы и паровозы…

«Можно ли заменить чем-нибудь пружину, чтобы завод не кончался?» – подумал он однажды, разглядывая дедушкин граммофон. Все, что он изобретет много позже, будет начинаться с подобного же вопроса: «Как сделать так, чтобы было лучше, рациональнее, эффективнее?»

Но это произойдет потом. А пока что 19-летний гимназист оканчивает классы с серебряной медалью – надо ли говорить, что особых успехов он добился в физике и математике, проштудировав по этим предметам гору книг. К концу шестого года обучения, помимо изобретенных водяной и паровой турбин, гусеничного автомобиля и часов с длительным заводом, у Александра уже имелась и первая собственная рукопись о космических полетах – четыре ученические тетрадки, сшитые вместе и исписанные карандашом.

С 16-летнего возраста, – напишет он через несколько лет Циолковскому, – с тех пор, как я определил осуществимость вылета с Земли, – достижение этого стало целью моей жизни.

Трудно сказать, что в свое время послужило причиной тому, что мальчик устремил взор единственно в небо, в бескрайние космические просторы. Но на земле ему оказалось тесно. Еще в детстве обозначив своей целью достижение других планет, он остался верен ей до конца и шел к этой цели с невероятным упорством. Трудно даже представить себе, какой стремительнейший взлет ожидал этого человека, если бы не война и не революция.

Едва Александр Шаргей, теперь уже студент механического отделения Петроградского политехнического института, приступил к учебе, как его призвали на фронт. Шла первая мировая. И вот наступил 1917 год, ставший для миллионов людей поворотным, в корне изменившим их жизни.

Куда только ни бросала судьба Александра, но в 1918-м он оказался у деникинцев. Документы у него, естественно забрали. Но воевать за «белое дело» он не желал и однажды, когда эшелон двинулся в Одессу, просто «отстал» от него. Ценой за побег стало его собственное имя. Между тем в стране, где шла жестокая гражданская война, находиться в таком нелегальном положении было крайне опасно. Некоторое время Александр жил у разных своих родственников и знакомых, но долго так продолжаться не могло. Нужно было что-то делать.

Удобный случай представился в 1921 году. Мачеха Александра раздобыла у одной из своих знакомых документы недавно умершего… Юрия Васильевича Кондратюка. С этого самого дня Шаргей стал Кондратюком. Причем взял не только имя, но также год и место рождения покойного (1900 год, г. Луцк), «помолодев», таким образом, на три года. О настоящем Юрии Кондратюке мы знаем только, что это был студент одного из университетов, скончавшийся в 21 год от чахотки.

Итак, прошлое оказалось перечеркнуто. Началась совсем другая жизнь – под чужим именем. Юрий Васильевич – станем теперь называть его так – весьма тяготился вынужденным своим «нелегальным» положением. Страх разоблачения стал с тех пор постоянным его спутником, ведь если бы всплыло его белогвардейское прошлое, трудно даже представить, какие последствия это могло бы иметь. Клеймо белогвардейца равнялось фактически клейму смертника.

Несмотря на такой поворот судьбы, жизнь продолжалась. Естественно, о том, чтобы учиться дальше, не могло быть и речи. И талантливейший исследователь космических полетов вынужден был не только взять чужое имя, но и заняться не тем, о чем мечтал. Кем только ни довелось ему работать в первые годы Советской республики – от смазчика и сцепщика вагонов до механика элеваторов. Последнее, собственно, и стало основной его профессией на долгие годы. Но вынужденные тяготы и передряги не сломили этого человека. Все свободное от работы время он проводил за чтением книг и главным трудом своей жизни – теоретическим исследованием космических полетов.

В 1925 году Кондратюк едет в Москву в надежде опубликовать свой труд и получить признание. В Госиздате его приняли достаточно прохладно и направили в Главнауку. «Хорошо, мы покажем вашу работу специалистам, – пообещали там Кондратюку. – Если все одобрят ее, тогда…»

В следующем году Кондратюк получил отзыв инженера-механика Владимира Петровича Ветчинкина. Ветчинкин писал, что блестящую работу следует немедленно опубликовать, а самого Юрия Васильевича перевести на службу в столицу, создав все условия для работы. Однако, несмотря на такой отзыв, издавать рукопись не торопились. Началась долгая волокита. Прошел год, другой. Ничего за это время так и не сдвинулось с мертвой точки, интерес к Кондратюку в Москве скоро потеряли. Все, кроме Ветчинкина.

А безвестный гений-самоучка так и оставался обычным инженером. Впрочем, нет, конечно же, не обычным. Он никогда ничего не делал спустя рукава. Все, к чему он прикасался, становилось удивительно слаженным, чудесным, хитроумным. Все его старания служили одному – принести людям пользу. И это прекрасно у него получалось.

В разное время Ю. В. Кондратюк работал на Украине, Кубани, Северном Кавказе. И вот в 1927 году он уезжает в далекий Новосибирск.

Новосибирский период жизни Кондратюка тесно связан с семейством Горчаковых. Перед тем как приехать в наш город, Кондратюк работал старшим механиком на Эльхотовском элеваторе в Северной Осетии. На эту должность пригласил его в свое время Петр Кириллович Горчаков – один из руководителей объединения «Хлебопродукт». Они прекрасно сработались, хорошо узнали друг друга, и вот, когда строительство элеватора было окончено и Горчакова перевели в Сибирскую краевую контору «Хлебопродукта», он предложил своему товарищу и коллеге отправиться вместе с ним. Так Кондратюк оказался в нашем городе.

Но перед тем как прибыть сюда, он заехал-таки в Москву, где, увы, все еще не торопились издать его труд. В столице он впервые встретился с будущим профессором В. П. Ветчинкиным. Нетрудно догадаться, о чем они беседовали несколько часов подряд, – конечно же, о межзвездных полетах. Ветчинкин обещал отредактировать рукопись Кондратюка и написать предисловие, чему тот был безмерно рад.

И, конечно же, Юрий Васильевич не мог не пробежаться по книжным магазинам столицы. В одном из них он купил новенький «Инженерный справочник», который увез с собой в Новосибирск и который стал его настольной книгой. Именно эта потрепанная книжка с массой пометок ученого хранится сейчас в нашем краеведческом музее.

В Сибири Кондратюк продолжает ставшую уже привычной работу – строительство и механизацию элеваторов. Новые сооружения приходилось возводить по всей области и даже за ее пределами; где он только ни побывал! Не было в те времена, наверное, ни одного крупного элеватора, который не был бы «знаком» с Юрием Васильевичем. Работа шла хорошо – как-никак, опыта Кондратюку-инженеру было не занимать. Вот только времени на межпланетные пространства оставалось слишком мало. Собственно, в самом Новосибирске Кондратюк проводил очень немного времени: работа его состояла из сплошных командировок. Но ему это не было в тягость, он никому и никогда не жаловался – наверное, даже самому себе. Он даже слово «отдых» не любил, недоумевая: как это можно просто отдыхать, ничего не делая? Да, кто бы из тогдашних рабочих мог представить себе, что этот неприметный с виду человек в неизменной брезентовой робе, с руками работяги, перепачканными машинным маслом, выводит ночами сложнейшие формулы и уносится мыслью в неизведанные глубины космоса…

Но вернемся к Горчакову. Он, его жена Ольга Николаевна и дочь Люся стали, пожалуй, единственными близкими ему людьми в чужом городе. «Кондратюк был нашим другом, – вспоминает Ольга Николаевна. Юрич, Юрисик, Юрочка – так звали мы его. Мы любили и ценили Юрия Васильевича. С годами он стал не только другом, но и членом нашей семьи».

И, несмотря на то, что работа – как «хлебная», так и «космическая» – отнимала у Кондратюка основное время, он все же умудрялся найти иногда часок-другой, чтобы отвести душу в кругу близких людей, чем доставлял большую радость не только им, но и себе.

Нет, он не был затворником, которого не интересовало ничего кроме математических расчетов. Каждый раз, когда ему удавалось зайти к Горчаковым, это был маленький праздник. Все – и гость в том числе – принимались шутить, веселиться, подтрунивать друг над другом. Особенно любили разнообразные интеллектуальные игры, одна из которых, выдуманная ими самими, состояла в том, что о каждом из присутствующих кто-нибудь слагал стихи, остальным же следовало угадать, о ком идет речь. Вот одно из этих стихотворений-описаний:

Пугает и тревожит

Твой одичалый вид.

Оброс ты и не брит,

Что сердце твое гложет?

Витаешь где-то ты

В погоне за Луною…

Брось детские мечты,

Займись жизнью земною…

Нетрудно догадаться, о ком идет речь в этом экспромте. Те, кто сочинил его, хорошо знали Юрия Николаевича, знали и любили. И – может быть, сами того не осознавая – где-то в глубине души все же верили, что придет время, когда его «мечтания» воплотятся в жизнь. Жаль, что самого Кондратюка тогда уже не будет на этом свете…

Каким же запомнили новосибирцы этого человека? Вот один из самых типичных его портретов: Он был высокий, худощавый, имел большие, черные, живые глаза, волнистую шевелюру и небольшую бородку клинышком. Это был очень скромный, доброжелательный, тактичный и сдержанный человек. Он никогда не позволял себе грубого тона. Одевался Юрий Васильевич очень просто. Таким запомнила его чертежница из группы Горчакова.

Разговаривать с Юрием Васильевичем было сущим удовольствием, – пишет в своих воспоминаниях один из коллег Кондратюка. – Он был богато наделен чувством юмора. Мысли его были острыми, быстрыми и блестящими.

В глазах сослуживцев, соседей и знакомых он выглядел этаким Дон Кихотом. Такой же странноватый, порой одетый несколько нелепо. Рыцарь печального образа, выбравший «дамой сердца» Луну – свою Дульцинею. Но все его любили, ласково называли кто «наш Юрич», кто просто «мил человек». Часто ранним утром его можно было застать спящим за рабочим столом – «задачкой увлекся», засиделся.

Рассеянность и странноватость – качества ученых, давно уже ставшие притчей во языцех. Не был исключением и Юрий Васильевич. Он мог, например, машинально съесть тарелку печенья, выставленного на стол для всех, мог кушать суп вприкуску с сахаром или еще чем-нибудь сладким. А однажды уселся прямо на горячий пирог, только что вынутый из печи. Соседи жаловались, что, отправляясь утром на службу и проходя мимо их дома, Юрий в задумчивости то и дело ударялся головой о ставни, которые от этого закрывались. «Исправлюсь», – обещал он каждый раз. Но на следующий день все повторялось.

Причина такой рассеянности – постоянная погруженность в собственные мысли. Ведь ученый живет не столько в реальном мире, сколько в мире своих дум. И все, что от них отвлекает, – неправильно. Доподлинно известно, что Юрий Васильевич не курил папирос и никогда не пил спиртного – даже пива. «Глупости все это…» – говорил он. Алкогольных напитков он не признавал по той причине, что от них «голова хуже работает». Действительно, голова ученого должна всегда быть ясной. Зато сладости Юрий Васильевич любил: еще в детстве он где-то вычитал, что сахар улучшает работу мозга… Карманы его пиджака всегда были набиты карамельками.

Как и подобает истинному служителю науки, Кондратюк вел аскетический образ жизни, довольствуясь только самым необходимым. Когда в свои права вступала суровая сибирская зима, неизменным спутником Кондратюка становился старый овчинный тулуп без пуговиц с высоким воротником. «Моя универсальная ротонда» – так называл его инженер. Тулуп этот действительно был универсальным: в разное время суток выполняя функции то одежды, то матраца или одеяла. Очень удивил он жителей Камня-на-Оби: одна нога была обута в ботинок, другая – в обрезанный сапог. Летом же Кондратюк ходил обычно в брезентовой робе и внешне ничем не отличался от простого рабочего, а в жаркую пору мог прийти на работу в сандалиях на босу ногу.

Получая достаточно большую по тем временам зарплату, на себя Юрий Васильевич практически не тратился – имеющуюся наличность он в основном рассылал родственникам да знакомым, которые, как он считал, нуждались в деньгах гораздо больше его. Многие брали у него в долг, некоторые не отдавали… Впрочем, Кондратюка это мало заботило.

Сослуживцы его любили и считали хорошим товарищем, на которого можно положиться во всем. Особенно он любил молодежь – всегда был готов помочь, объяснить, научить. А вот ругать подчиненных совершенно не умел – даже если они этого заслуживали. Горчаков часто делал ему замечание, что тот распустил своих сотрудников. Кондратюка эти замечания приводили в замешательство. Он даже специально репетировал, как строгим голосом будет распекать провинившихся, но, увидев перед собой живого человека, не мог повторить заученного урока.

К женщинам Кондратюк не проявлял особого интереса, но при этом был джентльменом до мозга костей. Известен такой случай. Однажды в его присутствии кто-то из мужчин позволил себе прочесть непристойный стишок. И хотя никто из женщин ничего не понял (латыни женский пол не разумел), Юрий Васильевич не замедлил подойти к шутнику и, сверкнув глазами, произнес:

– За то, что вы осмелились сейчас сказать в присутствии женщин, бьют по физиономии. Убирайтесь отсюда немедленно!

Запомнили этот случай именно потому, что все считали Кондратюка кротким и совершенно безобидным. А тут нате вам – «по физиономии»… Пожалуй, действительно, если бы при нем оскорбили женщину, наглецу досталось бы по первое число!

Юрия Васильевича, кстати, не раз пробовали «поженить» товарищи и коллеги. Кондратюк, улыбаясь, выгребал из кармана конфеты и угощал даму. На этом, собственно, все и заканчивалось…

Между тем работа над завоеванием межзвездных пространств продолжалась, а времени на нее было по-прежнему мало. Но в начале лета 1928 года Горчаков отправляет Кондратюка в далекую глухую деревушку Ингаш – прорабом. Собственно, смысл этого перевода состоял в том, что прорабом Кондратюк там только числился, благодаря чему все свое время смог посвятить научным изысканиям. Но была и другая причина «исчезновения»: в то время в Москве начался процесс по «шахтинскому делу», и по всей стране стали искать «инженеров-вредителей».

И вот книга почти готова. Осенью того же года Юрий Васильевич вернулся в Новосибирск, чтобы наконец-то издать ее… за свой счет: на Москву он уже не надеялся. Пришлось помучиться с типографией: тамошние работники, ничего не смысля в формулах, постоянно ляпали кучу ошибок. Наконец чудо свершилось. Книга «Завоевание межпланетных пространств» увидела свет. Это произошло в 1929 году.

Она была небольшая – меньше 100 страниц, – а тираж ее составлял всего 2000 экземпляров. Ю. Кондратюк. Завоевание межпланетных пространств. Под редакцией и с предисловием проф. В. П. Ветчинкина – значилось на обложке, которую украшал лаконичный рисунок автора – черный круг Земли, опоясанный стрелкой – траектория полета ракеты. На титульном листе можно было прочесть: ИЗДАНИЕ АВТОРА. Новосибирск, ул. Державина, 7. Именно по этому адресу проживал Юрий Васильевич Кондратюк в то время, когда его книга увидела свет. Это произошло в 1929 году.

После стольких лет напряженнейшей работы ученый смог взять в руки первый экземпляр своей книги. Рад иметь, наконец, возможность преподнести Вам свою книжку, – пишет он Ветчинкину. – Издал ее с большими мучениями и дьявольски дорого. Местные наборщики никак не могли справиться с формулами, а я был непрерывно в разъездах.

Один экземпляр он вручил, конечно же, Горчаковым. Ольга Николаевна спросила:

– Неужели вы действительно верите в осуществимость своей детской мечты?

Юрий Васильевич ответил:

– Верю, верю, милая Ольга Николаевна. Да вы и сами верите, не правда ли?

Выпуск книги отмечали с Горчаковыми. Все пили вино, а Юрий Васильевич – чай. Про него пели веселую песенку:

Женщин я не признаю,

С детства я Луну люблю.

О свиданьи с ней мечтаю,

Экипаж изобретаю.

Событие это Кондратюк считал главным в своей жизни. Он был уверен, что теперь-то его узнают, признают «своим», и его ракета вот-вот будет создана. Увы, он ошибался. Никто не бросился к нему с распростертыми объятиями. Даже коллеги, друзья, от всей души поздравлявшие Юрия Васильевича с этим событием, продолжали считать его мечтателем и фантазером.

Кондратюк рассчитывал, что ему вскоре предоставят все возможности для практического воплощения своих исследований, то есть для создания ракеты и осуществления первого полета. Но единственным положительным результатом стало то, что он завязал переписку с видными учеными того времени, в частности с Циолковским.

И вот судьба преподносит ему очередной сюрприз. Честнейшего работника, столько сделавшего на благо своей Родины, обвинили… во вредительстве. Что ж, как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Местное руководство пришло к выводу, что «Мастодонт» Кондратюка (зернохранилище в Камне-на-Оби), построенный без чертежей и без единого гвоздя, не выдержит и развалится, похоронив под грудой бревен несколько тысяч тонн зерна. «Вредительство», – однозначно заявили чиновники. Что ж, такое было тогда поветрие – поиски предателей, шпионов и вредителей, когда пострадали миллионы ни в чем не повинных людей.

Арестовали не только Кондратюка, но и Горчакова и еще нескольких человек из «Хлебстроя». Шел 1930 год. После продолжительного следствия Кондратюку выносят приговор – 3 года лагерей. Такой оказалась «благодарность» государства за неоценимый вклад в развитие отечественной науки и техники. К счастью (если это слово здесь вообще уместно), не прошло и полгода, как приговор был заменен высылкой для работы все в том же «Хлебстрое».

Но надежды на воплощение своей мечты уже рухнули. Печально известная 58-я статья – «Антисоветская деятельность» – отмечала тогда несмываемым клеймом всю оставшуюся жизнь.

«Завоевание межпланетных пространств» стало первой и последней книгой Кондратюка. Воплотить в жизнь то, о чем в ней говорилось, оказалось невозможным, по крайней мере – в обозримом будущем. А ведь он верил, что ракету можно построить уже в 20-е годы. Верил, что первым совершит космический полет…

Окончательно Горчакова и Кондратюка вызволила из плена…ветряная мельница. Дело в том, что в начале 30-х объявили конкурс на лучший проект ветряной электростанции (ВЭС) в Крыму – идею подал сам Орджоникидзе. Сначала Кондратюк занимался этим проектом без особого энтузиазма, но постепенно втянулся в работу. Идея увлекала его все больше и больше. По запросу Наркомтяжпрома в феврале 1933 года Кондратюку и Горчакову выдали разрешение на выезд в Москву. Потом разрешение дважды продлевали, а вскоре, видимо по ходатайству того же Орджоникидзе, досрочно освободили. Проект ВЭС Кондратюка признали лучшим. Казалось бы, снова стали открываться большие перспективы; ученый живет теперь в столице, ему предлагают работу в недавно созданной группе изучения реактивного движения (ГИРД), которую возглавляет сам Сергей Павлович Королев – о чем еще мечтать? Но Кондратюк отказывается от этого предложения. Почему? Скорее всего, он опасался разоблачения при проверке биографических данных, необходимой для устройства в столь серьезную организацию.

Профессор Ветчинкин выдвигал Кондратюка на ученую степень доктора технических наук – предложение это отклонили. Слишком многие не любили в Москве этого гения-самоучку.

Проект мощнейшей в мире ВЭС постигла, увы, та же участь, что и проект космического полета. Продолжавшаяся не один год волокита, бесконечные экспертизы и оценки «видных деятелей» окончились тем, что ВЭС признали нерентабельной, причем тогда, когда фундамент уже построили.

Нетрудно догадаться, какие чувства переполняли Юрия Васильевича. Но что он мог сделать – самоучка с белогвардейским прошлым и клеймом вредителя? Пожалуй, 30-е – годы после выхода его книги, оказались для Кондратюка самыми горькими. И самыми тревожными – в любой момент его могли арестовать: репрессии были в самом разгаре.

Началась Великая Отечественная. Юрий Васильевич долго не раздумывал и 6 июля 1941 года отправился добровольцем на фронт. Последнее его письмо с фронта пришло зимой 42-го.

Где и при каких обстоятельствах он погиб – до сих пор неизвестно. Были и другие версии его исчезновения. Некоторые полагали, что Кондратюк остался жив и, вторично сменив имя, покинул Россию, однако это мало похоже на правду. Тем не менее, ни места, ни точного времени гибели Кондратюка мы не знаем.

Он исчез, но, сколько полезного, нужного людям осталось после него! Это и элеваторный ковш – «ковш Кондратюка», который еще в предвоенные годы распространился по всей стране, и знаменитый «Мастодонт» – крупнейшее в мире деревянное зернохранилище, построенное без единого гвоздя, и подвесной мост в Новокузнецке, и проект мощнейшей ВЭС… Не говоря уже о достижениях в области исследования космических полетов.

Кондратюку принадлежит множество ценнейших идей; большинство из них рано или поздно нашли себе применение в жизни. Пожалуй, самая известная из них – это идея предварительного вывода корабля на орбиту Луны и использование небольшого взлетно-посадочного аппарата для высадки человека на ее поверхность. Именно по этой схеме в 1969 году осуществлен полет на Луну; «трасса Кондратюка» – так назвали ее впоследствии.

Разработок Ю. В. Кондратюка было очень много – в основном, конечно, в области ракетной техники. Это и использование кислородно-водородного топлива в ракетных двигателях, и турбонасосный агрегат для подачи топлива, и различные механизмы управления и ориентации ракеты – в частности, использование для космических маневров гравитации небесных тел. Некоторые из них, как оказалось, осуществили еще до Кондратюка – ведь работал он практически в полной изоляции и долго не имел возможности познакомиться с научными трудами ученых того времени.

Задолго до того, как полет в космос стал реально осуществим, Кондратюк тщательно прорабатывал все его детали. Он придумывал костюмы для космонавтов, специальные кресла для них, моделировал выход в открытый космос. Космические базы для заправки кораблей на орбите Земли и других планет – тоже его идея, не говоря уже о многоступенчатой ракете.

Впоследствии все эти идеи легли в основу современной космонавтики, но произошло это, к сожалению, уже после смерти ученого – настолько он опередил свое время.

Кондратюк смог бы сделать гораздо больше, если бы не жестокое время. Если бы не «век-волкодав». Господи, как же чудовищно несправедливо обошлась с ним его Родина!

Вспомнили о Кондратюке после смерти Сталина, в эпоху хрущевской оттепели. В 1970-м официально реабилитировали, признав невиновным в том, в чем его обвинили сорок лет назад, – во вредительстве. Еще через десять лет на экраны вышел фильм о Юрии Васильевиче Кондратюке, он назывался «Хлеб и Луна». Правда о Кондратюке возвращалась к нам по крупицам, шаг за шагом. Подлинное его имя стало известно многим лишь совсем недавно.

Имя этого человека – пусть и не то, настоящее, – все же вернулось к нам. Вернулось навсегда. Именем Кондратюка названа одна из площадей в Новосибирске, улицы российских городов, малая планета № 3084, лунный кратер. Созданы научно-мемориальные центры Кондратюка в Красноярском крае, Татарстане, Новосибирске. Любому новосибирцу хорошо знаком небольшой двухэтажный домик по улице Советской, 24, где жил когда-то ученый. Именно сюда принес он первые экземпляры своей книги. Здесь засыпал, просидев до глубокой ночи над чертежами. Теперь это его музей.

Нашего ученого помнят не только в России. Наверное, мало кто знает, что в домике на Советской, 24 побывал американский космонавт Нейл Армстронг, первым ступивший на Луну. Он нарочно приехал в наш город, чтобы посетить места, где жил и работал Кондратюк. И вот трогательный факт: Армстронг увез с собой в далекую Америку горсть земли с улицы Советской. Такое почтение к Кондратюку не случайно, ведь именно его схемой полета на Луну воспользовался американский ученый Джон Хуболт. Ровно через 40 лет после издания «Завоевания межпланетных пространств» в Новосибирске НАСА осуществила полет американских астронавтов на Луну на космическом корабле «Аполлон-11».

Что-то еще будет впереди? До каких планет сумеет добраться человек?.. Об этом можно только догадываться. Но пока с нашей грешной Земли стартуют космические корабли, имя Юрия Васильевича Кондратюка не будет забыто.